Нелегалка. 2009—2010 - Наталья Лазарева

Мне выделили самую большую комнату, с мебелью не знаю каких годов прошлого века – из тёмного дерева, украшенную резьбой, с огромной двуспальной кроватью из того же гарнитура, двумя комодами и трюмо. Над постелью – распятие. Хорошо. В детстве над моей кроватью висело распятие.

Молодая чета быстренько распрощалась. Галя стала вводить меня в курс дела.

Итак, мои обязанности:

1. Утром поднять Агату, одеть и усадить в инвалидную коляску.

2. Накормить Агату завтраком: кофе с молоком, в нём – размоченное печенье. Вымыть посуду.

3. Дать Агате таблетки.

4. Подмести полы и обтереть мокрой шваброй.

5. Вытереть пыль.

6. Загрузить бельё в стиральную машину, потом развесить.

7. Приготовить обед и ужин.

8. Уложить Агату на тихий час.

9. Накормить Агату обедом, вымыть посуду.

10. Накормить Агату ужином, вымыть посуду.

11. Вечером, вместе с Агатой, закрыть все окна и двери.

12. Уложить Агату спать.

13. Когда Агата попросит, возить её в туалет.

14. Банный день: вторник, пятница.

15. Рядом с Агатой постоянно должна быть питьевая вода.

16. Спать в одной комнате с Агатой.

Не смотря на то, что глажка белья в списке не значилась, я сразу же решила, что он слишком длинный. Надо подсократить, а заодно и подкорректировать.

Последний пункт был исключён сразу же. Я плохо переношу чьё-либо присутствие. Даже, будучи замужем, предпочитала спать отдельно.

Привычка объясняется просто: я росла одна, без отца и почти не видя матери. Школа с толпой детей, а потом и все работы, где приходилось общаться со множеством народа, сильно меня утомляли.

С детства я завидовала Обломову, но мне не повезло родиться барыней. Моё любимое состояние – статичное, положение – горизонтальное, расположение – на диване. Под настроение я люблю и шумные компании, но лучшая компания для меня – отсутствие любой компании. Я – одиночка.

В пятницу Галя предложила мне поучаствовать в купании старушки. Я напрочь отказалась делать что-либо до воскресенья. Объяснила, что буду внимательно смотреть и запоминать. Галя согласилась, что это разумно.

В пятницу я позавтракала и ушла гулять.

В субботу я позавтракала и ушла гулять.

Галя, одной ногой уже в России, не протестовала. В воскресенье рано утром её увезли в аэропорт.

Дети Агаты просили, чтобы я спала в той же комнате, что и Агата. Старушка тоже настаивала и всё тыкала пальцем на соседнюю койку. Детям я кивнула, старушке сказала: «Держи карман шире!», и каждый вечер удаляюсь в свои апартаменты.

Чтобы молодые не сомневались в моей искренности, по утрам видоизменяю постель, стоящую напротив Агатиной: мну подушку и комкаю одеяло.

Подозреваю, что ни сын, ни невестка ни за какие коврижки не согласились бы ночевать с мамашей. Во-первых, у неё на тумбочке стоит лампа, и она тысячу раз за ночь щёлкает выключателем. Во-вторых, у неё болят зубы (я так думаю), и Агата во сне часто ноет, громко и долго. Я поначалу пыталась её растолкать и выяснить, в чём дело – бесполезно, она даже не просыпалась. С зубами у неё беда – во рту торчат одни обломки, но вести её к стоматологу бессмысленно – рот раскрывается лишь настолько, что в него еле влезает чайная ложечка. А лечить под общим наркозом в таком состоянии – настоящее убийство.

Когда у Агаты прихватывает зубы, я достаю беруши. А лампу я тупо выдернула из розетки, надоело слушать щёлканье выключателя. Агате сказала: «Всё! Лампа больше не горит! Ты её сломала! Завтра скажу Джузеппе, чтобы починил!» (Никому ничего говорить не стала). На тот случай, если старушка боится темноты, – в длинном коридоре ночью горят настенные светильники.

Я поднимаюсь раньше старушки и завтракаю первой. Молоко и печенье, или булочки, или белый хлеб, очень вкусный. Нам приносят только белый, и это здорово, потому что чёрный я не ем. Затем – обязательное мороженое.

Пару дней я приспосабливалась к Агате и её инвалидной коляске. Галины показы меня не удовлетворили. Она всё делала с натугой, много суетилась. Она покаялась, что два раза роняла старушку на пол. Но Галя ниже меня, упитаннее и неповоротливее. Скоро я изобрела свой способ поднимать-сажать-укладывать Агату.

В понедельник Андреа позвала меня в душевую и объяснила, что мыться надо экономно. Я сказала: «No capito!» (Не поняла!) Она повторила. Я повторила: «No capito!»

Андреа прикрыла дверь и наглядно продемонстрировала, как берёт одноразовую, уже пропитанную мыльным раствором, мочалку-варежку, макает её в маленький тазик и намыливает тело, а только затем смывается душем.

После этого она, довольная собой, спросила, поняла ли я её. Я сделала глупейшую морду, разулыбалась от уха до уха: «No capito!» Синьора, раздосадовавшись, ушла на кухню.

Да знаю я всё про вашу экономию с горячей водой!

При мне в агентство приходила женщина, еле продержавшаяся на первом месте один месяц – ей вообще запретили пользоваться душем. Для личной гигиены дали кастрюльку, в которой раз в день разрешали нагревать воду.

Но я не вижу смысла экономить на себе, когда старушка переводит воду тоннами. У неё есть развлечение: она брязгается в раковине, самостоятельно включая кран.

Агате придётся поступиться этой маленькой радостью. И вот именно она теперь будет принимать душ по-итальянски.

Галя показывала совсем другое. Агату усаживала на стул и включала душ так сильно, словно хотела утопить старую синьору.

Итак, с душем проблем нет, и это радует. Ещё радует то, что в доме два туалета, то есть – два совмещённых санузла. В один я вожу Агату, другим пользуюсь сама.

Короче, я поделила дом на две части: свою и Агатину. Агата достаточно спокойна и абсолютно неразговорчива, поэтому я стараюсь пересекаться с ней лишь в случае крайней необходимости.

Так же, в свою пользу, решила вопрос со стиркой. Галя стирала свои вещи вместе с Агатиными. Но она была до такой степени небрезгливой, что даже допивала через соломинку специальные коктейли с какао, которые для больной покупают в местной аптеке целыми упаковками.

Мне, конечно же, было интересно, какой вкус у этих коктейлей. Я открыла одну бутылочку и всю выдула. Ерунда какая-то, нечто густое и сладкое.

Стираю так: сначала в машине крутится бельё Агаты. Потом засыпаю в пустой барабан порошок, наливаю кондиционер, устанавливаю температуру и режим стирки на максимум и нажимаю «пуск». После такой нехитрой санобработки загружаю свои вещи.

Одежду Агаты развешиваю на верёвках под крышей террасы, свою – на складной сушилке, которую нашла в прихожей и отмыла от пыли.

Галя кормила Агату с ложечки. У меня старушка ест сама. Но, на всякий случай, на столе лежит вторая ложка. Если кто-то приходит в такое время, я быстро сажусь к синьоре и командую: «Aprire la bocca!» (Открой рот!), хвалю: «Brava! Bene!» (Молодец! Хорошо!) Потом кладу ложку возле тарелки: «Ora mangio da solo!» (Теперь ешь сама!) и начинаю общаться с гостями.

Я – не чудовище, старушка вполне справляется с этими нехитрыми действиями. Единственная обида появляется на её лице, когда ей приходится есть мороженое. Мороженое тает, она расстраивается. Я, конечно, могла бы кормить её хотя бы мороженым, но, не дай бог, у неё случится ангина. Зачем старушке, которая давится даже чаем, больное горло?

А со временем я научила Агату есть руками. Другого выхода не было.

Очень быстро сделав вывод, что нет никакой разницы, кормлю ли я старую синьору, или она ест сама – большая часть еды, всё равно, вываливается через корзубый рот, я задумалась: «Как быть, и что делать?»

Про себя я стала звать синьору «Бабушка дырявый рот», но это был не чёрный, а горький юмор. Старушка вызывала острую жалость: невыносимо было смотреть, как она вздрагивает, нечаянно смахивая на пол лакомые кусочки.

Жалость – для меня лично – резко отрицательная эмоция. Я считаю, что, если человек испытывает это чувство, значит, что-то не так, и это надо исправить.

Я понаблюдала, как дети нарезают маме фрукты – большими кусками (для больной старухи – большими), да ещё дают ей вилку, и Агата ловит вилкой кругляши бананов, и роняет их, и печально-затравленно перегибаясь с кресла, выискивает взглядом упавшую еду, до которой не может дотянуться.

Да и уехавшая в Россию Галя кормила подопечную оригинально: сыпля проклятиями, втискивала ей между зубов ложку с едой, а, когда старушка начинала кашлять и махать руками, делала вывод: «Ну, вот мы и пообедали!» На этом трапеза заканчивалась.

Как-то я нарезала моцареллу на мелкие-мелкие, буквально пятимиллиметровые, кубики. Поставила одну тарелочку перед Агатой, вторую – перед собой и сказала: «Агата, ешь руками!»

Агата внимательно-презрительно оглядела меня, затем сложила руки перед собой и чем-то напомнила мне английскую королеву на официальном приёме.

Я пережила её презрение и повторила: «Ешь руками! Это – удобно!» и стала есть сыр, причмокивая от удовольствия. Старушкино лицо не изменилось.