Я подобрал это на свалке - Андрей Арсланович Мансуров

— Абсолютно исключено. Они примерно в тысячу триста раз глупее даже дразнилок. Ты… Дразнилок помнишь?

Ещё бы мне их забыть. Будь они неладны. Самовлюблённые придурки в перьях.

А тут… Мило. Абсолютно новый вид космических паразитов, никому доселе не известных. Жрущих любую материю. И надо же такому случиться, что открыл их именно я. Не хотелось бы, чтоб моим именем их и назвали. Особенно — посмертно…

А ещё я сильно боялся, как бы не притащить эту заразу на своём мезонно-инверсионном следе — к людям. Потому что рано или поздно мне придётся туда, к колониям землян, вернуться. Хотя бы для того, чтоб заправиться топливом для реакторов.

Вот уж не привлекает слава Герострата… Или того же Мирандона. Или десятков других идиотов, ставших причиной гибели десятка цветущих планет, или цивилизаций.

— Значит, говоришь, мозга у них нет?

— Почти. Того, что есть из центральной нервной системы, едва хватает, чтоб подавать сигналы соседям-родственничкам. Типа: «Сюда!», «Еда!», и «Сейчас размножусь!».

— Странно. Но… Как же они общаются? Вакуум же! И они же… Пустотелые?

— Они, как мне кажется, телепаты. Во всяком случае, передачи сигналов ни в одном из диапазонов я не засекла. А они — явно общаются. Друг другу не мешают. Зовут. И не дерутся за лакомый кусок, как случается даже у львов.

— Мило. Мы — первооткрыватели самых страшных монстров Вселенной. Легко закусывающих целыми Солнцами. Да ещё и телепатов. Знаешь, твоя идея насчёт чёрной дыры уже не кажется мне глупой. (Там же нет, насколько помню, ни материи, ни излучения!) Но…

Как бы нам их туда заманить?

— Вот уж — не проблема. Нужно только дождаться, пока от солнца ничего не останется, и снова… Погонять по космосу. Вот только…

— Да-да?

— Боюсь, двумя антеннами и четырьмя видеокамерами, как при «нырке» в хромосферу, не отделаемся.

Солнце доели через всего сутки. Число Пустотников, как я предложил их назвать, к этому времени исчислялось чем-то таким невероятно огромным… С двадцатью одним нулём. Мне это число ни в жизнь не выговорить.

Зато гнала нас по космосу вся эта армада, словно свора гончих — зайца. Небось, не много они «вкусно пахнущих» в своём протооблаке до сих пор видали. Если вообще — видали…

Ну, мы не подкачали: Мать даже специально заглушки, делающие наш след неопределимым для детекторов и сканнеров других скрапперов, всё норовящих проследить наши «рыбные места», отключила.

Чёрную дыру выбрали «понадёжней» — самую большую в ближайших окрестностях. А то — мало ли… Теперь зуб на зуб у меня не попадал даже во время обеда — потому что все шпангоуты и стрингеры «Лебедя» скрипели и тряслись так, словно он — осенняя яблоня, а мы с Матерью — садоводы, пытающиеся собрать урожай…

Э-э, ладно: пускай. Лишь бы нас самих не «собрали».

Однако на подлёте к самой дыре я поневоле зачесал в разных местах. В том числе и горячо любимом затылке. (Мать всё врёт: никакой плеши у меня там нет!)

— Скажи-ка, ласточка моя… Мы сами-то… Сможем из этой штуки, — я как раз обозревал устрашающе грозную Дыру, не столько видимую, сколько — воссозданную Матерью в виде компьютерной модели, — выскочить? Не хочется, конечно, быть переваренным в вакуум. Но, с другой стороны, не хочется и зависнуть где-то в недрах на пару веков…

— А-а, не парься, — этак легкомысленно заявляет моя умница, — Если ты о парадоксе Эйнштейна/Муроямы, так уже доказано, что никакого особенного искривления-замедления времени в околодырном пространстве нет. Оно — только внутри дыры.

— А… Что там есть?

— Да ничего особенного. Искажения кое-какие. Ну, может быть, несколько изменятся пропорции твоего тела, или «Лебедь» слегка сплющится… Или тебе может что-то этакое, необычное, пригрезиться… Фигня. Ничего такого, что повлияло бы на нормальное функционирование — что тебя, что механизмов корабля. Да и моих процессоров.

— Вот это мило, — говорю, — Пригрезиться? И ты только сейчас об этом говоришь?

— Я, конечно, могла бы предупредить и раньше. Но не думаю, что это повлияло бы на твоё и моё решение. Другого реально могущего бы сработать способа отделаться от гельминтов у нас всё равно нет. Тут-то — токсины и слабительное не примешь!

Да, пожалуй. Блинн…

Вот и пришлось снова залезть — теперь уже в капитанское противоперегрузочное кресло, пристегнуться со всех возможных сторон, да отдаться. На волю Матери и «Лебедя».

— Готов?

Я что-то неразборчивое промычал: не больно-то поговоришь с загубником подачи кислорода во рту.

— Ну, я начинаю!

Чувствую — точно. Начинает. «Лебедь» опять затрясло, и меня вдавило в кресло.

Лететь, собственно, недалеко, (ну, по нашим меркам!) да и дыра… Вся — как на ладони. А красивая, зар-раза… Переливается. Если можно так сказать про пучины «неизведанного» космоса, деформируемые жуткими по силе полями, и градиентами напряжений.

Оглядываюсь (Правильней всё же сказать — кошусь. Потому что опять уж как-то слишком сильно меня вжало: не шевельнуться!) на боковой монитор.

Точно: вся чёртова свора отожравшихся ублюдков, вожделеющих, словно стая волков на кровь оленя, или акула — на раненного тюленя, (Вот: уже стихами думаю!) на мой «инверсионный» след, ломится прямо за мной. (Интересно, что они при этом ощущают?! Азарт погони? Голод? Злость на убегающую «еду»?..) И никого не останавливает перспектива навечно зависнуть в «петле времени». Впрочем, если верить Матери, эта гипотеза подтверждена лишь для внутренностей Дыры… Но удержит ли это в самой Дыре этих уродов?!

Впрочем, раньше надо было об этом думать!

Слышу голос Матери:

— Точно. Раньше надо было думать и спрашивать. Но сказать могу: удержит их там так называемая «система ниппель». То есть — туда — дуй, а оттуда — …! Или, выражаясь, как говорит техник Васся, культурно, ничего не возвращается. А мы, если ты ещё не понял, вовсе не собираемся туда, прямо вот так, очертя голову, лететь. Я проложила курс таким образом, чтоб «Лебедь» прошёл по градиентам тяготения, лишь на пять процентов ниже, чем мы можем развить движками в противодействии «затягиванию» и «замедлению времени». Так мы сможем удержаться в почти нормальном пространстве. И времени.

За одно только не поручусь.

За то, что твои ощущения при этом манёвре окажутся не… искажены.

А вот это она вовремя сказала!

Потому что ощущения тут же оказались… Искажены!

Да ещё как!!!..

Вначале поразил нарастающий гул в ушах. Словно я взлетаю на самолёте — обычном самолёте с крыльями и реактивно-плазменными движками. Потом этот гул как-то… Упорядочился, что ли — и вот я уже слышу монументально-торжественный, словно настоящий церковный, орган!