Алое восстание - Пирс Браун

Это не вызов, говорит он тихо, только мне. После той совместной экзекуции Тактус стал другим человеком. При всех его ухмылках и подшучиваниях слушается с полуслова, и сейчас вижу, что вопрос искренний.

– Будем давить Аполлона, – отвечаю так же тихо.

– Обязательно его? Значит, мы не просто всех подряд бьем?

Его тон меня настораживает. Вообще, в Тактусе есть что-то кошачье, та же хищная легкость в движениях, готовность убить походя, одним движением когтистой лапы. Ничего не стоит представить, как он свернулся в клубок или вылизывает себя.

– Знаешь, Жнец, – продолжает он, – я тут заметил кое-что на снегу… Следы, но не от ног.

– Лапы? Копыта?

– Нет, не угадал… – Он придвигается ближе и показывает руками. – Полосы, длинные такие. – Я понимающе киваю. – Вот именно, гравиботы, над самым снегом. Не подскажешь, уважаемый вождь, зачем кураторы за нами тащатся, да еще в плащах-невидимках?

Я вздыхаю. Ему и невдомек, что весь этот шепот ни к чему, кольца-то у нас на пальцах.

Пожимаю плечами:

– Боятся нас.

– То есть тебя? – Тактус недоверчиво прищуривается. – Нет, тебе точно что-то известно… Виргинии говоришь, а нам – нет.

– Хочешь тоже узнать? – Поколебавшись, обнимаю его за плечи и говорю доверительно: – Вот сотрем к чертям с карты этого проклятого Аполлона, тогда расскажу.

Лицо его расплывается в хищной ухмылке.

– С превеликим удовольствием, добрый Жнец.

Мы сторонимся открытых мест и держимся поближе к реке, пробираясь все дальше на юг. Разведчики докладывают по радио новости о противнике. Здешние края все под рукой Аполлона, лишь иногда появляются небольшие отряды разведчиков Шакала. Странные у него люди, что-то в них зловещее. Я не перестаю думать о своем главном безликом враге. Что в нем такого ужасного? Неизвестно даже, какой он: высокий или коротышка, тощий или толстый, красавец или урод. Может, все дело в имени?

Всадники Плутона никогда не подъезжают близко, как бы мы их ни подманивали. Пакс несет штандарт Цереры как можно выше, золотой блеск заметен издалека. Однако бойцы Аполлона уже не раз соблазнялись шансом добыть легкую славу и повысить свой статус в братстве. Наскакивают глупо, по трое, по четверо, и лучники Цереры или копейщики Минервы легко расправляются с ними. Скрытая в снегу пика – отличное средство против кавалерии. Раз за разом мы пускаем им понемногу кровь, словно волки, загоняющие лося, но даем уйти и в плен не берем. Пускай разозлятся как следует, ожидая нас в гости, а новые рабы только задержат нас.

Вечером сидим с Паксом и Виргинией у костерка. Великан, оказывается, обожает поболтать. Говорит увлеченно, с пафосом, раздавая комплименты всем, кого упоминает, так что и не поймешь иногда, кто хороший, а кто плохой. Описывает в красках, как однажды сломал пополам отцовский скипетр, а в другой раз его приняли за ворона и чуть не отправили в Агогэ, где тренируют десантников для космических сражений.

– Я даже немного жалел, что не родился черным! – признается он с громогласным хохотом.

В детстве Пакс частенько сбегал из родительского летнего поместья в Новой Зеландии на Земле и участвовал вместе с воронами в учебных грабительских рейдах за провизией. Дрался с ними на равных за вкусные куски и даже утверждает, что всегда побеждал – пока не встретил Хельгу. Мы с Виргинией переглядываемся, едва сдерживая смех, когда он начинает расписывать ее королевские пропорции, огромные кулаки и мощные бедра.

– Большая, видно, была любовь, – замечаю я.

– Просто сокрушительная, – кивает Виргиния.

Утром меня будит Тактус, лицо его вытянуто и озабоченно.

– Наши лошадки решили прогуляться, все до одной. – Он кивает на незадачливых ночных караульных из Цереры, те пристыженно прячут глаза. – Эти даже не заметили ничего: только что кони были на месте, и вдруг их нет.

– Может, перепугались? – мрачно предполагает Пакс. – Ночью метель поднялась, вот и укрылись где-нибудь в лесу.

Виргиния показывает разорванные веревки и с сомнением качает головой:

– Это какая же сила нужна…

– Что думаешь, Тактус? – спрашиваю я.

Он бросает взгляд на Пакса и Виргинию и медлит с ответом.

– Ну, судя по следам…

– Хочешь сказать, что…

Тактус пожимает плечами:

– Ты знаешь, Жнец, что я хочу сказать.

Он прав, тут все ясно – работа кураторов.

Выводами я ни с кем не делюсь, но слухи разносятся быстро. Кучкуясь у костров, бойцы угрюмо перешептываются. Виргиния тоже не задает вопросов, хотя догадывается, что я о многом умалчиваю. В конце концов, лекарство для нее я тоже не в лесу нашел. Постараюсь отнестись к новой неприятности как к очередному испытанию. Когда начнется наше восстание, случиться может всякое. Что делать? Вдохнуть, выдохнуть и двигаться дальше, смирив гнев, – хотя мне это легче сказать, чем сделать.

Уходим в восточные леса. Без лошадей на равнине делать нечего. По донесениям разведчиков, замок Аполлона совсем близко, но как его взять, не имея в своем распоряжении фактора скорости?

Досадные помехи следуют одна за другой. Наши походные котелки, взятые из крепости Цереры, вдруг дали трещину. Все до одного. Бережно упакованный хлеб в рюкзаках оказался весь поеден какими-то жучками, которые хрустят на зубах и мерзко воняют. Конечно, наблюдателям извне все это может показаться случайностью, но я-то понимаю, что это значит. Кураторы предупреждают: «Поверни назад, не то будет хуже».

– Почему Кассий предал тебя? – спрашивает Виргиния, когда мы устраиваемся на ночевку в засыпанном снегом овражке. На деревьях вокруг засели часовые из Дианы. – Только не ври, пожалуйста.

– На самом деле это я предал его, – отвечаю хмуро. – Его брат… я убил его брата… на Пробе.

Виргиния смотрит, распахнув глаза, потом медленно кивает:

– Я тоже потеряла брата. То есть не… не совсем так, но… Такая смерть многое меняет.

– Тебя тоже изменила?

– Нет, – отвечает она задумчиво, будто только что осознала. – Изменила нашу семью, теперь я иногда совсем их не понимаю. Наверное, так жизнь устроена. – Она вдруг хмурится. – Но зачем ты ему сказал? Не такой же ты, в самом деле, псих, Жнец.

– Ничего я ему не говорил! Это все кураторы… Передали запись через Шакала.

– Тогда понятно. – Глаза Виргинии застывают льдинками. – Подыгрывают губернаторскому сынку.

Оставляю ее греться у костра, а сам иду в лес отлить. Морозный воздух обжигает лицо, над головой кричат совы. Такое ощущение, будто отовсюду смотрят чьи-то глаза.

– Дэрроу? – зовет Виргиния из-за спины.

Я оборачиваюсь:

– Ты что? Зачем за мной идешь? – Подозрительно вглядываюсь в темноту. «Дэрроу», не «Жнец», и тон какой-то странный.