Собор Святой Марии - Ильденфонсо Фальконес

Арнау настороженно принял рабыню по имени Донаха.

— Я больше не хочу рабов! — кричал он, не слушая возражений Гилльема.

Но когда девушка, исхудавшая, грязная, в изношенной донельзя одежде, стала плакать, Арнау притих.

— Лучше, чем здесь, ей нигде не будет, — сказал Гилльем. — Если тебе это не нравится, пообещай девушке свободу, но тогда ее продадут другому человеку. Ей нужно есть, а нам нужна женщина, которая будет заботиться о ребенке. — Он повернулся к девушке, и та вдруг опустилась перед Арнау на колени.

Наблюдая, как тот пытается поднять ее, мавр, прищурившись, добавил:

— Ты не представляешь, сколько пришлось страдать этому юному созданию, и если ее вернуть…

Арнау уступил скрепя сердце.

Помимо ухода за ребенком Гилльем нашел решение, как распорядиться деньгами, вырученными от продажи рабов. Заплатив Хасдаю как партнеру продавцов в Барселоне, он вручил огромную сумму, полученную от продажи, одному еврею. Тот был доверенным лицом Хасдая и находился в Барселоне проездом.

Однажды утром Абрахам Леви появился в их лавке. Это был высокий сухощавый человек, одетый в черный сюртук, на котором выделялся желтый кружок. Абрахам Леви поприветствовал Гилльема, а тот представил его Арнау Сев напротив менял, еврей вручил Арнау вексель от полученных доходов.

— Я хотел бы положить эту сумму в ваше заведение, сеньор Арнау, — сказал он.

У Арнау округлились глаза, когда он увидел обозначенную сумму, и он, волнуясь, передал документ Гилльему, заставляя его прочитать бумагу.

— Но… — начал было Арнау, пока Гилльем изображал удивление, — это очень большие деньги. Почему вы принесли их ко мне в лавку, а не в одну из ваших?..

— Братьев по вере? — уточнил еврей. — Я всегда доверял Сахату. Я не думаю, что смена имени, — сказал он, глядя на мавра, — изменила его характер. Мне предстоит очень долгий путь, и я хочу, чтобы именно вы и Сахат распоряжались моими деньгами.

— За такую сумму вознаграждение должно составить четверть только за то, что она положена у нас в лавке, не правда ли, Гилльем? — Арнау посмотрел на мавра, и тот с готовностью кивнул. — Как же мы выплатим ваше вознаграждение, если вы отправляетесь в длительное путешествие? Сможем ли мы связаться с вами?

«Зачем столько вопросов, Арнау? — с досадой подумал Гилльем. — Я ведь не давал ему столько инструкций». Но еврей с ловкостью вышел из ситуации.

— Вложите их снова, — ответил он. — И не стоит волноваться. У меня нет ни детей, ни семьи, и там, куда я еду, мне не понадобятся деньги. Однажды, может быть нескоро, я захочу воспользоваться ими и тогда пошлю кого-нибудь к вам. Но до тех пор вы не должны тревожиться по поводу денег. Я сам свяжусь с вами. Простите за беспокойство.

— Как вы можете меня беспокоить? — растерянно произнес Арнау, и Гилльем облегченно вздохнул. — Если вы хотите именно этого, да будет так.

Они заключили сделку, и Абрахам Леви поднялся.

— Я еще должен попрощаться с некоторыми друзьями в еврейском квартале, — сказал он, прощаясь с ними.

— Я провожу вас. — Гилльем посмотрел на Арнау, молча спрашивая у него позволения. Тот кивнул ему.

Гилльем и Абрахам Леви пошли к нотариусу, и в его присутствии еврей составил платежное поручение по депозиту, который он только что оставил в лавке Арнау Эстаньола. Тем самым он отказывался от всякого вознаграждения, которое может быть получено по этому депозиту.

«Все остальное — вопрос времени», — думал Гилльем, шагая по Барселоне. Формально эти деньги были собственностью еврея, как следовало из книг Арнау, но их никто никогда не сможет потребовать, поскольку еврей составил платежное поручение в его пользу. А пока три четверти тех доходов, которые даст вложенный капитал, будут собственностью Арнау, и это более чем достаточно для умножения его состояния. Гилльем, вернувшись в лавку, тщательно спрятал документ в своей одежде.

Той ночью, когда Арнау уже спал, мавр опустился на колени у стола и нашел в стене вынимающийся камень. Обернув документ в плотную ткань, чтобы предохранить его, он спрятал его за камнем, который задвинул как можно плотнее. Когда-нибудь он попросит каменщика из церкви Святой Марии укрепить его получше. Богатство Арнау будет покоиться здесь до тех пор, пока он не сможет рассказать ему об источнике происхождения денег. А это всего лишь вопрос времени.

Однако очень скоро Гилльему пришлось крепко задуматься. Однажды они с Арнау шли по берегу, возвращаясь из Морского консульства, где улаживали кое-какие дела. Барселона продолжала принимать рабов. Лодочники, забив свои фелюги, перевозили на берег мужчин и юношей, пригодных к работе, а также женщин и детей, чей плач заставил их обоих обернуться.

— Послушай меня, Гилльем. Как бы плохо нам ни было, — твердо сказал ему Арнау, — как бы мы ни нуждались, я никогда не соглашусь финансировать требования с рабами. Я предпочел бы лишиться головы от рук магистрата, чем заниматься работорговлей.

Потом они увидели, как галера на веслах выходила из порта Барселоны.

— Почему она уходит? — спросил Арнау. — Почему не использует обратный путь, чтобы загрузиться товарами?

Гилльем повернулся к нему, чуть покачивая головой.

— Она вернется, — с грустью произнес мавр. — После того как выйдет в море, чтобы разгрузиться, — добавил он надломленным голосом.

Арнау молчал некоторое время, глядя, как удалялась галера.

— Сколько их умирает?

— Очень много, — ответил мавр, повидавший немало таких кораблей.

— Никогда, Гилльем! Запомни, никогда!

36

5 января 1354 года

Площадь Святой Марии у Моря

Барселона

«Это может происходить только перед церковью Святой Марии», — думал Арнау, выглядывая из окна своего дома. Здесь собралась вся Барселона; люди толпились на площади и на прилегающих улицах, забрались на леса и заполонили саму церковь, внимательно следя за тем, как по приказу короля устанавливают помост, по которому он должен пройти. Для своего обращения к народу Педро выбрал не площадь Блат, не собор, не биржу, не великолепные верфи, которые он сам строил. Он выбрал Святую Марию, народную церковь, возводившуюся благодаря единению и пожертвованиям всех людей.

— Во всей Каталонии нет места, которое бы лучше всего воплощало в себе дух жителей Барселоны, — восторженно говорил Арнау в то утро, когда они с Гилльемом смотрели, как рабочие строят помост. — И король это знает. Поэтому он его и выбрал.

Арнау даже вздрогнул от холодка, который пробежался по спине. Вся его жизнь была связана с этой церковью!

— Это обойдется нам недешево, — проворчал мавр.

Арнау повернулся к нему, собираясь возразить, но Гилльем не отводил взгляда от помоста, и он промолчал.

Прошло пять лет с тех пор, как они открыли меняльную лавку. Арнау исполнилось тридцать три года. Он был счастлив. И богат, очень богат. Однако он по-прежнему вел суровый образ жизни, хотя в его книгах значилось огромное состояние.

— Пойдем завтракать, — позвал он Гилльема, кладя ему руку на плечо.

Внизу, в кухне, их ждала Донаха с девочкой, которая помогала накрывать на стол.

Рабыня продолжала готовить завтрак, а Мар, увидев Арнау и Гилльема, бросилась к ним бегом.

— Все говорят о приезде короля! — крикнула она. — Мы можем подойти к нему? Его рыцари приедут?

Гилльем, вздохнув, присел за стол.

— Он едет просить у нас еще денег, — объяснил он девочке.

— Гилльем! — воскликнул Арнау, увидев, как изумилась Мар.

— Но это правда, — стал защищаться мавр.

— Нет. Это не так, Мар, — сказал девочке Арнау и получил в награду улыбку. — Король едет просить у нас помощи, чтобы завоевать Сардинию.

— Деньги? — спросила девочка, подмигивая одним глазом Гилльему.

Арнау посмотрел сначала на приемную дочь, потом на Гилльема; оба улыбались ему, не скрывая иронии.

Как вырос этот ребенок! Она уже почти стала девушкой, красивой, умной, очаровательной, и своим обаянием могла увлечь любого.

— Деньги? — повторила девочка, прерывая его размышления.

— Все войны стоят денег, — вынужден был признать Арнау.

— Ах! — дурачась, воскликнул Гилльем и развел руками.

Донаха начала наполнять их миски.

— Почему ты ей не расскажешь, — продолжил Арнау, когда Донаха подавала на стол, — что в действительности это не стоит нам денег, что на самом деле мы зарабатываем их?

Мар округлила глаза и повернулась к Гилльему.

Гилльем задумался.

— Вот уже три года как мы платим особый налог, — заметил он, отказываясь согласиться с доводами Арнау. — Три года войны мы, жители Барселоны, покрываем все военные расходы.

Мар сжала губы и повернулась к Арнау.

— Это правда, — согласился Арнау — Как раз три года тому назад мы, каталонцы, подписали договор с Венецией и Византией о войне против Генуи. Нашей целью было покорить Корсику и Сардинию, которые по договору Аньани должны были стать каталонскими ленными владениями и которые, однако, оставались под властью генуэзцев. Шестьдесят восемь вооруженных галер! — Арнау заговорил громче. — Шестьдесят восемь вооруженных галер, двадцать три каталонские, а остальные венецианские и греческие столкнулись в Босфоре с шестьюдесятью пятью генуэзскими галерами.