Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

Выбор жены

Помнится, когда-то вечером, глубокой осенью, Барон сидел в доме своего московского друга и смотрел на пляшущий огонь в открытой дверце печи, занимавшей в комнате целый угол. Печь была простая, не облицованная цветными изразцами, как это нередко бывало в русских домах, а выбеленная известью. Снизу она была исчеркана углем изображенными вкривь и вкось домиками, елками, зайчиками, какими-то кругами с торчащими во все стороны усами. Барон не сразу понял, что это солнце. Хозяин объяснил, что так резвились его малые дети, а он не препятствовал им забегать в парадную комнату, по-русски горницу, когда в доме не было гостей. Друзья, оба в то время хотя и молодые, но уже бывалые дипломаты, осторожно обсуждали утренний прием в Кремле. Барону не хотелось выходить из теплой комнаты на промозглые темные осенние улицы, и хозяин вдруг стал рассказывать, как его отец давным-давно, при деде нынешнего царя, выбирал себе жену.

Тогда для великого князя устраивались смотрины. Во все концы страны рассылали гонцов с вестью о том, что к московскому двору призываются невесты. Глашатаи объявляли об этом вслух на площадях. И вот в Москву съезжались несколько сот девиц княжеских и боярских родов. Что в городе творилось, сколько народу прибывало! Ведь при каждой девице были либо родители, либо иные родственники, обязательно и мужчины, и женщины, да еще слуги. Приезд в город стольких гостей приносил тогда немалый доход и монастырям, где размещались те, у кого не было родственников или добрых друзей в Москве, и торговцам, продажи которых оживлялись, и нищим, и ворам, и слугам великого князя, которые, от истопника до постельничьего, охотно брали взятки за все подряд.

Девушек отбирали очень строго. Сначала священник беседовал с сопровождающими, и прямо тут же мог сказать кого-то отослать домой, если ему показалось, что семейство не годится в родственники великому князю, заносчивы, к примеру, или тупы не по чину. Потом те же священники проверяли самих девиц на крепость, твердость и разумность веры. Кто оставался после этого, переходили в руки мамок, нянек и лекарей, которые оценивали наружность девушек, в баню их водили, отсылали назад косых, рябых, с пятнами, или с пороком, которого уже не изменить — понятно, с каким — тех сразу без разговоров отсылали прочь, даже без награды. Когда невест оставалось не более дюжины, их отводили в особый терем, где за ними внимательно наблюдали доверенные мамки. Тут становилось видно, умеет ли девушка себя достойно держать, опрятно ли ест-пьет, умеет ли разговор поддержать или иголку в руки взять, да мало ли что еще, мужчинам этого и не понять. Говорили даже, девиц укладывали на постелях и велели спать, а великий князь, отец жениха, их в щелочку занавески разглядывал. Рядом с кроватями, правда, стояли родственники, так что царь-не царь, а девиц берегли.

А дальше дело было так. Когда царская невеста была выбрана, остальных девиц с сопровождающими, кто хотел, с подарками на приданое дочери отпускали по домам. Девушка дома становилась ценной невестой, все-таки ее сочли достойной показаться при дворе, ну а царицей не все же могли стать. А кто хотел, оставался в Москве, и начинались новые смотрины. Об этом, помнится, еще венецианский посол Марко Фоскарини писал:

«Люди знатные при выходе замуж девушки обычно поступают таким образом: они устраивают многочисленное собрание из девушек всего государства и выбирают себе жен из самых красивых и скромных; и та, которая более всех понравится и придется по сердцу государю, становится его супругой. А затем остальные девушки постепенно встают одна за другой и их выбирают другие князья, вельможи и военные, которые обращают внимание не на высокий или низкий рост, а только на красоту и добродетель».

Так отец и нашел себе жену, закончил рассказ русский друг Барона. Расходиться не хотелось, и хозяин предложил гостю остаться на ночь. Спать его уложили не в парадной гостевой спальне, а за печкой, чтобы иностранцу было интересно. Кровати-то все видели, так пусть попробует приезжий гость истинно русского сладкого сна. Между печью и стеной стояли высокие, почти в рост человека, полати. К ним вела приступочка. На полатях лежали один на другом два толстых тюфяка, набитых сеном, и ощущался слабый аромат сухой травы. Не сразу гость понял, что толстые тюфяки были нужны не для мягкости, а чтобы снизу от печки не слишком припекало, и шел не жар, а приятное тепло.

На вопрос, почему в закутке не было душно, хозяева объяснили, что в печи хорошая тяга, и делай что хочешь около нее, все вытянет, и воздух оставался свежим.

Свадьба

Вспомнив о давнем русском друге, Барон невольно задумался о том, что он знал о семейной жизни русских и браках, которые они заключают. Иностранцам бывало иногда важно это знать. Случалось, что кто-то из приезжих женился в Московии и оставался там жить, некоторые по искреннему чувству и находя жизнь среди русских веселой и приятной; а иные из корыстолюбия, поскольку богатых русских невест было немало. Барон велел секретарю поискать что-нибудь об этом на столе, где лежали подготовленные для него книги, а сам пока взял «Московию» Герберштейна. Действительно, старый посол не обошел вниманием такую важную часть жизни любого народа, как браки: «Бесчестным и позорным считается для молодого человека самому свататься за девушку, чтобы ее отдали ему в супружество. Дело отца — обратиться к юноше с предложением жениться на его дочери. Высказывается это обычно в таких словах:

— Так как у меня есть дочь, то я хотел бы тебя к себе в зятья.

На это юноша отвечает:

— Если ты просишь меня в зятья и тебе так угод но, то я пойду к своим родителям и доложу им об этом.

Потом, если родители и родственники изъявят согласие, они собираются вместе и обсуждают, что отец хочет дать дочери в приданое. Затем, определив приданое, назначают день свадьбы. В это время жениха настолько удаляют от дома невесты, что если он попросит хоть взглянуть на нее, то родители обычно отвечают ему:

— Спроси у других, кто знает, какова она.

Во всяком случае, доступ к невесте предоставляется ему не иначе, как если обручение не будет раньше подтверждено величайшими обетами, так что жених, даже если бы и пожелал, не мог бы отказаться от нее, не навлекая на себя тяжкого наказания. В качестве приданого чаще всего даются лошади, платье, оружие, скот, рабы и тому подобное. Приглашенные на свадьбу редко приносят деньги, но все же посылают невесте подношения и дары, каждый из которых жених старательно помечает, от кого он получен и откладывает.

По окончании свадьбы он их вынимает и снова рассматривает по порядку, и те из них, которые ему нравятся и кажутся пригодными для будущего, он посылает на рынок и велит оценщикам оценить каждый из них, а все остальные подарки — каждый порознь — возвращает каждому свой с выражением благодарности. Стоимость того, что он оставил себе, он возмещает в годовой срок согласно оценке деньгами или другой какой вещью одинаковой стоимости. Если же кто-нибудь оценит свой подарок дороже, то жених тотчас же обращается к присяжным оценщикам, и тому приходится подчиниться их оценке. Если жених по прошествии года не возместит стоимости или не вернет полученного подарка, то он обязан возместить двойную стоимость. Наконец, если он преминет представить чей-либо подарок для оценки присяжным, то должен возместить его стоимость по воле и усмотрению подарившего. И такой порядок относительно любого рода подарков соблюдается обычно даже в простонародье.

В брак они вступают таким образом, чтобы не сочетаться с родственником или свойственником четвертой степени. Они считают ересью, если родные братья женятся на родных же сестрах. Равным образом, никто не посмеет взять в жены сестру свояка.

Весьма строго они соблюдают также, чтобы браком не соединялись те, между которыми существует духовное родство по крещению. Если же кто-нибудь женится на второй жене и таким образом становится двоебрачным, то это они хоть и допускают, но не считают законным браком. Жениться в третий раз они не позволяют без уважительной причины. Четвертой же жены они никому не разрешают, считая даже, что это не по-христиански. Развод они допускают и дают разводную грамоту; однако тщательно скрывают это, ибо знают, что это вопреки вере и уставам».

При всем уважении Барона к Герберштейну он сильно сомневался, что у того были верные представления о способах заключения брака в Московии, хотя в книге этому была посвящена особая глава. Барон никогда не слышал, чтобы где бы то ни было отец ходил предлагать дочь в жены. Он сам видел, как, отдыхая и развлекаясь, молодые мужчины и девицы водили хороводы и, взявшись за руки, одна толпа к другой приближалась с песнями. Одни громко пели: