Русско-еврейский Берлин (1920—1941) - Олег Будницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гольденвейзер советовал Левенсону использовать в США принадлежащий ему патент на рекламу с часами на почтовых ящиках: «Здесь громадное количество ящиков (почти на каждом углу) и – странным образом – почти нет уличных часов. Поэтому, с точки зрения обывателя, распространение здесь этих реклам было бы очень полезным»982.
Конечно, для состоятельного человека получить право на иммиграцию в США было намного проще. Несмотря на некоторые сложности, в начале августа 1939 года Левенсоны прибыли в Нью-Йорк. Нам неизвестно, чем занялся Левенсон по приезде, однако вряд ли можно сомневаться в том, что человек с его деловой хваткой и некоторым первоначальным капиталом не пропал в новой стране.
Письма Гольденвейзера, пожалуй, единственная в своем роде хроника возникновения «русского Нью-Йорка», в силу специфических обстоятельств бывшего поначалу преимущественно русско-еврейским. Число берлинцев, прибывающих в Нью-Йорк, непрерывно увеличивалось. В июле 1939 года Гольденвейзер информировал Фрумкина о некоторых из них: «Розенталь очень быстро освоился с обстановкой и открывает с двумя компаньонами бюро. Приехал вчера А.Г. Левенсон. Не реже, чем каждую неделю появляется кто-нибудь “по русской квоте”»983.
В том же месяце Гольденвейзер сообщал А.Ю. Эфросу об уже приехавших или прибывающих вскоре на берега Гудзона общих знакомых. Среди них были Будневич, Койфман, Баш, С.М. Коган, А.Г. Левенсон, М.Я. Розенталь, Д.Н. Григорович-Барский984.
В августе 1940 года «летописец», еще не ведающий, что он пишет историю, сообщает М.Л. Кантору о возвращении А.Ф. Керенского «со своей новой женой», интересуется известиями из Латвии и Эстонии, только что ставшими «советскими» со всеми вытекающими для русских эмигрантов последствиями. В Нью-Йорке находился Я. Брамс, «бывший издатель бывшего “Сегодня”», газеты, в которой столь часто печатался Гольденвейзер в конце 1930-х годов. Брамсу удалось выбраться из «потустороннего мира», в котором «Сегодня» превратилось в «Трудовую газету». Беспокоила Гольденвейзера судьба Г.А. Ландау, сотрудничавшего в последние годы в «Сегодня»985. И не напрасно: Ландау был арестован 14 июня 1941 года, отправлен в лагерь (Усольлаг [АМ-244], Молотовской [Пермской] области), где и умер 15 ноября 1941 года986. Такая же участь постигла одного из редакторов газеты, с которым Гольденвейзер состоял в переписке: Михаил Семенович Мильруд был арестован советскими властями в 1940 году и приговорен к 8 годам заключения, которое отбывал сначала в Воркуте, потом в Караганде. Умер 24 ноября 1942 года в селе Долинском Карагандинской области. Был арестован и умер в лагере и другой редактор «Сегодня» – Борис Осипович Харитон, отец будущего создателя советской атомной бомбы академика Юлия Харитона. Были арестованы, отправлены в лагеря или расстреляны и многие другие сотрудники газеты, включая карикатуриста С.А. Цивинского, расстрелянного на Лубянке в Москве. Но обо всем этом станет известно лишь много лет спустя.
Население русско-еврейского Нью-Йорка продолжало непрерывно увеличиваться. «За последние месяцы в Нью-Йорк приезжает очень много эмигрантов, живших раньше в Берлине и Париже, – сообщал Гольденвейзер З.С. Шалиту. – Наугад могу перечислить следующих лиц, многие из которых Вам знакомы: Мюльман, Перников, Едвабник (Абр. Пав. и Дав. Пав.), Глюк, Ниссе, Брамс, Вязменский, Данненберг (это все рижане), далее: М.Я. Розенталь, А.Г. Левенсон, Койфман, Будневич, Кобылянский, Голобородько, С.М. Коган, три брата Трахтенберга, Дубойский, Баш, г-жа Русина, г-жа Тумаркина, г-жа Пинес (называющая себя здесь Пирсон)… Затевается здесь клуб, вроде “Ахдута”987. Уже было несколько заседаний, дело встречает большое сочувствие. М.Г. Эйтингон, который был председателем Общественного собрания русских евреев в Берлине, также принимает в этом участие»988.
«До сих пор здесь не было “русской колонии” такого характера, как в Париже и Берлине в 1920 – 1940-х гг., – писал Гольденвейзер Кантору. – Но возможно, что теперь она начнет создаваться. Плохо то, что все постарели, устали и разочаровались»989.
Похоже было, однако, что устали далеко не все.
Работа, связанная с помощью русским евреям, которой занимался едва ли не каждый бывший берлинец, сумевший перебраться за океан, навела Б.М. Кадера на мысль о создании организации взаимопомощи, аналогичной той, которая существовала в Берлине: «Хорошо было бы иметь здесь, в Америке, союз русских [выделено Кадером. – О.Б.] евреев, внося в этот Союз старые русские традиции, русский дух и русско-еврейское сердце. Не подумали ли Вы об этом, многоуважаемый Алексей Александрович?»990
Кадер, о чем речь пойдет в заключении, как в воду глядел. Тем более что приток русских эмигрантов из Европы продолжался. «Русская беженская колония в Нью-Йорке все пополняется, – сообщал Гольденвейзер Элькину в самом начале 1941 года. – Вчера приехали Алдановы, накануне – Люня Лахман с сыновьями. Открылся русско-еврейский клуб, нанявший роскошное помещение (бывший особняк одного из Селигманов на 56 улице). Я юрисконсульствую и буду оказывать бесплатную юридическую помощь. Дело по добыванию аффидавитов и виз также принимает организованные формы в лоне ОРТ-а, в чем я также принимаю деятельное участие. Как видите, мой американский быт начинает приближаться к берлинским образцам»991.
Характерно для военного времени (хотя США еще не вступили в войну), что письмо, отправленное из Нью-Йорка 16 января, шло почти полтора месяца и было получено Элькиным, обосновавшимся недалеко от Оксфорда, лишь 28 февраля. Но, несмотря на войну, международная почта работала, что и дало нам в руки письма – источники, на которых, по выражению А.И. Герцена, «запеклась кровь событий».
Некоторые эмигранты добирались до Нью-Йорка весьма экзотическими путями. Так, адвокат из Ковно (Каунаса) Я.Д. Робинзон, юрисконсульт литовского правительства, проделал путь через Москву – Балканы – Италию – Францию – Лиссабон. Робинзон намеревался писать книгу по международному праву. Варшавский адвокат Шатенштейн проделал «еще более интересную Одиссею»: Варшава (уехал 7 сентября 1939 года) – Вильно (Вильнюс) – Москва – Владивосток – Япония – Сан-Франциско – Нью-Йорк992. Шатенштейн наверняка был «крестником» японского консула в Каунасе Тиунэ Сугихары (1900 – 1986), выдавшего вопреки указаниям своего правительства шесть тысяч виз еврейским беженцам. По-видимому, и в случае Робинзона не обошлось без японской визы. Иначе каким образом он мог выехать за границу через Москву?
«Делами о визах я занят ежедневно: с каждым делом очень много хлопот и подвигаются они медленно, – сообщает Гольденвейзер в мае 1941 года. – Мне дали секретаршу и оплачивают расходы, но надлежащей помощи (особенно в самом главном вопросе – добывании аффидавитов) я ни от кого не получаю. Дела Гессена, Бланка, Полонского в ходу. Надеюсь, что всем им удастся выхлопотать чрезвычайные визы. Целый ряд дел в разной стадии подготовки (Цвибак-Седых, Зильберберг, Зелюк, А. Поляков и многие другие). Из вновь приехавших назову: Соню Гринберг-Винавер, д-ра Гольдшмидта с женой и М. Гинзберг, Браунштейна, Миркина-Гецевича, К.М. Рабинерсон. Л.М. Зайцев получил визу»993.
Практически в каждом письме – сообщения о вновь прибывающих, жалобы на отсутствие помощи, на длительность рассмотрения документов в Госдепартаменте. В мае – июне появляются Б.И. Золотницкий, Г.Е. Левинский, Я.Г. Фрумкин. В сентябре пришел пароход «Новемар» с тысячей беженцев на борту. На нем прибыли в числе прочих «брюссельские Зайцевы», Пулики, Слоним, еврейский поэт Шнеур, семья Лебедева, вдова Л.М. Брамсона с дочерью, Г.П. Федотов и многие другие. «Их поездка была кошмарной. Однако, все должны быть рады, что находятся здесь. Подумать только, в каком состоянии проводят нынешние праздники около семи миллионов евреев, живущие на территории от Вены до Полтавы…»994
В 1942 году эмигранты все еще продолжали прибывать. «Многие приехали и многие еще рассчитывают приехать», – сообщал Гольденвейзер Элькину, оставшемуся одним из его немногих европейских корреспондентов. Приехал из Ниццы через Касабланку, Ямайку и Кубу шурин – Илья Львович Гинзбург, с женой и 16-летним сыном. Их путешествие продолжалось около семи недель, и они «страшно исхудали». На том же пароходе прибыл журналист Яков Моисеевич Цвибак, известный более под псевдонимом Андрей Седых, и сразу же начал печататься в главной русской газете Нового Света – «Новом русском слове». Вообще, эмигрантская жизнь кипела: «Те, кто жив и дополз до Нью-Йорка, не желают признать себя вышедшими в тираж. “Новый Журнал” Алданов Вам послал. Вышел тут еще один журнал, а лекций, собраний и обедов с более или менее банальными речами становится все больше и больше»995.