Отказать королю - Кейт Эмерсон

— Сегодня любимого песика королевы нашли мертвым. Он выпал из окна и сломал себе шею, — объявила Эдит, убирая в сундук принесенное ею чистое белье. — А поскольку все знают, как ее величество обожала Перки, никто из придворных дам не решился сообщить ей об этом. Пришлось это сделать королю. Ее величество принялась кричать и плакать, и король не ушел, как он обычно делает в таких случаях, а остался и постарался утешить королеву.

— Король любит собак, — пробормотала я.

Спустя еще несколько дней я оправилась настолько, что мы с королем вновь смогли предаваться любовным утехам, но что-то изменилось, что-то безвозвратно ушло. Теперь меня не радовало ни общество его величества, ни его внимание. Когда мы с ним оставались наедине, я была вся напряжена и испытывала странную неловкость и беспокойство, а когда мы расставались, мне становилось совсем плохо, ибо меня начинал терзать самый настоящий страх.

С каждым днем я все отчетливей понимала, что следующая попытка королевы разделаться со мной — лишь вопрос времени.

Глава 48

Как всегда, на Рождество двор переехал в Гринвич, но впервые за много лет я не встретилась с Рейфом Пинкни. Он не сопровождал миссис Уилкинсон, доставлявшую по обычаю в эти дни свои товары королеве. Я и сама толком не знала, хочу ли вновь увидеться с ним. Вообще-то осматривать товары мастерицы по шелку в этот раз было поручено Мэдж Шелтон. В последний момент я упросила Мэдж разрешить мне составить ей компанию и вместе с ней отправилась в гардеробную королевы.

Несмотря на то что я делила обязанности фрейлины и спальню с Мэдж, я ее совсем не знала. Она была девушкой спокойной, довольно сдержанной в манерах, говорила еле слышным голосом, однако временами я замечала, что она пересмеивается с придворными джентльменами, приходившими в покои королевы, а значит, не чуждается любовных куртуазных игр, принятых при дворе.

Выполняя свое поручение, она, казалось, не замечала моей рассеянности и тревоги, не обратила внимания и на то, что я не вернулась с ней из гардеробной прямо в зал приемов королевы. Я же специально неспешно пошла обратно одна темным коридором, надеясь встретить Рейфа, если он караулит меня в каком-нибудь укромном месте. Но его не было… Разочарованная гораздо больше, чем готова была себе признаться, я вернулась в спальню фрейлин, чтобы хоть немного успокоиться и собраться с мыслями.

— Оно и к лучшему, что Рейф не пришел, — сказала я вслух своему отражению в зеркале, поправляя французский чепец.

Если бы мы с ним все-таки встретились, я бы не знала, что сказать ему, а о чем умолчать. Всей душой я надеялась, что он никогда не узнает, куда завела меня защита интересов принцессы. И конечно же, я не собиралась признаваться ему, что кое от чего при этом получала ни с чем не сравнимое удовольствие. Щеки мои окрасились румянцем, когда я вспомнила одно, самое запретное…

Обмен закодированными сообщениями между Рейфом и мною прервался, когда мне разрешили написать принцессе. Последнее из моих «посланий» Рейфу как раз и оповещало его об этом. Ответа я не получила, но, впрочем, на него и не рассчитывала.

В который раз я велела себе больше не думать о Рейфе Пинкни, полностью изгнать его из моих мыслей и воспоминаний. Король прислушивался ко мне, но я еще не убедила его величество восстановить все права на престол его старшей дочери и, значит, должна была продолжать свою миссию.

На всех святочных праздниках король и королева сидели бок о бок под вышитыми на золотой парче гербами королевства, и красно-золотые ливреи королевских слуг смешивались с сине-пурпурными цветами прислужников королевы, но между супругами мира не было. Придворные шушукались по углам: упорно ходил слух о том, что король обратился к своему Тайному совету с поручением изыскать основания для объявления своего второго брака недействительным. И королева Анна имела все основания страшиться того, что король избавится от нее точно так же, как когда-то ради нее избавился от Екатерины Арагонской.

На балу после Рождества Генрих танцевал со своей женой, но гораздо чаще — со мною. И еще он обратил внимание на другую фрейлину — очаровательную Мэдж Шелтон.

— Мэдж красивее меня, — призналась я как-то ночью Бесс Холланд, когда мы с ней лежали в нашей кровати. — Не понимаю, почему король раньше не начал ухаживать за ней.

— Наверное, потому, что она не прилагала никаких усилий, чтобы понравиться его величеству, — сонно пробормотала Бесс.

— Тогда почему сейчас она решилась на это?

Ответом мне был только тихий храп Бесс.

Возможно, Мэдж поняла, что новые драгоценности подарил мне «Гарри», и пожелала таких же красивых побрякушек. Она знала, что король передал мне Светоча Хартлейка. Возможно, ей даже стало известно, что король сделал мне еще один подарок, не дожидаясь Нового года — кинжальчик из чистого золота, украшенный бриллиантами.

И только 31 декабря мне открылась вся правда. Королева сделала очень щедрые новогодние подарки своим дамам и фрейлинам — каждая получила лошадь, выученную ходить под дамским седлом, и само такое седло, а Мэдж вдобавок был преподнесен новый пеньюар, духи с особым запахом и рубашка из тонкого батиста, казавшаяся почти прозрачной.

Теперь я все поняла — трижды пыталась королева избавиться от моего присутствия при дворе. У нее это не получилось, и тогда она прибегла к новой уловке: приказала своей верной кузине Мэдж заменить меня в постели короля.

Глава 49

В феврале жизнь моя изменилась: теперь камердинер короля приходил в спальню фрейлин уже задругой девушкой — за Мэдж Шелтон. Мой срок в качестве любовницы его величества вышел.

Король пожаловал мне годовой доход и прислал в качестве прощального дара брошь, усыпанную драгоценными камнями, но он не мог защитить меня ни от ненависти королевы, ни от ее жажды мщения. И, словно бы в качестве дополнительного напоминания о моей беззащитности, пришла весть о том, что принцесса Мария вновь серьезно больна. Она опять страдала от головных болей и резей в животе. Я опасалась, что в этот раз ее действительно отравили, и очень обрадовалась, когда нам сообщили о ее выздоровлении. Теперь всю свою еду и питье я проверяла так тщательно, как только могла.

Все шло к тому, что оставаться при дворе мне было не только опасно, но и незачем. Влияния на короля я больше не оказывала и мало чем могла пригодиться принцессе Марии. Надежды на то, что ей дадут ее собственную резиденцию и соответствующую свиту, таяли… Получалось так, что передо мною лежали только два пути. Во-первых, я могла уйти в монастырь. Но я не только не чувствовала за собой ни малейшего призвания к монашеской доле, но и имела еще одну вескую причину отказаться от пострига. Томас Кромвель — тот самый законник, который много лет назад согласился изучить дело об опекунстве надо мною, — стал очень влиятельной фигурой при дворе. В последнее время он старался убедить короля, что все мужские и женские обители в Англии должны быть закрыты как гнезда разврата, после чего накопленные ими богатства отойдут в королевскую казну. Слишком хорошо зная короля, я имела все основания предположить, что в самом скором времени его величество последует по пути, предлагаемому его советником.