Не остаться одному - Олег Верещагин

Стоя возле камня, я переодевался почти с наслаждением – даже не думал, что будет так приятно избавиться от девчоночьих шмоток. Танюшка стояла рядом. Собственно, все стояли рядом, дальше или ближе – и наши, и ребята Герберта, и вчерашние рабы (обалделые, но сжимающие в руках оружие), и банда Гонсалеса… Урса, кстати, тоже уже было видно – они вываливали толпой из-за скал в полукилометре от нас.

– Олег, к тебе, – подошел Сергей с обнаженным палашом в руке. – Один из этих.

Я уже издалека увидел «этого» – это был Роб. Кстати, к этому блондину у меня почему-то особой неприязни не было. Американец приближался быстрым шагом, держа в руках сабли. Мои расступились, но неохотно.

– Привет, – сказал Роб, подходя. Он почему-то тяжело дышал, словно бежал долго и упорно.

– Да виделись уже сегодня, – весело ответил я, шнуруя ремни сапог. – Тань, принеси бригантину, пожалуйста…

– Сейчас будет драка. – Роб покусал уголок губы. – Наши и люди Герберта… и…

– И рабы, – добавил я. – Ваши рабы, да?

– Наши рабы, – повторил Роб. – Урса же идут, Олег.

– Ай, как интересно! – восхитился я. – Урса идут! А раньше – не ходили? – Роб молчал, глядя мертвыми глазами, и я поднялся. – Ладно, урса идут – и мы пойдем себе…

Схватка в самом деле готова была вот-вот начаться. Если бы не урса, я бы сказал, что она плохо кончится для бандитов Гонсалеса… но только сейчас она готова была плохо кончиться для всех.

Роб свернул к своим. А я прошел между отрядами (их разделяло шагов десять, не больше) и встал посередине. Огляделся, словно только что свалился сюда с неба. Зевнул. Слева и справа блестела сталь, оскаливались зубы, сверкали глаза…

– Чего это вы тут затеяли? – полюбопытствовал я. – Не вовремя…

– Олег, уйди! – крикнул Герберт. – Все по чести, они это заслужили!

Его люди поддержали Герберта злым гулом. Я увидел, что подходит Танюшка, подставился под бригантину, потом попросил ее помочь застегнуть крючки. За нами внимательно и слегка недоуменно наблюдали с обеих сторон, и я, храня спокойное выражение на лице, про себя с усмешкой отметил, как ярость все больше сменяется недоумением.

– Что ты там сказал? – уточнил я у Герберта. – Заслужили? Да кто спорит? – Я кивнул в сторону урса. – Если только вон они… Вообще, как вы думаете, – я обращался ко всем сразу, – они подождут, пока мы свои дела закончим, или сразу навалятся? – Ответом мне было молчание. – Пошли, – я махнул рукой. – Пошли-пошли, сначала урса, а личные счеты потом, потом.

И, не оглядываясь, пошел к своим.

Урса остановились в сотне метров от нас полукругом, вогнутой стороной к нам. Мы так и встали – четырьмя квадратами-отрядами.

Я достал из кобуры наган, взвел курок. Скомандовал негромко:

– Девчонки – назад. – За спиной и по краям произошло шевеление. Слева от меня стоял Сергей. Справа выдвинулся Йенс. Значит – все в порядке.

Со стороны урса завыли и заухали, потрясая щитами и оружием. Йенс с усмешкой высоко подкинул ярко блеснувший меч, поймал за рукоять, подбросил снова, что-то приговаривая по-немецки. Ян, опершись левой рукой на чупагу, правой крестился и негромко бормотал. Мило подкатывал рукав. От людей Герберта кто-то заорал по-английски:

– Эй, суки черножопые, идите сюда, ближе идите, мы вам жопы на лоскутья порвем!

Американцы засвистели и заулюлюкали. Зорка, прищурившись, взводила аркебузу, закатила в ствол пулю – зеркально сверкнул подшипник.

– Пошли, – скомандовал я, беря в зубы дагу, револьвер перекладывая в левую руку, а в правую перехватывая палаш…

Урса бежали навстречу – надвигалась черная стена, и я, отсчитав восемьдесят шагов, начал лепить в эту стену пулю за пулей. Опустошив барабан, бросил наган в кобуру, подхватил изо рта дагу. Как раз в тот момент, когда мы сшиблись с урса лоб в лоб.

– Господи, прости наши невинные прегрешения! – истошно заорал кто-то с восторгом и ужасом.

Хрясть! Косо переломился ятаган, алым веером кровавых брызг плеснул череп под маской. Удар! Палаш утонул между ключиц урса, скрежетнул о гортань. Блок дагой влево… Пинок коленом под щит, удар рукоятью палаша в затылок. Поворот – топор свистит прямо перед лицом, холодный ветерок овевает лоб… Встречный удар – укол дагой в горло сбоку. Закатываются глаза в щели маски… Щит наклонить вниз дагой, рубящий удар сверху вниз в левое плечо… Заклинило! Я отразил ятаган дагой – раз, другой… Слева пропеллером сверкнула корда, и урса осел вниз.

– Танька, стерва! – рявкнул я, не сдерживаясь. – Пошшшшш… отсюда!

Она не ответила, только мотнула тугой косой, наискось отражая удар ассегая в живот – конец корды полоснул по шее урса.

Около полусотни урса все-таки бежали. Их никто не преследовал. У меня убитых не было, хотя несколько человек получили легкие ранения. А вообще у нас оказались около полудюжины убитых – я толком не считал, поскольку подкатили куда более насущные дела.

Ребята Герберта не стали даже остывать после схватки – кольцом охватили банду Гонсалеса. Те стали в круг лицами к врагам. Освобожденные рабы тоже были здесь. И мои ребята подтягивались…

Подошел и я (Танюшка благоразумно скрылась с глаз). Роб был жив. Гонсалес тоже. Он стоял среди своих с длинной шпагой и дагой.

– Ну вот как все хорошо, – улыбнулся я. – Мы все остались живы.

– Похоже, ты хочешь исправить эту досадную оплошность? – сказал он и сплюнул наземь.

– Точно, – кивнул я. – Я же сразу сказал, что убью тебя. А я всегда держу слово.

Лицо Гонсалеса вдруг исказилось, и он прыгнул вперед чудовищным броском всего тела, прохрипев:

– Сдохни, мразь!

Острая боль обожгла мне лицо, и я перестал видеть левым глазом. Отмахнулся вслепую, отскакивая, тряхнул головой – глаз заливала кровь, но, кажется, он был цел. Гонсалес наступал, грозя шпагой.

– А ты сволочь, – опередил я. – Не только убийца и негодяй, но еще и просто маленькая сволочь.

– Больше тебя не спутают с девкой, – выплюнул он.

– А тебя – с живым, – ответил я. Кровь текла и текла в глаз – да, теперь я мог на своем опыте убедиться, как сильно кровоточат раны в голову… Я снова помотал головой, но кровь опять натекла, и я перестал пытаться «прозреть». Потом протру… Разговаривать тоже больше не хотелось – зачем разговаривать с трупом?

Гонсалес, конечно, умел сражаться – и неплохо, надо думать. Длинный клинок шпаги сверкал, как взблеск молнии. Но только для меня он все-таки был не противник – даже с моим одним глазом, и он понял это. А я увидел понимание в том, как лихорадочно загорелось темным румянцем его лицо, как нервными и испуганными стали отбивы…

– Страшно? – спросил я весело.

– Убью… собака… – прохрипел он, отчаянно кидаясь вперед. Это было ошибкой. Я отбил его шпагу, вытянутую вперед на всю длину, влево к нему, пропустил Гонсалеса мимо себя и всадил палаш ему в правый бок.