Сборник статей и интервью 2007г. - Борис Кагарлицкий

С другой стороны, несмотря на тревожные симптомы, свидетельствующие о том, что очередной подъем мировой экономики подходит к концу (кризис рынка недвижимости в США, снижение курса акций на биржах Америки и Европы), совершенно не очевидно, что мировой спрос на нефть упадет настолько резко, чтобы обрушить цены.

Сопоставление нынешней ситуации с концом 1990-х демонстрирует и еще одно различие. В то время курс рубля был особенно важен для многих предприятий из-за низкой конкурентоспособности производимых товаров. Дешевая цена товара была единственным преимуществом, которое они имели на рынке. Сейчас у нас существует немало производств, в том числе и построенных транснациональными компаниями, которые способны привлечь покупателя не только дешевизной. Да и среднестатистический покупатель изменился. Стал требовательнее, но и щедрее.

Тем не менее некоторые проблемы конца 1990-х возвращаются. Рост импорта налицо. Снижение конкурентоспособности отечественных товаров тоже имеет место, хотя и не в таких катастрофических масштабах, как 10 лет назад.

Еще одна проблема - предстоящее вступление России во Всемирную торговую организацию. Почему-то этот вопрос с укреплением рубля никто не связывает, а зря. ВТО означает открытые торговые границы, свободу импорта, рост конкуренции. Дорогой рубль ослабляет экспортеров, усиливает позиции импорта. С точки зрения Германа Грефа и других сторонников вступления России в ВТО, от присоединения к этой организации выиграют отечественные экспортеры. Но даже если они и получат какие-то теоретические выгоды (кстати, что мы экспортируем, кроме сырья, металла и иногда зерна?), то эти выгоды будут мгновенно потеряны, ибо дорожающий рубль понижает конкурентоспособность на мировом рынке. Иными словами, если Россия собирается вступать в ВТО и играть по этим правилам, то курс рубля нужно не повышать, а понижать. Иначе будут крупные неприятности и на внешнем, и на внутреннем рынке.

А что означает укрепление рубля в социальном плане?

Средний класс, покупающий импортные товары, путешествующий за границу, ощущает его преимущества (если только его заработок не зафиксирован в дешевеющих долларах). Большинство населения, однако, не испытывает никакого счастья от того, что в долларовом исчислении зарплата выросла, оставаясь неизменной в рублях.

Инфляция не остановлена. Рабочему нет разницы, сколько он получает в долларах, если цены не меняются. Правительство, укрепляя рубль, пытается сдержать инфляцию. Но это, увы, от бессилия.

Международный опыт показывает, что подобная политика чревата обострением социальных конфликтов, ростом разрыва между богатыми и бедными.

Для финансового капитала, разумеется, дорогая валюта выгодна. Ведь рубль становится привлекателен для иностранных инвесторов. Разумеется, он не может конкурировать с евро, фунтом или швейцарским франком, но в масштабах Восточно-Европейского региона наши деньги становятся все более интересными для международных финансистов. Средства можно размещать в российских ценных бумагах, вкладывать в акции отечественных компаний. Иными словами, наблюдается приток иностранного капитала в рублевую зону. Одна беда, по преимуществу речь идет о спекулятивном капитале, который при первых признаках кризиса повернет в противоположном направлении. Во время дефолта 1998 года мы это уже могли наблюдать. Создается впечатление, что за 9 лет этот неприятный опыт правительственные чиновники успели уже основательно забыть (или, в соответствии с теориями Фрейда, «вытеснили из памяти» неприятные воспоминания?).

Укрепление рубля ведет к тому, что западные банки охотнее дают деньги взаймы русским компаниям. Что вообще-то хорошо. Но в последние годы займы отечественного бизнеса на международных финансовых рынках достигли таких масштабов, что начинают пугать аналитиков. Если событиям 1998-го и суждено в какой-то форме повториться, то вызовет крах не пирамида государственного долга, а неспособность частного сектора расплатиться по своим обязательствам. Кстати, нечто подобное сейчас наблюдается в США. Кризис на рынке недвижимости, где должники массово отказываются платить по кредитам, привел к резкому снижению котировок на биржах - сначала в Нью-Йорке, потом в Лондоне, а затем и по всему миру.

Что касается производственных инвестиций, то с ними дела обстоят гораздо сложнее. Дело в том, что дорогой рубль может и способствовать их росту, и вести к их снижению. Все зависит от проводимой политики.

В этой ситуации неплохо бы вспомнить предыдущий опыт укрепления рубля, только не «валютный коридор» Виктора Черномырдина, а финансовую реформу графа Витте.

В начале 1990-х либеральные публицисты постоянно призывали: «Вернем рублю былую славу!» Между тем на протяжении большей части петербургского периода рубль был крайне слабой валютой, не вызывавшей в Европе ни малейшего доверия. Салтыков-Щедрин иронизировал по поводу того, что в Европе за рубль дают полцены, а скоро будут давать по морде. Однако графу Витте действительно удалось не только стабилизировать рубль, но и сделать его - правда, на недолгое время - настоящей валютой мирового уровня. И все же главное достижение Витте состояло не в том, что бумажный рубль начал вызывать наконец доверие, а в том, что происходило это на фоне бурного роста промышленности. Казалось бы, великолепный пример успеха либеральных реформ. Одна беда, промышленная политика Витте была далеко не либеральной.

Дорогой рубль поддерживался свирепым протекционизмом, когда иностранные товары облагались самыми высокими в Европе заградительными пошлинами (даже США, которые считались в те времена самой протекционистской страной Запада, отставали в этом отношении от России). Таможенные барьеры препятствовали проникновению в страну иностранных товаров, кроме оборудования и технологий, на которые, наоборот, пошлины снижали. Иными словами, товар было невыгодно в Россию ввозить, но выгодно в России производить. В такой ситуации крепкий рубль становился дополнительным стимулом для иностранцев, вкладывавших здесь свой капитал. А государство активно стимулировало производство за счет собственных инвестиционных проектов, самым масштабным из которых стала Транссибирская железная дорога.

К сожалению, когда дорогу достроили, инвестиции прекратились, российский рынок погрузился в депрессию, которая затем перекинулась на западные рынки. Но тем не менее реальным итогом политики Витте стали многочисленные заводы и фабрики, не уступавшие европейским по технологическому уровню.

Деятели нынешнего правительства вряд ли могут быть поставлены в один ряд с графом Витте. И если Герман Греф преуспеет в своих стараниях по присоединению России к ВТО, он вполне может войти в историю как человек, который сделал для развала российской промышленности почти то же, что Егор Гайдар для развала советской. Остается только надеяться на бюрократические проволочки и внутренний кризис в ВТО.

В общем, укрепление национальной валюты имеет и свои плюсы, и свои минусы. Но для того чтобы воспользоваться плюсами, надо менять экономическую политику. А чтобы насладиться сполна минусами, достаточно оставить все как есть.

НАЧАЛО ДЕПРЕССИИ?

Левые экономисты на Западе известны тем, что предсказали восемь кризисов из пяти случившихся. Вообще, прогнозирование крахов, обвалов и депрессий - любимое занятие критически мыслящих людей. Существующая система столь часто и красочно демонстрирует нам свою иррациональность, настолько полна неувязками и противоречиями, что просто естественно заподозрить, что что-то непременно должно рухнуть или развалиться.

Но как часто бывает с плохо построенным зданием, его можно поддерживать в жизнеспособном состоянии довольно долго, если только производить постоянные ремонтные работы и непрерывно ставить подпорки. Как это делалось в Советском Союзе, старшее поколение всё ещё отлично помнит. Как это происходит при капитализме, мы можем наблюдать сейчас.

Вопрос в том, насколько эффективны сами подпорки. Рано или поздно кто-то ошибается, что-то выходит из-под контроля и начинается неконтролируемый процесс разрушения. Иными словами, экономический кризис.

О том, что цены на недвижимость в большинстве стран мира выскочили за все разумные пределы, аналитики говорили уже много лет подряд. Однако система жилищных кредитов позволяла отсрочить крах. До тех пор, пока банки давали деньги взаймы населению, нуждавшемуся в жилье, квартиры и дома продолжали продаваться. А жилищный кризис обернулся долговым кризисом.

Летом нынешнего года произошло то, что рано или поздно должно было случиться. Американцы в массовом порядке прекратили платежи по жилищным долгам. Произошел своего рода «народный дефолт». В отличие от России, где рынок обрушили чиновники, в Америке его опрокинули сами граждане. Но конечный результат оказался один и тот же: разразился банковский кризис. Курс акций упал, биржи начало лихорадить.