Сборник статей и интервью 2007г. - Борис Кагарлицкий

Летом нынешнего года произошло то, что рано или поздно должно было случиться. Американцы в массовом порядке прекратили платежи по жилищным долгам. Произошел своего рода «народный дефолт». В отличие от России, где рынок обрушили чиновники, в Америке его опрокинули сами граждане. Но конечный результат оказался один и тот же: разразился банковский кризис. Курс акций упал, биржи начало лихорадить.

Из Америки кризис перекинулся на Европу и Азию.

На этом фоне Россия выглядит несколько лучше. Во-первых, потому, что у нас, несмотря на заоблачные цены на недвижимость, население не успело набрать достаточное количество кредитов, чтобы по американскому образцу обвалить рынок (наши люди долгое время относились к банковским кредитам как к чему-то подозрительному и потенциально опасному). А во-вторых, потому, что экономический рост поддерживается ценами на нефть. Эти цены остаются весьма высокими. Даже если за биржевым кризисом последует спад производства, произойдет это не сразу.

Отечественному обывателю вроде как надо радоваться: если мировые тенденции скажутся на рынке жилья в Москве и Петербурге, то шансы приобрести собственную квартиру повысятся.

Однако, увы, радость может оказаться кратковременной.

В Западной Европе сегодня оживленно обсуждают, приведет ли биржевой кризис к аналогичному спаду производства и потребления. Для России вопрос может быть сформулирован по-другому: зайдет ли нынешняя нестабильность в мировой экономике так далеко, чтобы привести к падению цен на нефть. А если это случится, то как быстро? И главное: успеет ли Кремль провести президентские выборы до начала экономического спада?

В периоды, когда мировая экономика находится на подъеме, рост цен на сырье и топливо опережает общий рост. Однако когда начинается спад, цены на сырье падают быстрее, нежели на готовую продукцию. Иными словами, Россия, как и многие другие страны, составляющие сырьевую периферию мирового капитализма, может пострадать от кризиса даже больше, нежели Запад. Если подъем мировой экономики в 2000-2007 гг. привел к перераспределению глобальных финансовых потоков в пользу России, породив новые имперские амбиции и систему «суверенной демократии», то обратная тенденция грозит обрушить не только отечественную экономику, но и похоронить надежды политиков, поверивших в возрождение государственного величия. Легко догадаться, что «суверенная демократия» не переживет экономических условий, которые её породили. Если этот прогноз верен, то Путин поступает в высшей степени разумно, покидая Кремль весной 2008 года.

С другой стороны, всё далеко не так просто. Взаимосвязь между политическими и финансовыми кризисами очевидна, но она отнюдь не является линейной. В 1929 году Великая Депрессия началась с биржевого краха. Итогом были фашизм в Германии, коллективизация в СССР и «новый курс» Ф.Д.Рузвельта в США. Финансовый кризис 1997-1998 гг. привел к серьезным политическим переменам во многих странах - от Бразилии до России. Биржевой кризис 2001 г. не оказал практически никакого воздействия на реальную экономику, но, странным образом, вскоре после падения курса акций произошли террористические акты в Нью-Йорке, и началась очередная война в Афганистане, за которой последовало и вторжение в Ирак.

Чем закончится нынешний кризис, предсказать пока невозможно, но одно ясно: без последствий он не останется.

В Москве сделают всё возможное, чтобы избрание нового президента (скорее всего, им будет Сергей Иванов) прошло гладко, без политических осложнений и неприятных сюрпризов. Правящие круги постараются сохранить единство, не перессориться, перераспределяя ключевые посты в государстве. Скорее всего, это им удастся. В конечном счете, правильно организовать выборы в условиях «управляемой демократии» дело не такое уж сложное. Но одно дело, грамотно провести некоторые политические комбинации, другое дело - разобраться с реальным кризисом, тем более, если он будет носить не локальный, а глобальный характер.

Специально для «Евразийского Дома»

БРИТАНИЯ ПОСЛЕ БЛЭРА

Главное, что интересовало меня этим летом в Лондоне, - насколько изменилось положение дел в стране после смены премьер-министра. Перемены в Британии происходят медленно, но и местный консерватизм преувеличен.

В конце концов, мини-юбку изобрели именно в Лондоне, а Beatles родом из Ливерпуля. Британцы не столько консервативны, сколько экстравагантны. Делают так, как считают нужным, или так, как привыкли, не оглядываясь на окружающий мир. Ведь всего 100 лет назад они были лидерами мира!

Если в раковине два крана без смесителя, то не потому, что на остров так и не дошла весть о подобном новшестве, а потому, что оно кажется англичанину совершенно излишним: можно заткнуть раковину и смешать воду самостоятельно.

Некоторые британские изобретения очень даже практичны. Беда лишь в том, что человек, приехавший с континента, воспринимает их как нелепость. Почему в ванной тщетно искать выключатель - чтобы зажечь свет нужно дергать за веревочку? Так меньше риска несчастного случая, ведь соприкосновение мокрой ладони с испорченным выключателем чревато летальным исходом. Русские или немцы, не понимающие тонкостей английской души, долго ищут выключатель, затем, найдя веревочку, дергают ее с такой силой, что она обрывается.

Почему транспорт двигается по левой стороне улицы? Но это же элементарно! Кучер кэба не должен задевать кнутом прохожих на тротуаре, что с большой долей вероятности может произойти при правостороннем движении. Одна беда: запряженных лошадьми кэбов с кучерами уже 100 лет как нет, а весь континент принял французскую правостороннюю систему (выручает Япония и страны бывшей Британской империи - англичане со своим левосторонним движением всё же не остаются в одиночестве).

Английская розетка - это вообще чудо техники. Она заземлена, надежна, штепсель из нее не выскакивает, даже если случайно зацепить ногой шнур. Всё бы хорошо, но остальная Европа ею не пользуется. Приезжему с континента приходится покупать внушительных размеров переходник, в противном случае его электрическая техника оказывается бесполезна. Поскольку я посещаю Англию довольно регулярно, эта ситуация повторяется снова и снова. В каждую поездку покупаю переходник, а на следующий год, перерыв всю квартиру, не нахожу его. Приходится покупать новый. Видимо, где-то у меня дома есть тайное место, где собрались не меньше полудюжины переходников для английских розеток и ждут своего часа.

Но вернемся к политике.

На протяжении последнего года Британия жила в ожидании смены лидера . Тони Блэр, критикуемый слева и справа, прозванный «пуделем Буша», не вызывавший доверия у сторонников собственной лейбористской партии и ненавидимый консерваторами, несмотря ни на что оставался наиболее влиятельным политиком страны. Не потому, что добивался успеха: его затеи, начиная от приватизации железных дорог и заканчивая войной в Ираке и Афганистане, неизменно заканчивались самым плачевным образом. Просто все остальные смотрелись еще хуже. Ни для кого не было секретом, что любой другой политик, независимо от партийной принадлежности, сделал бы всё то же самое, а последствия для общества были бы еще худшими. Блэр вызывал неприязнь, а его соперники в лучшем случае не вызывали вообще никаких эмоций.

Короче, британцы мечтали об отставке Блэра как законном наказании для худшего (по утверждению прессы) послевоенного премьер-министра, но также твердо знали, что от этого ровно ничего не изменится.

Блэр, в свою очередь, тянул, обещал уйти, обсуждал с соратниками дату и условия своего ухода. И наконец, продержав всю страну в напряженном ожидании, сдержал слово, передав бразды правления второму человеку в партии Гордону Брауну, с которым, как потом выяснилось, они договорились об этом еще много лет назад.

Казалось бы, обсуждать, по большому счету, нечего. Политика не изменилась. Власть осталась не только у той же партии, но и в руках той же группы. Браун известен как скучный технократ, который делал практическую работу в то время, пока Тони Блэр давал пресс-конференции и красовался перед публикой. Значит, он и дальше будет делать то же самое, только уже в качестве первого лица.

Тем не менее смена премьер-министра повергла англичан в некоторое смятение. Блэр был символом всего плохого, что происходило со страной на протяжении 10 лет. К нему привыкли, с ним было приятно и весело бороться. Теперь символ ушел, а плохое осталось.

Антивоенное движение, которое было основной силой, способствовавшей отставке Блэра, резко пошло на спад. Если раньше на улицы Лондона выходило до 2 млн человек, то теперь на антивоенные митинги и шествия собирается 40-50 тыс. Что, кстати, тоже немало. Однако активисты левых организаций, уже привыкшие к беспрецедентной массовости 2003-2004 годов, говорят о спаде движения. Возникает странное противоречие. Сейчас к войне отношение большинства британцев даже хуже, чем в те годы. В Басре, где после занятия города английские солдаты гуляли без касок, положение ухудшается. В Афганистане несколько дней назад трое британских солдат были по ошибке расстреляны американцами. Что, естественно, не прибавило популярности заокеанским союзникам. Однако акции протеста выглядят куда скромнее, чем в начале войны.