4. Поколение пепла - Доронин Алексеевич

   А половину бывших заводчан оставили охранять руины и пленных, которых было много, почти восемьсот человек. Данилов сам их полдня переписывал, составив карточку на каждого. Это были осколки социальной мозаики - от комбайнера до бывшего директора школы, от милиционера до бывшего зэка. Кто-то разговаривал с ним дерзко, но в основном смотрели как побитые собаки. Он, как было велено, спрашивал их про их жалобы и нужды, но делал больше, чем требовала формальная роль. Александр сам нашел для них побольше дров и теплых одеял, сам уговорил врача осмотреть нескольких из жалобщиков получше, пообещав бакшиш от себя.

   Утром пленных - тех, кто был здоров - выгнали на работу.

   "Всегда мечтал побыть рабовладельцем, - усмехался при этом Тимофей. - Сидеть себе в шезлонге, потягивать пивко, леща жевать. А картошку пусть копают афромериканцы. Ну почему так всегда нельзя, а?"

   Они, надзиратели, работали с ними вместе в качестве бригадиров, но автоматы держали при себе и соблюдали дистанцию. Хотя оба эксцессов не было. Была пара случаев разборок среди самих пленных и попыток отнять чужие пайки, которые пресекли быстро и жестко.

   Еще им предстояло хоронить убитых. К счастью, у них были целых два экскаватора и бульдозер. На этот счет был строгий приказ похоронить все павших в бою в братских могилах, не делая различия ни для бойцов и командиров, ни для солдат двух разных сторон. Приказ, вызвавших много споров и ворчания.

   Когда ямы были закончены и засыпаны, Данилов сам вырезал временную табличку, вспомнив свои навыки резьбы по дереву, которые приобрел в долгие месяцы вынужденного одиночества в поселке Рассвет, и покрыл ее лаком. Он, выросший в годину смуты и разврата, не мог подобрать иные слова, кроме шолоховских. На будущее нужен будет памятник, отлитый в металле или вырезанный в камне, подумал он, но это уже было не по его части.

   - Будь проклята война, - переговаривались они в перерывах, когда не ревела землеройная техника.

   - Нет. Будь проклят Мазаев, который заставил нас убивать своих братьев. Надеюсь, он, сука, будет подыхать долго.

   - Будь прокляты кровопийцы-буржуи, которые все это начали, - это, конечно, сказал Краснов.

   Его Колесников, уводя своих бойцов, назначил старшим над лагерем военнопленных, и он относился к этой роли со всей серьезностью, хоть и иронизировал: "Говорят некоторые заблуждающиеся личности, что каждый большевик - это генетический вертухай. Значит, у меня получится".

   Данилова он сразу же отчитал за его "формальный гуманизм" и запретил приближаться к лагерным корпусам.

   "Тебя зарежут - полбеды, а вот за массовый побег мне майор голову оторвет. Он меня назначил, а не Змея, и не зря. С этой публикой надо построжее. Так что сиди и помни, что инициатива наказуема".

   Александр вспомнил, что суровый коммунар всегда багровел, когда кто-то... например тот же Фомин, при слове коммунизм упоминал ГУЛАГ. Но в душе он скорее всего не злился, а расстраивался как ребенок. Что для его друга чистая и светлая идея ассоциировалась с тюремной баландой и узколобыми шариковыми из черных подвалов. Не с космическим лифтом и орбитальными городами, а с Королёвым на Колыме.

   Как расстраивался и сейчас из-за того, что первым их творением в новом мире был концентрационный лагерь, пусть даже и "добрый", в который мирные люди загнали неудавшихся палачей.

   - Когда-нибудь про это напишут песню, - услышал Данилов рядом знакомый голос.

   Тимур собственной персоной. Музыкант, которого чудом не порешил Богданов, оказывается, тоже сумел пережить бой. Но голос его звучал тихо, словно у неисправной колонки. Он хорошо чувствовал момент, и у него хватало ума не доставать свою гитару.

   "Хотя, она, наверно, сгорела вместе с городом, как и остальные его инструменты, включая свирель, а может даже арфу".

   Александр хотел накарябать на клочке тетрадного листа несколько строк, непослушной рукой взял карандаш, но тут же выронил его.

   - Твою мать, - махнул он ладонью с раздражением. - Рук не чувствую. Чтоб записать, нужны руки... а они болят, как от артрита. Надеюсь, санитар мазь какую-нибудь даст. Думай сам, может, сочинишь. Только пусть это будет не слезоточивая чушь, а стилизация под древнюю балладу.

   - Ты не поверишь, я так и хотел, - просиял Тимур.

   И такой неуместной была его радость среди гор непогребенных трупов, что Данилов не знал, отчего ему сильнее хочется кривиться.

   Пока они копали, хоронили и разравнивали землю, с юга пришли новости о том, что Бесфамильный не сдался даже перед превосходящими силами и погиб в бою, сгорев в подбитом танке, пытаясь прорваться из окружения.

   Не оправдали себя надежды на то, что все насильно забритые крестьяне все как один сдадутся, когда лишатся командиров. Не все. Многие бросали автоматы и поднимали руки, но другие отстреливались до конца. Самых упертых ловили по лесам, и явно выловили не всех.

   Точно также не сдались экипажи заваленных танков, а тоже отстреливались до предпоследнего патрона. Не из самурайства, а, скорее, из страха перед жуткой смертью в плену, в которой они не сомневались.

   И все же это была победа, полная и относительно малой кровью.

   Через день вернулась победоносная армия и привела еще больше пленных для "Доброго лагеря", и рабочих рук стало с избытком. Теперь оставался только Алтай и Заринск, говорили все в этот день у костров.

   *****

   В эти дни после победы Демьянов только отмахивался в ответ на поздравления. И хмурился, когда видел признаки бурной радости на лицах.

   Не у всех эти признаки были. Все-таки город потерял пятую часть мужского населения, и почти в каждой семье было горе. Но и те, кто хотел отметить триумф, имелись.

   Уже человек десять были задержаны на улице, как говорится, в сиську пьяными. Одни из них, разведчик и истребитель танков по фамилии Мельниченко распевал песни на украинском языке, лез ко всем то драться, то обниматься, а когда был в хорошем настроении, хвастался, как подбил с корешем Антоном здоровенный танк из двух РПГ-29 "Вампир".

   Но горе тому, кто, вместо того чтоб сразу восхититься их мужеством, задавал хоть один вопрос. "Ах ты, сука, не веришь?". "По мне не скажешь, что я могу, да? Ах ты тварь такая...". Хомяк сразу зверел и лез в бучу, и, в конце концов, оказался под замком, успев подбить кому-то глаз. Сам Караваев, как примерный семьянин, естественно, находился в этот момент с женой, и на признание своего геройства ему было наплевать.

   Остальных пьяных, которые не вели себя так агрессивно, Демьянов распорядился отправить отсыпаться в уцелевшие дома, а не на гауптвахту. Он сделал заметку в блокноте: "Отметить отличившихся. Но без помпы".

   Он сам настоял, чтоб не было ни праздника, ни тостов, ни салюта. Для майора это была победа с оттенком горечи. Нечем гордиться. Поубивали много таких же русских людей. Пусть обманутых, или продавшихся за кусок хлеба, или запуганных, но, по большому счету, ни в чем не виноватых.

   Что-то именно после этого в нем надломилось. Хотя вроде бы и надламываться уже было нечему.

   - Теперь я понимаю, почему нас не бомбили. Мы своими руками выполняем план по собственному истреблению, - сказал он Владимиру, когда Городской совет собрался на свое внеочередное заседание. Оно проходило в простой палатке, разбитой там, где еще несколько дней назад был центр города.

   - Что мы будем делать дальше? - первым нарушил молчание Колесников. - Собирать армию и добивать гадов?

   - Пункт 1. - обустройство временного жилья и оказание помощи пострадавшим. Пункт 2. - инвентаризация и сбор урожая. Пункт 3 - сбор войска и ответный удар. Именно в такой последовательности, - настойчиво сказал Демьянов. - Что касается Заринска... У меня есть для вас сообщение от нашего агента. Топор передает, что там у них народное брожение. Вызванное гибелью Сейчас даже камешек может запустить лавину. Я собираюсь прибыть туда лично. На вертолетах. С собой возьму максимум тридцать человек. Мы должны любой ценой убедить их сдаться.

   - Лично? - переспросил Залесский.

   - Это самоубийство, Сергей Борисович. Эти МИ-8, которые мы захватили в Манае, того и гляди развалятся, - напомнил Богданов.

   Чтоб не щеголять глазницей с мертвым глазом, бывший сурвайвер ходил с повязкой, как пират. Он не на шутку разозлился, когда кто-то сказал, что он вылитый Моше Даян - израильский генерал. Ему было бы приятнее, если б его сравнили с Кутузовым.

   - Вообще, это похоже на ловушку, - предположил Масленников. - Кто он такой этот Топор, чтоб ему доверять?

   - До сих пор его информация о силах и планах Сибагропрома была точной. Он очень помог нам с устройством засад.

   - У него может быть своя игра. Я этому психу не доверяю, - упрямо твердил Владимир.

   - Да, это риск. Но в случае провала мы рискуем только жизнями тридцати человек. А в случае успеха сбережем тысячи. Само собой, полетят только добровольцы.