4. Поколение пепла - Доронин Алексеевич

   И если вражеского лидера сожгли в котельной южной столицы, то тело майора привезли на вертолете в то, что осталось от Подгорного, для погребения.

   Вечером его вызывал к себе Богданов. Телефонная связь больше не работала, так что вызвал с помощью курьера - опять молодой девчонки, на этот раз коротко стриженной шатенки в камуфляжной куртке. Нескольких таких Владимир обучал политической грамотности, стрельбе и приемам самообороны. Данилов готов был держать пари, что этим список занятий не исчерпывается.

   "Да, Машеньке не позавидуешь. А как она хотела? Вокруг самцов с задатками лидера тёлки всегда кружатся как мухи", - подумал Данилов.

   Неожиданно Александру было сказано придти не в штаб, расположившийся в самой большой модульной палатке, а к Богданову с Машей домой.

   Заместитель скончавшегося главы города занимал крепкий кирпичный домик. Немаленький, учитывая, что детей у него не было. Обстановка внутри тоже была по-довоенному комфортной. Но это уже была явно заслуга Марии, а не привыкшего к спартанской жизни бывшего сурвайвера.

   Маша на правах хозяйки сама налила им чай, поставила вазочки с вареньем, порезала хлеб и разложила по тарелкам простенькую снедь - скромные кусочки говяжьей тушенки с лапшой. Затем она тоже села к ним за стол.

   - Сергей Борисыч хворал еще когда мы пришли сюда с Новосиба, - поделилась она с Александром. - Сердце у него не просто пошаливало, а непонятно на чем держалось. Ему бы в санаторий... Эх, это самое... До сих пор поверить не могу.

   - И я не могу, - согласился Данилов.

   В синих джинсах и белом пуловере, Чернышева-Богданова могла бы показаться симпатичной, хотя и исхудала после травмы и комы. Но, даже будучи холостым и неудовлетворенным, Александр не видел в ней привлекательную женщину. И вовсе не потому, что она была женой его командира. Он скорее видел в ней сестру, с которой вместе они прошли через настоящий ад, а такие мысли убивают любые иные поползновения.

   - Нет никакой угрозы диктатуры, - продолжал Богданов разговор, прерванный появлением жены с подносом. - Угроза - это колорадский жук и заморозки. А диктатура - единственный тип правления, подходящий для нас. В экстремальной ситуации у народа должен быть лидер, Вождь, чьи приказы не обсуждаются. Представь: плывет корабль и вдруг начинается шторм. Волны вот-вот зальют палубу, а команда сидит и выбирает капитана. Тайным голосованием. Абсурд? Или, представь, зимой 41-го, когда фрицы стояли под Москвой, Сталин вдруг уходит в отставку, и в СССР проводятся демократические выборы. Смешно?

   Лицо у Богданова стало пунцовым, и, похоже, Маша забеспокоилась. Она знала, что со здоровьем у ее мужа все в порядке, но хорошо помнила про Демьянова.

   - Все империи строились на костях, которые скреплялись железными скобами и кровавым цементом. А великие достижения потому и велики, что оплачены великой ценой. Беда ваша, господа гуманисты, что вы считаете жизнь индивида бесценной. А ей, как и жизни животного, цена - копейка. Моей, твоей, их... - он указал на двух рабочих с тележкой, проходящих по улице, - Целое важнее части. Общество - система, а человек - подсистема. Если народ будет жить, новые люди родятся. А если нет, то все не будет иметь смысла. Именно поэтому, - он посмотрел сначала на Александра, а потом за окно, - мне и нужна сейчас помощь.

   - В организации траурной церемонии?

   - Не смеши. В обеспечении преемственности власти. Нам сейчас очень нужно единоначалие. После панихиды будет общий сход, на котором решатся два вопроса: кто будет лидером и оставим ли мы Подгорный в пользу Заринска.

   И Данилов догадался, что он не первый, с кем Богданов провел этот разговор.

   Господи, даже на необитаемом острове найдется тот, кто будет играть в политику и делить троны.

   - Не забывай, что у нас теперь в два раза больше иждивенцев. Если урожай будет таким же, как в прошлом году, нам придется еще туже затянуть пояса. А если он будет меньше... - Богданов сделал паузу и перевел взгляд на видневшиеся за окном остовы и руины.

   В последних лучах заходящего солнца пейзаж Подгорного был зловещим и одному из них напомнил Новосибирск, а другому Прокопьевск.

   - Почему ты соврал мне про Мясника? - спросил сурвайвера в лоб Данилов. - Про Мищенко, жившего в городе под фамилией Скоторезов.

   - Я не знал, о ком ты говоришь. А когда узнал, было полно других дел, ты так не считаешь? - Богданов усмехнулся. - Война, как-никак. А он человек с правильными взглядами.

   - Я считаю, что палачей и садистов надо сначала убивать, а потом спрашивать об их взглядах.

   - Тянет на афоризм. Значит, вы поладите. У вас много общего. Видишь ли, Санек, это в фильмах плохими делами занимаются только враги. В суровой реальности этим приходится заниматься и "нашим". Крошить бомбами мирное население, которое живет рядом с военными аэродромами, топить корабли вместе с членами семей эсэсовцев. Пытать пленных "языков" до смерти. Это такие азбучные истины, что мне смешно их тебе разжевывать. А он ни одного невинного человека в своей жизни не убил.

   - Володя, тебе пора швы обрабатывать,

   Мария появилась, неся эмалированную емкостью с каким-то раствором и марлю.

   - Проклятье, - вздохнул Богданов. - Вот видишь, Саня, почему мне может понадобиться твоя помощь?

   - В работе с документами, - понял Данилов.

   Не так-то просто это делать с одним глазом. Он мог только догадываться, насколько бывшему сурвайверу это неприятно.

   На этом чаепитие завершилось, но Александру и так хватило пищи для ума, которая, как несварение, не дала ему быстро уснуть этой ночью, снова и снова возвращая его к мыслям о политических системах старого мира, о мере свободы, справедливости и порядка, о балансе интересов личности и общества. О Ланцелотах, превращающихся в Драконов, и о том, что любой из князей мира сего должен быть именно драконом, а не облаком в штанах. Ему хватил разума промолчать об этом за обедом. Иначе Богданов попенял бы ему за Шварца. Сказал бы, что читать надо русские сказки, а не всяких шварцев и мандельштамов.

   "Когда-нибудь я напишу книгу, - решил Данилов, - И изложу в ней историю старого мира. Непредвзято, без гнева и пристрастия. Они мертвы, и незачем бояться их обидеть или разозлить. А мне и потомкам надо разобраться. Почему не смогли взобраться на вершину, на чем споткнулись. Жизненно важно".

   *****

   На следующий день состоялись похороны. Александр не помнил, чтобы хоть раз, когда он бывал на кладбище, стоял день с хорошей погодой.

   Но этот день выдался солнечным и ясным, хотя и прохладным. Но преждевременно выпавший снег растаял, и только рано утром белый иней на траве оставался напоминанием о приближающейся зиме.

   Это были не только поминки по Демьянову лично. Это была одновременно и панихида по всем, кого они потеряли. И, несмотря на то, что она заявлялась как гражданская, отец Сергий отпевал всех, и крещеных, и атеистов, вплетая русские имена в церковнославянскую вязь заупокойной молитвы. К концу дня он почти потерял голос. Все знали, что во время штурма Подгорного он не взывал о милости, а разил врагов из "Калашникова". Поэтому даже закоренелые безбожники смотрели на него с уважением.

   Как сам он потом говорил, ему приходилось вносить в ритуалы и тексты небольшие изменения. Но Бог должен был понять и простить такие мелочи, учитывая их необычные обстоятельства.

   Многие крестились, проходя мимо гроба, и Данилов не отставал. Вот только значение его жеста поняли немногие. Он ни во что не верил, он только слегка надеялся.

   Стоя с венком в руках в толпе людей, Данилов думал, что совсем не знал его. Того, кто лежал в богатом гробу, в парадной форме, которую при жизни никогда не носил и даже не держал в руках. Александр вспомнил про Ямантау, про ауру уверенности, которую в них вселял этот человек. Да, это была большая утрата.

   Из своего жизненного опыта Данилов знал, что мало у кого бывает лежание на "смертном одре". Все чаще происходит неожиданно: бац, и тебя уже несут в деревянном ящике. Люди уходят по-английски, не прощаясь, и уж точно не успевают сказать: "Я умираю", и родственники не сидят рядом и не держат руку умирающего. И вот его мнение подтвердилось.

   - ...Он был нам больше чем просто руководитель, - по щеке у Марии, которая первая произносила речь, скатилась слеза. - Для нас он был как отец родной! И теперь, когда его нет, мы считаем своим долгом продолжить его дело. Покойся с миром, Сергей Борисович. Мы не забудем ни тебя, ни того, что ты для нас сделал.

   Она была в черном траурном брючном костюме, ее светлые волосы чуть выбивались из-под платка. Все смотрели на нее, ожидая, что она скажет что-то еще, но девушка кивнула всем и отошла в сторонку, прикрывая нос платочком. Она не претендовала ни на что, кроме роли своего мужа тени. Их обоих, это, похоже, устраивало.

   Саша подумал, что ее надгробное слово отдает бабьим плачем вперемешку с обкомовскими траурными митингами, но мысленно похвалил ее за смелость. Ведь сама недавно была одной ногой в могиле.