Линкольн - Карл Сэндберг

Думал ли президент о результатах битвы одно, а вслух высказывал другое? Уильям Стодард, работавший в штабе Белого дома, отрицал это в своем письме: «Мы потеряли на 50 процентов больше неприятеля. И все же в ужасной арифметике Линкольна есть свой резон. Он говорит, что если бы в течение недели мы каждый день в результате боев имели такое же соотношение потерь, армия Ли была бы уничтожена бесследно, а потомакская армия все еще осталась бы полной сил; с войной было бы покончено, с конфедерацией также. Мы пока еще не нашли в нашей среде такого генерала, который мог бы примириться с этой арифметикой, но когда мы его найдем, мы приблизим конец войны».

Т. Барнет, клерк министерства внутренних дел, записал в своем дневнике слова Линкольна после разгрома под Фредериксбергом: «Если есть место хуже ада, я на этом месте».

Прошла неделя, и у Бэрнсайда созрел план нового сражения. Это было трудное для Бэрнсайда время, ибо в один и тот же день он получил предупреждение Линкольна не двигаться и телеграмму Галлека «нажать на врага».

Линкольн написал Галлеку, чтобы он поехал к Бэрнсайду, ознакомился с его планами, побеседовал с офицерами, узнал их мнение и настроение. «Проверьте все всесторонне и составьте свое собственное мнение; лишь после этого скажите генералу Бэрнсайду, одобряете вы его план или нет. Ваша поенная квалификация не принесет никакой пользы, если вы всего этого не сделаете».

Галлек расценил это письмо как инсинуацию. Он попросил освободить его от обязанностей главнокомандующего. Линкольна в тот момент не устраивал уход Галлека; кроме того, ему совсем не хотелось задевать самолюбие генерала. Президент взял свое письмо обратно; Галлек взял обратно просьбу об отставке.

Послание президента конгрессу 1 декабря 1862 года начиналось с высказываний о Союзе, рабстве и неграх. «Можно сказать, что нация состоит из территории, народа и законов». Из этих компонентов только территория остается в известной степени неизменной. Меняются законы, люди умирают, страна остается.

Конгрессу должно быть предоставлено исключительное право ассигновать деньги и другие средства для колонизации свободных цветных людей. «Не будь рабства, не было бы и мятежа; с отменой рабства мятеж не сможет дольше продолжаться». Кое-кто настаивал на колонизации, мотивируя это тем, что свободные негры будут отнимать работу у белых рабочих, но против такой установки Линкольн возражал. Ничто не должно остановить борьбы за полное освобождение негров. Освобождение негров покончит с войной и сохранит Союз на вечные времена.

«Догмы мирного прошлого не пригодны для бурных дней настоящего. Положение чрезвычайно трудное, но мы должны подняться до уровня требований момента. Так как перед нами новая ситуация, то мы должны и думать по-новому и действовать по-новому… Давая свободу рабам, мы обеспечиваем свободу свободным людям. Это одинаково почетно и в том, что мы даем, и в том, что мы сохраняем».

В последнем абзаце послания Линкольн пытался затронуть чувства людей. «Соотечественники! Мы не можем уйти от истории. Мы, члены этого конгресса и правительства, останемся в памяти людей независимо от того, хотим мы этого или нет. Личное значение или ничтожность каждого из нас никогда никого не смогут выручить. Мы проходим проверку огнем, и пламя его осветит все наши дела, благородные и бесчестные, для всех последующих поколений».

Путь к спасению Союза — «путь простой, мирный, справедливый, великодушный. Если мы пойдем по этому пути, мы заслужим вечное одобрение всего мира и бог будет вечно нас благословлять».

Что дало послание? Ничего, кроме робкого нащупывания путей к освобождению с компенсацией в рабовладельческом штате Миссури. Пограничные штаты, не имея единого мнения, не проявили решительности. Они еще не стали неотъемлемой частью Союза.

18 декабря Лексингтон и Кентукки снова были захвачены конфедератами, после того как части Бедфорда Фореста совершили рейд и прогнали иллинойскую кавалерию полковника Роберта Ингерсола.

Декабрьское послание президента было компромиссом. Его целью было задобрить все стороны, слишком враждебные, чтобы их можно было объединить для совместных действий. Так говорили одни. Другие утверждали, что освобождение негров — конек президента. Как выходец из пограничного штата он не представлял себе, что рабство должно уничтожить с корнем и сразу. Но даже для многих из тех, кто не соглашался с ним или с тем, что план Линкольна выполним, было ясно, что он искренне стремится поднять знамя, за которым стоит пойти даже ценой жертв.

Декабрьское послание прокладывало путь Декларации об освобождении, если президент решит обнародовать ее 1 января 1863 года. Радикалы — сторонники освобождения утверждали, что президент не осмелится опубликовать Декларацию. Некоторые деятели из пограничных штатов говорили, что он не посмеет конфисковать имущество стоимостью в миллиарды долларов. Многие армейские офицеры открыто говорили, что опубликование Декларации приведет к массовому дезертирству, что целые роты и полки в полном составе сложат оружие.

Сенатор Браунинг записал в своем дневнике, что «…у президента явная галлюцинация — он считает, что конгресс может покончить с мятежом, если он утвердит его (Линкольна) план освобождения с компенсацией».

3. Буря над кабинетом министров. Мерфрисборо

Когда Чэйз сказал сенатору Фесендену, что на президента оказывается «влияние с черного хода», он был уверен, что Фесенден поймет и подумает о Сьюарде.

Сенаторы-республиканцы на тайном собрании, состоявшемся 15 декабря 1862 года, обсуждали письмо Сьюарда, написанное им шесть месяцев тому назад. Сенатор Самнэр предварительно показал это письмо Линкольну с целью узнать, одобрил ли он его содержание. Линкольн сказал, что он его впервые видит. Об этом узнали газеты и открыли огонь по Сьюарду. Радикалы настаивали на том, что это еще одно доказательство влияния Сьюарда на президента «с черного хода», парализующего лучшие намерения Линкольна.

Фесенден описал ход обсуждения письма на тайном совещании: «Мистер Уилкинсон выразил мнение, что страна погублена и дело проиграно… Мистер Сьюард, сказал он. нисколько не верил в справедливость войны, и до тех пор, пока он останется в кабинете, нельзя ожидать ничего, кроме поражения и катастрофы. После выступления Уилкинсона несколько минут царила тишина».

Сенатор Коламер видел трудность в том, что у президента в строгом смысле слова нет настоящего кабинета министров. Фесенден сказал, что долг сенаторов разобраться в этом кризисе и действовать с большой осторожностью, чтобы не вызвать смятения в стране и не ослабить позиции президента.