Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей - Александр Ливергант

29 апреля

…По правде сказать, я испытываю весьма мало уважения к дорогой publicum [153], которую обречен ублажать, как ханжа Трэш в «Варфоломеевской ярмарке» {342}, трещотками и имбирными пряниками, и я был бы весьма неискренним перед теми, кому, быть может, случится прочесть мои признания, если бы написал, что публика, на мой взгляд, заслуживает внимания или что она способна оценить утонченные красоты произведения. Она взвешивает достоинства и недостатки фунтами. У тебя хорошая репутация — можешь писать любой вздор. У тебя плохая репутация — можешь писать как Гомер, ты все равно не понравишься ни одному читателю. Я, пожалуй, l'enfant gâté de succès [154], но я прикован к столбу и должен волей-неволей стоять до конца…

30 апреля

…Нет, никто не может сказать, что я ем хлеб праздности. Да и с чего бы? Тот, кто работает не по необходимости, добровольно обрекает себя изнурительному труду, и не будь у меня этой необходимости, я бы добровольно занимался такого же рода литературным трудом — правда, без того напряжения…

1831

23–25 февраля

…Если бы кто-нибудь спросил меня, сколько времени у меня уходит на обдумывание произведения, я ответил бы, что, с одной стороны, вряд ли найдется в течение дня пять минут, чтобы я о нем не думал. Но, с другой стороны, оно никогда не бывает серьезным предметом размышления, ибо никогда не занимает мои мысли полностью хотя бы пять минут подряд, кроме тех случаев, когда я диктую мистеру Ледлоу {343}.

16 марта

Поскольку дела с мистером Кэделлом улажены, мне только остается распределить свои занятия так, чтобы не переутомляться. Думается, что мой нынешний распорядок позволяет мне посвящать работе достаточно времени, учитывая мои силы, и если даже мне суждено достичь семидесяти, до которых осталось трижды три года или, точнее — почти десять лет, то я проведу это время с честью, пользой и выгодой для себя и других. Мой день протекает так: встаю без четверти семь; в четверть десятого завтракаю; на завтрак получаю яйца или по крайней мере одно яйцо, до завтрака пишу — письма и т. п.; после завтрака в десять часов приходит мистер Ледлоу, и мы вместе пишем до часу. Это прекрасный человек; он изо всех сил старается писать красиво, очень мне помогает, заменяя, по возможности, мои собственные отказавшие мне пальцы. {344} Мы серьезно трудимся над дневным уроком до часу, после чего я иногда гуляю пешком, однако не часто, потому что я ослабел, и к тому же даже небольшая прогулка причиняет мне сильную боль. Чаще всего беру пони и час или два езжу верхом вблизи дома; это довольно жалкое зрелище, потому что двум слугам приходится сажать меня на лошадь, а затем один из них идет рядом и следит, чтобы я не упал и не разбился насмерть, что легко может случиться. Моя гордая promenade à pied [155] или à cheval [156], как придется, заканчивается к трем часам. Час до обеда посвящается дневнику и прочим легким занятиям. В четыре подают обед — тарелка бульона или супа, столь порицаемого докторами, кусок простого мяса, никаких напитков крепче слабого пива, после чего сидя отдыхаю до шести, когда снова приходит мистер Ладлоу; он остается со мною до девяти, а иной раз и до без четверти десять. Затем я получаю миску овсянки и молоко и поглощаю их с детским аппетитом. Забыл сказать, что после обеда мне разрешается выпить полстакана слабого грога из разведенного джина или виски. Выпить больше мне никогда не хочется, и даже в глубине души я не тоскую по сигарам, хотя так их любил когда-то. Около шести часов работы ежедневно — это хорошо, если смогу так продолжать и впредь

Сэмюэль Тейлор Кольридж {345}

Из записных книжек

1795―1798

Людей приманивают войной: на призывном пункте в Бристоле к потолку подвешены четверть ягненка и кусок говядины.

Грабитель спрятался и слышит, как за стеной веселятся и танцуют. Что он об этом думает.

Несчастная любовь нередко приводит к женоненавистничеству — точно так же, как невыносимая жажда становится причиной водобоязни.

Ограниченность умственной деятельности у художника…

Для некоторых наша конституция сродни сыру: то, что с гнильцой, самое лакомое.

Наши причудливые размышления в час страданий подобны игрушкам, разбросанным у постели смертельно больного ребенка.

Сны иногда полезны: нашим страхам и надеждам они придают живой смысл.

Истово молящийся: набожное опьянение, духовное вожделение, бесцеремонное самообожание.

В Генуе слово «свобода» выбито на цепях у галерных рабов и на дверях тюрем.

Плагиаторы боятся, что их обокрадут — но ведь и карманные воры ходят, засунув руки в карманы.

Улитки интеллекта видят только своими щупальцами…

… Немцы за картами. Длинная трубка одного дымится, лежа на столе, подле тарелки с рыбой, в полуярде от него. Другой держит трубку в зубах, и она свисает ниже колен…

1799

Мы воспеваем подвиги наших прадедов — потомству же оставляем такое, отчего впору выть, а не петь.

Снилось, будто некий великий посулил мне великое будущее; я проснулся и обнаружил, что это был обман, обман столь постыдный, будто все это произошло наяву.

Голос звучал в моем сердце — но то было лишь эхо сказанного…

Сатира подобна хорошему салату: масла больше, чем уксуса. Впрочем, довольно должно быть и того и другого.

Менять старых друзей на новых — давать фрукты в обмен на цветы.

Неверно, что путь от хорошего до плохого и от плохого к хорошему долог. Бывает, магнитные полюса меняются от одной вспышки молнии.

О вреде плохих поэтов, что крадут и опошляют прекрасные образы.

Подумать, отчего смешное ослабляет память. Трудно запомнить историю, вызвавшую безудержный смех.

Чем человек скромней и незаметней, тем несноснее и тщеславнее он как автор.

Слепец не более отдает себе отчет в том, что есть мрак, чем человек невежественный — в своем невежестве.

1799―1801

Прокомментировать фразу «отправиться на тот свет».

Нес несусветный вздор о справедливости, привел совершенно идиотский пример о родительской любви к никчемному младенцу — с тем же успехом мог говорить о любви к сырому мясу.

Почитав Шекспира, темные люди рассуждают о сложности человеческого характера.

В поэзии метафизическое решение — великий порок.

Многое можно было бы написать о сочувствии индивидуальной морали национальному краху.

Двое пьяных идут под руку, один старательно изображает из себя трезвого, другой, наоборот, — более пьяного, чем на самом деле; первый заботлив и предупредителен. 2 июня 1800 года.

Старик лет восьмидесяти: «Уповаю на милость Божью, что не приберет Он меня к Себе в расцвете лет».

Ребенок, что бранит цветок словами, какими бранили его самого, — это и есть поэзия.

Неистов, как калека. Или как Крест.

Он не знал, что делать, однако чувствовал — что-то должно быть сделано; он встал, рывком пододвинул к себе письменный стол, сел, взял перо — и обнаружил, что не знает, что делать.

Один из тех задумчивых людей, у кого, когда он ест, тарелка с пудингом плывет перед глазами.

Дитя, к которому «несправедлива» судьба: жестокосердная мать отрывает его от груди, чтобы поцеловать.

Написать о том, должен ли великий критик быть одновременно великим поэтом или художником.

Обществу нанесен немалый ущерб утверждением истин, что повторялись до тех пор, пока не стали восприниматься устаревшими парадоксами.

Надпись на гробе: «Умер в возрасте 208 лет». Боже всемогущий! Я навел справки: покойному было двадцать восемь.

При цветении коричное дерево издает запах человеческих экскрементов — хороший сочинитель плохих стихов.

У каждой страсти, утверждают врачи, свой собственный пульс. Страх порождает нежданное влечение к творчеству.

Чтобы ум не развивался в дурную сторону, не следует шнуровать его слишком туго.

Католики доказывают истину чудесами вместо того, чтобы доказать чудеса истиной.

1801―1802