Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности - Самюэль Хантингтон

моралистские; а как и люди, которые эти идеи исповедуют, — соответственно, на универсалистов, экономистов и моралистов. Универсалистский подход представляет собой доведенный практически до абсурда американский национализм и изоляционизм. По мнению универсалистов, Америка уникальна не потому, что американцы — особый народ, а потому, что в США сложилась «универсальная нация». Это мировая нация, которую регулярно пополняют представители приезжающих в США народов и культур и которая распространяет по всему миру американскую культуру и американские ценности. Различия между остальным миром и Америкой постепенно стираются — благодаря нынешнему статусу Америки как единственной сверхдержавы. Экономический подход, как следует из его названия, опирается на экономику: он трактует глобализацию как некую трансцендентную силу, сокрушающую национальные границы, объединяющую национальные экономику и единое мировое хозяйство и стремительно сокращающую сферу деятельности национальных правительств. Этот подход доминирует среди руководителей высшего и среднего звена транснациональных корпораций и неправительственных организаций международного уровня, а также среди профессионалов, в первую очередь с техническим образованием, которые сегодня в дефиците и поэтому могут строить карьеру, переезжая из страны в страну. Моралистический подход основывается на уничижении патриотизма и национализма как «эмоций дурного тона» и на утверждении, что международные законы, институты, договоры и нормы являются этически приоритетными по сравнению с законами, институтами и нормами национальных государств. Приверженность человечеству в целом, тем самым, ставится выше приверженности конкретной нации. Этот взгляд получает поддержку в интеллектуальных, академических и журналистских кругах. Экономический транснационализм коренится в буржуазной идеологии, а транснационализм моралистский — в воззрениях тех, кого принято называть «интеллигенцией».

В 1953 году глава компании «Дженерал моторс», кандидатура которого предлагалась на пост министра обороны, заявил: «Что хорошо для „Дженерал моторс“, то хорошо для Америки». Его нещадно раскритиковали за то, что на первое место в своей фразе он поставил компанию, а не страну. Тем не менее и этот человек, и его критики продемонстрировали убежденность в том, что интересы бизнеса и национальные интересы во многом совпадают. Сегодня, впрочем, транснациональные корпорации рассматривают собственные интересы отдельно от национальных интересов Америки. Чем шире поле деятельности компаний, основанных в США и имеющих американские штаб-квартиры, тем менее американскими эти компании становятся. Как следует из ответов представителей ряда транснациональных компаний Ральфу Нейдеру (подробнее см. в начале книги), эти компании отвергают патриотизм и позиционируют себя как наднациональные сущности. Их отношение к национальным интересам заставляет вспомнить хозяина железной дороги Эри Джея Гулда и его ответ на вопрос, республиканец он или демократ: «В республиканском штате я республиканец, в демократическом штате я демократ, а в независимом штате — независимый; но всегда и везде я за Эри». Американские по «происхождению» корпорации, действующие на международных рынках, нанимают рабочую силу и даже руководящий состав вне зависимости от национальной принадлежности человека. На 2000 год по крайней мере семь американских корпораций имели во главе неамериканца: это «Алкоа», «Бектон», «Дикинсон», «Кока-Кола», «Форд», «Филип Моррис» и «Проктер энд Гэмбл». ЦРУ, как заметил один из представителей Управления в 1999 году, больше не может полагаться на содействие американских корпораций, поскольку те позиционируют себя как наднациональные и не желают помогать правительству США{441}.

Национализм опровергает постулат Карла Маркса о единстве интернационального пролетариата. Глобализация же подтверждает замечание Адама Смита о том, что «владелец земли по необходимости является гражданином того государства, в котором он владеет землей… а владелец пая является гражданином мира, совсем не обязательно связанным с какой-либо конкретной страной»{442}. Слова Смита, сказанные в 1776 году, как нельзя лучше отражают образ мышления современных бизнесменов. Проанализировав интервью менеджеров двадцати трех американских транснациональных корпораций и некоммерческих организаций, Джеймс Дэвисон Хантер и Джошуа Йейтс пришли к следующему выводу: «Эти элиты определенно космополитичны: они перемещаются по всему миру, и весь мир служит ареной их действий. Они действительно воспринимают себя как „граждан мира“. Снова и снова мы слышим, как они называют себя гражданами мира, у которых случайно оказались в карманах американские паспорта, и все реже и реже можно услышать упоминания об американских гражданах, работающих в международной организации. Они обладают всеми теми качествами, каких ожидают от космополитов: это городские люди, отлично образованные, универсалисты в своих воззрениях на политику и на этнические лояльности». Вместе с «глобалистической элитой» других стран американские космополиты находятся в «социокультурном пузыре», стенки которого отделяют их от национальных культур, и общаются друг с другом посредством «гуманитарно-технологического английского» — или, как выразились Хантер и Йейтс, «глобального языка».

Глобалисты рассматривают весь мир как единую экономическую сущность. Дом для них — не национальное общество, а глобальный рынок. Как замечают Хантер и Йейтс: «Все эти глобалистические организации, не только транснациональные корпорации, действуют в мире, в котором существуют „расширяющиеся рынки“, „конкурентные преимущества“, „эффективность“, „соотношение стоимости и эффективности“, „максимизация прибыли и минимизация затрат“, „рыночные ниши“, „прибыльность“ и „практический результат“». Свою сосредоточенность на экономике они оправдывают тем, что должны удовлетворять потребности потребителей по всему миру. Таково их кредо. «Глобализация, — говорит консультант Дэниел Мидленд, — передала власть от национальных правительств мировому потребителю». Иными словами, когда глобальный рынок заменяет собой национальное общество, гражданин конкретного государства превращается в глобального потребителя{443}.

«Экономические транснационалисты» — ядро зарождающегося глобального суперкласса. «Чем дольше продолжаются споры о последствиях глобализации, тем очевиднее становится по меньшей мере одно из них, — говорится в отчете Совета глобальной экономической политики. — Преимущества интегрированной мировой экономики породили новую, глобальную элиту. Этих людей, которых называют „давосскими мальчиками“, „золотыми воротничками“ и „космократами“, объединяют новые концепции глобальной связанности. К этому классу принадлежат ученые, работники международных организаций, сотрудники и менеджеры транснациональных компаний, бизнесмены, успешно осваивающие сферу высоких технологий…» В 2000 году «золотых воротничков» насчитывалось около 20 миллионов человек, 40 процентов из которых были американцами; к 2010 году, как ожидается, эта новая элита удвоит свою численность{444}. В США представители этой элиты составляют менее 4 процентов от общего населения страны; они не нуждаются в национальной идентичности и воспринимают федеральное правительство как реликт прошлого, чья единственная задача — содействовать упрочению глобальной экономики. В ближайшие годы, по предсказанию менеджера одной корпорации, «единственными людьми, которых еще будут заботить государственные границы, останутся политики»{445}.

Вовлеченность в деятельность транснациональных институтов и сетей не только «производит» человека в члены новой элиты, но и является критической для обретения элитного статуса на национальном уровне. Тот, чьи лояльности, приверженности и идентичности остаются сугубо национальными, с меньшей вероятностью поднимется «вверх» в бизнесе, науке, массмедиа, чем тот, кто преодолел эти ограничения. Если абстрагироваться от политики, можно сделать следующий вывод: тот, кто остается дома,