Плененное сердце - Диана Казанцева

Он не помнил, сколько времени провел возле изголовья Каталины, но когда солнце клонилось к закату, и он решил уже уйти, в тот самый момент ее веки дрогнули.

— Зачем ты пришел?

В фиалковых очах застыло неприкрытое презрение и он, слегка оторопев, хрипло ответил:

— Ава просила зайти к тебе.

— Это все?

— Д-да, то есть, нет, то есть…, - своим высокомерным тоном она заставила его ощутить себя глупым мальчишкой. Он тряхнул головой, силясь избавиться от колдовского наваждения, посетившего его несколько мгновений назад, и, метнул на Каталину рассерженный взгляд. — Я пришел справиться о твоем самочувствии.

— Я чувствую себя вполне сносно, — ответила она бесцветным голосом, — ребенок, думаю, тоже, — она сделала паузу, — настолько, насколько чувствуют себя пленники, заточенные в стенах этой проклятой башни… Но все это ненадолго.

— Почему? — взволнованно спросил он.

Это было необычно, но она давно заметила, как ее деликатное положение странным образом действует на Дикого Магнуса. Он становился как будто человечнее, с лица исчезала самодовольная ухмылка, а взгляд обретал совсем несвойственную ему теплоту и заботу. С «хозяином» замка Рохо происходили чудесные преображения, заставляющие Каталину попутно гадать над причинами происходящего.

— Потому что он никогда не увидит своей матери.

Глаза разбойника вмиг потемнели:

— Твой ребенок никогда не будет чувствовать себя обделенным.

— Ты найдешь ему новую мать, как только отправишь меня в Алжир? — едко переспросила Каталина.

На широких скулах заиграли желваки. Он был зол, но всеми силами пытался скрыть это.

— Если ты хочешь узнать, отдам ли я этого ребенка его отцу, то мой ответ — нет. Я не допущу еще одного мориска в наших краях.

— Так тебе известно, — закусив губу, пробормотала Каталина, — но откуда?

— Хм, шила в мешке не утаишь, bonita. То, что Кабрера потомки мавров, я знал всегда. Много поколений мужчин из их рода брали себе в жены девиц исключительно светлолицых и светловолосых. Таким нехитрым способом они пытались разбавить свою презренную кровь. Еще во времена Реконкисты они отказались покинуть земли, захваченные их предками, и оставить накопленные за столетия богатства, как другие, а предпочли и дальше плодить себе подобных. Таких же неверных, как они сами, — он едва ли не сплюнул себе под ноги, тем самым выражая глубочайшую неприязнь к потомкам бывших завоевателей.

Каталина предпочла пропустить мимо ушей оскорбительные речи Дикого Магнуса. Теперь ей стало ясно, почему маркиз выбрал себе в жены именно ее. В памяти сразу всплыл образ Каролины де Ля Фуа, портрет которой висел на почетном месте в Кастель Кабрерас. У матери Себастиана, как и у нее самой, была молочно-белая кожа и светлые волосы. Ну, конечно! Это же так просто. Себастиан отказался от скудного приданого и поспешил взять в жены ее, Каталину Перес, дочь небогатого сеньора, потому что преследовал собственную цель. Она прекрасно понимала мотивы, побудившие его к этому шагу, и нисколько не огорчилась, узнав о том. Представляя себя на месте супруга, она быстро поняла, что, скорее всего, поступила бы точно так же. Единственное, что никак не укладывалось в ее голове было то, с какой стати Дикий Магнус все больше распалялся, упоминая о прошлом маркиза, отзываясь о его семье в пренебрежительной манере, будто пытался в чем-то уличить?

— Ты — бесчеловечный ублюдок, — чуть слышно прошептала Каталина, всем сердцем желая испепелить предводителя разбойников полным ненависти взглядом. — Гореть тебе в аду!

Дикий Магнус изменился в лице, широкие ноздри затрепетали, раздуваясь от ярости. Он скрипнул зубами, до боли сжимая кулаки.

— Если передо мной сейчас был мужчина, я загнал бы эти слова в его же глотку и заставил проглотить собственный язык, — прорычал он в ответ.

— Ох, кто бы сомневался в твоих способностях, Дикий Магнус.

Каталина выскользнула из-под одеяла и оказалась лицом к лицу с рассвирепевшим разбойником, скрещивая с ним взгляды, словно острые клинки. Не убоявшись его, она встала перед ним в одной рубашке, но с не менее грозным видом, чем у него самого, подбоченившись и гордо вскинув подбородок. Ее фигурка заметно округлилась, груди увеличились в размерах, и через тонкое полотно сорочки совершенно бесстыдным образом проступали дерзко торчащие соски. Однако в своем слепящем гневе она совершенно забылась, ничего вокруг не замечая, кроме врага, которого хотела уничтожить, низвергнуть в пучину ада, где ему, как она считала, было самое место.

Вот только Дикого Магнуса сцена с маленькой пушистой кошечкой, что выпустила свои острые коготки и встала на пути разъяренного волка немало позабавила, охладив его чрезмерную горячность.

— Я говорил, чтобы ты называла меня Мигелем, — довольно миролюбиво откликнулся он, останавливая блуждающий взор на пухлых губах, изогнутых в язвительной насмешке.

— Я не стану подчиняться твоим приказам, — запальчиво воскликнула Каталина. — Ты все равно не освободишь меня, а ребенка, который появится на свет, отдашь незнакомым людям. Он никогда не узнает родных мать и отца, не почувствует их заботы и любви, — она распалялась все сильнее, ощущая, как в висках стучит кровь. — И откуда в тебе столько злобы? Ты просто чудовище, не способное сочувствовать и любить!

Последние слова она выкрикнула в его побледневшее как смерть лицо, не забыв снабдить их красноречивым взглядом и, шумно вздохнув, упала обратно на покрывала. Она выбилась из сил, ей требовался отдых. Свернувшись калачиком, она закрыла глаза и, глотая набежавшие слезы, отвернулась к стенке.

Он ничего ей не ответил, а когда ее дыхание выровнялось, и Дикий Магнус понял, что она вновь уснула, тихонько вышел из комнаты, прикрывая за собою дверь.

Всю последующую неделю никто не беспокоил Каталину. Дикий Магнус перестал бывать у нее, он не звал ее на прогулки, они больше не вели бесед, однако, если пленница нуждалась в чем-либо, она говорила о том Аве и ее просьбы незамедлительно выполнялись. Обыкновенно это были всякие мелочи, как, к примеру, нитки, иголки, шитье или книги. Как-то она попросила принести ей Библию и в тот же день получила желаемое. Затертый кожаный переплет с обтрепанными страничками. Каталина бережно взяла священное писание и повертела в руках. Видимо, не одно поколение Рохо обращалось за советом к книге книг, дабы успокоить собственные тревоги или в скорбный час найти здесь утешение, подумала она, и с живостью принялась за чтение знакомых с детства строк, сжимая в руке четки и пролистывая пожелтевшие от времени страницы.

Проснувшись как-то поутру, Каталина почувствовала себя куда лучше прежнего. Солнечные зайчики весело играли на стенах, занавешенных гобеленом, даря ощущение приближающегося тепла. Она улыбнулась наступающему дню в надежде, что череда пасмурных и ветреных дней, наконец-то, закончилась. За время затворничества она много думала о том, что ждало ее впереди, и пришла к неутешительному выводу.