Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - Михаил Зефиров

На следующий день смущенный Облезер явился к Хартманну и сообщил, что готов лететь вместе с ним. Чтобы обеспечить ему лучшую видимость, Хартманн поставил его во вторую пару своего звена. В 12.00 1 октября звено поднялось с аэродрома Новое Запорожье. Спустя 55 минут пилоты вернулись обратно, после чего Облезер был вынужден признать, что был не прав. Он подтвердил, что своими глазами видел, как от внезапных атак Хартманна два Ла5 взорвались в воздухе. В качестве свидетеля командир 8./JG52 подписал заявки на официальное признание этих побед. Больше ни у кого в эскадре не возникало никаких сомнений в подлинности побед Хартманна.

2–15 октября он, согласно данным Люфтваффе, сбил еще девятнадцать самолетов, и его счет достиг 136 побед. 16 октября III./JG52 перебазировалась на полевой аэродром около поселка Малая Березовка, в 7 км северо-восточнее г. Александрия. На следующий день Хартманна наградили Германским Крестом в Золоте.

19 октября его эскадрилья вместе со всей группой переместилась в Кировоград. В течение 20–29 октября его жертвами стали шесть «Аэрокобр», пять Ла5 и Пе2. Теперь на счету Хартманна было уже 148 побед, и 29 октября он получил Рыцарский Крест и одновременно месячный отпуск домой.

Тут интересно посмотреть, как в ходе войны изменились критерии награждения летчиков-истребителей. Тот же Мёльдерс был награжден после двадцати побед, Галланд – вообще после семнадцати, Голлоб – после 42, Марселль – после 50, Граф – после 42, а Новотны – после 54. Комментарии, как говорится, излишни.

Хартманн вернулся к себе в 9./JG52, когда та уже действовала с аэродрома Апостолово, юго-восточнее Кривого Рога. В декабре в боях южнее Кировограда и в районе г. Марганец он записал на счет еще одиннадцать советских истребителей. Сбив вскоре после полу дня 3 января 1944 г. ЛаГГ3, он одержал 160-ю победу.

7 января III./JG52 перебазировалась на полевой аэродром около городка Малая Виска, западнее Кировограда. Уже через день – 9 января – прорвавшиеся советские бронетанковые части при поддержке авиации попытались захватить Малую Виску. Пока Ju87D наносили удары по наступавшим танкам, Bf109G вели бои в воз духе. И, хотя на земле было уничтожено семь «Мессершмиттов», тогда все же удалось отстоять аэродром.

Однако оставаться там дальше было нельзя, и 10 января группа перелетела на полевой аэродром около села Новокрасное, в 38 км западнее Кировограда. Счет Хартманна продолжал быстро расти. 17 января он преодолел рубеж в 170 побед, а 1 февраля, сбив в трех вылетах пять «ЛаГГов», превысил уже планку в 190 побед.

Тем временем части Вермахта отходили все дальше на запад, и потому 23 февраля III./JG52 переместилась в Умань. В трех вылетах 26 февраля жертвами Хартманна в ходе боев в секторе Умань – Кировоград стали сразу десять «Аэрокобр». Теперь на его счету было 202 победы, и затем 2 марта он был награжден Дубовыми Листьями к Рыцарскому Кресту (Nr.420).

Одновременно с Хартманном Дубовых Листьев в тот же день были удостоены командир 7./JG52 обер-лейтенант Крупински и командир I./JG52 гауптман Йоханнес Визе, а командир II./JG52 гауптман Герхард Баркхорн получил Мечи к Рыцарскому Кресту. Все пилоты получили приказ срочно отправиться в официальную резиденцию фюрера «Бергхоф», около Оберзальцберга, где на следующий день должна была пройти торжественная церемония вручения наград.

Вырвавшись с фронта, эта четверка вовсю наслаждалась прелестями тыловой жизни. Пока они ехали по Германии в поезде, проводник всю дорогу регулярно снабжал их спиртным. Как только появлялась новая бутылка, она немедленно опустошалась. Поэтому, когда проводник высадил их в Берхтесгадене, они были совершенно «не готовы» к встрече с фюрером. Адъютант Гитлера от Люфтваффе майор Николаус фон Белов, встречавший асов на вокзале, едва не упал, увидев их в «совершенно непристойном состоянии» . До встречи же оставалось уже менее двух часов.

На улице была типичная для Альп мартовская погода. Темпера тура 4°С, небольшой снежный покров, пронизывающий холодный ветер нес с гор снежную крупу. Фон Белов приказал шоферу опустить брезентовый верх «Мерседеса» и прокатить гостей по свежему воздуху до самого «Бергхофа». После поездки на ледяном ветру настырный адъютант фюрера заставил подгулявших пилотов совершить и еще небольшую пешую прогулку. Несмотря на эти жесткие меры, они до конца так и не пришли в себя, но времени уже больше не было, и фон Белов повел их внутрь.

При входе в зал еще не совсем трезвый Хартманн заметил висящую на вешалке фуражку. Воскликнув: «Ого, это моя фуражка!» , он подошел к вешалке и, быстро водрузив ее на голову, повернулся к остальным. Те зашлись от смеха – «шляпа» съехала молодому асу на уши. Фуражка 58-го размера явно не годилась для его головы. Не смеялся лишь один фон Белов. Он испуганно бросился к Хартманну и сдернул фуражку с его головы: «Это же фуражка фюрера!»

Вскоре веселая четверка присоединилась к группе из двенадцати человек, которые также должны были в тот день получить награды. Перед появлением Гитлера все были строго предупреждены, что говорить с ним о положении на фронтах, вооружении, тактике и о других подобных вещах запрещено. « Фюрер не совсем здоров» – таким было объяснение. Церемония награждения прошла без эксцессов, и никто из веселой четверки ни разу даже не покачнулся.

Затем состоялась получасовая беседа, в ходе которой Хартманн убедился, что Гитлер не представлял реального положения на Восточном фронте. В разговоре фюрер проявил детальное знание войны в воздухе, он знал все характеристики самолетов и их вооружения. Была лишь одна беда, – все его знания были вчерашними! Все, о чем он говорил, соответствовало 1941– 42 гг.! Хартманн был разочарован и задавал себе неизбежный вопрос: «Почему Гитлера неверно информируют, кто и зачем?»

Получив несколько дней отпуска, он приехал домой. Мать улыбалась и очень гордилась сыном, отец же, мельком взглянув на новую награду, сел в свое кресло. Лицо его стало серьезным:

– Это хорошо, Эрих, что как летчик-истребитель ты продвигаешься и еще жив. Но мы должны понимать, что война проиграна и последствия будут ужасны! – Доктор Хартманн потряс газетой. – Даже фантастические объяснения Геббельса не могут скрыть истинного положения дел.

– Но, отец, я не понимаю, фюрер говорил…

– Эрих, после начала войны фюрер говорил много вещей, и большинства из них не было в действительности. Согласно Геббельсу, мы побеждаем, двигаясь к собственным границам. Ты веришь тому, что видят твои глаза, когда находишься в воздухе над Восточным фронтом. В каком направлении мы движемся, Эрих?

Эрих поднял вверх руки.

– Ты прав, отец. Мы повсюду отступаем.

– Тогда будь готов к тому, что это скоро закончится. Я надеюсь, что ты после «окончательной победы» будешь изучать медицину в университете Тюбингена. Человечество сошло с ума! Уш – подруга Хартманна также была сильно встревожена.

– Эрих, война становится все более тяжелой для нас. Даже пропаганда не может скрыть правду. Американцы бомбят днем, англичане – ночью.

– Фюрер говорил нам о новом оружии, оно уже создано и испытывается. Возможно, оно позволит повернуть события и закончить войну. – Эрих пытался ее успокоить, но сам не верил в то, о чем говорил, и Уш это чувствовала.

– Эрих, мы не знаем, как все это кончится. Может быть, нам потратить несколько часов и, пока есть возможность, пожениться, не дожидаясь конца войны.

Хартманну очень хотелось сказать: «Да», но перед его глазами стояло происходящее на Восточном фронте. В боях постоянно сбивали отличных пилотов, они гибли или попадали в плен. И он в любой момент мог стать следующим. Он считал, что тогда было отнюдь не лучшее время для начала совместной жизни, и считал, что нужно еще подождать. Тогда ему еще не было и 22, и на многие вещи он смотрел с позиции своих лет.

18 марта Хартманн вернулся на фронт. В это время III./JG52 уже базировалась на аэродроме Проскуров (ныне Хмельницкий). Вместе с отступающими частями Вермахта она быстро перемещалась на за пад: сначала 23 марта – в Каменец-Подольский, потом 25 марта – на аэродром около городка Коломыя, 27 марта – во Львов, а 6 апреля – уже в румынский Роман.

10 апреля группу срочно перебросили на аэродром на мысе Херсонес, юго-западнее Севастополя. Совершая по три, четыре или пять боевых вылетов в день, Хартманн в течение 23 апреля – 8 мая сбил над Крымом 21 самолет, из них шесть – в трех вылетах 5 мая. В этот период его ведомым был обер-фельдфебель Ханс-Йоахим Биркнер, тоже ставший известным асом.

К 9 мая стало ясно, что Вермахту придется оставить Севастополь, и командир III./JG52 гауптман Вильгельм Батц получил приказ перебазироваться в Румынию, на аэродром Зэрнешти. Нужно было спешить, и чтобы не бросать механиков, пилоты вывозили их в фюзеляжах «Мессершмиттов». Хартманн вспоминал: «После снятия бронезаголовника открывался доступ в небольшое „багажное“ отделение размером 120 х 120 х 30 см. В него мог убраться один человек, да и то прижавшись своей головой к голове пилота. После снятия радиостанции, расположенной в задней части кабины, освобождалось еще немного места, и в ходе поспешной эвакуации из Крыма мы запихивали в фюзеляж сразу по два человека. Проблем с двигателем не было, запаса мощности хватало. Я нес под крыльями два контейнера с 20-мм пушками и еще двух человек в самолете. Я полагаю, что „Мессершмитт“ мог бы поднять трех или четырех человек, если бы имелось место».