Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - Михаил Зефиров

Выскочив из дыма уже на западной окраине Брно, Хартманн оглянулся назад, чтобы убедиться, что позади нет «Мустангов». Погони не было. Зато он успел заметить, как над Брно завязался бой между «не узнавшими» друг друга союзниками. Надо заметить, что подобные инциденты не были редкостью с тех пор, как американские и советские истребители начали действовать в одних и тех же районах.

Приземлившись в Дойчброде, Хартманн услышал от Мертенса: «Русские обстреливают аэродром. Нам повезло, что на взлетной полосе пока нет воронок». Биммель был готов дозаправить самолет и пополнить боекомплект. Однако пилот лишь покачал головой, он и его механик понимали, что «Карайя-1» уже больше не поднимется в воздух.

Придя в палатку к оберсту Графу, Хартманн доложил, что русские уже в Брно. Тот кивнул:

– Я знал, но хотел убедиться. Мы здесь в «клещах». – Он показал пальцем на карте. – Писек в 100 км к западу заняли американские танки. Русские в Брно. Для нас война закончилась, Буби!

– Значит, мы должны сдаться?

– Да, я получил такой приказ, но сначала нам с тобой надо принять решение, касающееся только нас двоих. Командир эскадры протянул ему радиограмму, и Эрих прочитал:

«Граф и Хартманн должны немедленно вылететь в Дортмунд и сдаться там англичанам. Остальной персонал JG52 сдается в Дойчброде русским! Генерал Зейдеманн»

Граф криво усмехнулся:

– Генерал не хочет, чтобы вы и я попали к русским в руки. Он точно знает, что обладателям Бриллиантов придется тяжело. Поправив Рыцарский Крест у себя на шее, он продолжил:

– Вы и я, Буби, вместе сбили более 550 русских самолетов. Скорее всего нас поставят к стенке и немедленно расстреляют. – Тогда нам следует выполнить приказ генерала Зейдеманна? – спросил Хартманн. Граф быстро подошел и откинул полог палатки:

– Там снаружи около двух тысяч беженцев, женщины, дети и старики, родственники персонала эскадры – и все они беззащитны. Буби, ты думаешь, что я могу сесть в «Мессершмитт» и улететь в Дортмунд, бросив их здесь?

– Я тоже считаю, что мы не должны оставлять их. Это будет предательством.

– Рад, что вы понимаете. Поэтому мы не выполним этот приказ и останемся с нашими людьми. Мы должны также забыть и о сдаче русским.

Граф сообщил, что хочет собрать колонну, чтобы выйти к Писеку и уже там сдаться американцам. Действовать надо было немедленно, и они распределили обязанности. Хартманн должен был проследить за уничтожением самолетов, топлива и боеприпасов.

Собрав механиков, Хартманн приказал: « Собрать все боеприпасы и все топливо. Выстроить все самолеты как можно плотнее. Мы должны все уничтожить». Вскоре все оставшиеся 25 «Мессершмиттов» были собраны в одном месте, механики обливали их бензином, а оставшееся топливо из бочек просто выливали на землю. Тем временем колонна беженцев в сопровождении персонала JG52 уже покинула аэродром.

Перед тем как отдать команду поджечь самолеты, Хартманн запрыгнул в кабину своего самолета. Мертенс было бросился к нему, но пилот крикнул: «Назад Биммель! Я расстреляю оставшиеся боеприпасы по деревьям». Механик отбежал, и Хартманн в последний раз нажал на спуск. Он был удивлен размерами вспышек из пушечных стволов, в бою они никогда не казались ему такими большими. Вдруг раздался сильный хлопок, за которым последовала большая вспышка огня, – это воспламенились пары бензина, разлитого вокруг. Пламя быстро охватило «Мессершмитт».

Стоявший вдали Мертенс на несколько секунд оцепенел, но, быстро придя в себя, бросился к горящему самолету. Тут из облака дыма появился Хартманн. Успев быстро выбраться из кабины, он лишь опалил волосы и получил несколько ожогов на руках. Увидев, что с командиром все в порядке, Биммель запрыгнул в уходящий грузовик с механиками.

Оставшиеся пилоты смотрели, как горят их истребители. Начали взрываться боеприпасы и бочки с топливом. В утреннее небо поднимался столб черного дыма, знаменуя собой конец самой результативной истребительной эскадры Люфтваффе. Хартманн сел в «Кюбельваген» и быстро догнал голову колонны, где были оберст Граф и майор Грассер, присоединившийся к ним в Дойчброде.

Поздним вечером колонна достигла Писека. Хартманн увидел несколько американских танков, двигавшихся навстречу по дороге. Заметив немцев, те остановились. Вместе с Графом он подошел к головному танку. И Граф обратились к офицеру, сидевшему на баш не: «Я оберст Граф, командир истребительной эскадры JG52. Это майор Хартманн, командир 1-й группы моей эскадры. Люди, сопровождающие нас, личный состав эскадры и немецкие гражданские беженцы. Мы сдаемся американской армии» .

Офицер связался по рации со своим штабом в Писеке, и через несколько минут оттуда на грузовиках прибыли солдаты 90-й пехотной дивизии. Они разоружили рядовых и унтер-офицеров, а офицерам разрешили оставить при себе пистолеты, поскольку их обязали следить за дисциплиной.

Все немцы практически мгновенно лишились наручных часов. Хартманн слышал, как исключительно корректный Грассер спросил у молодого американского лейтенанта, забравшего его часы: « Хватает ли в такой богатой стране, как Америка, наручных часов? » Тот усмехнулся: «Хватает, но эти сувенир. Поэтому они отличаются от других». В то же время солдаты и несколько чехов занялись «осмотром» автомобилей. Именно тогда пропали летная книжка и личный фотоальбом Хартманна, и судьба этих вещей неизвестна до сих пор.

Всего Хартманн совершил 1404 боевых вылета и участвовал в 825 воздушных боях. Тридцать раз он был вынужден прервать вылет и возвратиться обратно на аэродром из-за технических неполадок. Двенадцать раз его «Мессершмитт» был подбит в воздушных боях, но лишь однажды – в бою над Румынией – пилот выпрыгнул на парашюте, а во всех остальных случаях совершал вынужденную посадку.

Сдавшись вечером 8 мая вместе со своими подчиненными в плен к американцам, Граф и Хартманн, конечно, не подозревали о том, что 90я пехотная и 16-я танковая дивизии США пересекли обусловленную демаркационную линию между союзниками и глубоко «вторглись» в советскую зону оккупации. Согласно предварительным договоренностям, они должны были остановиться около Пльзеня и не продвигаться дальше на восток. И все бы ни чего, но это «нарушение» американцев для всех немцев, сдавшихся к ним в плен восточнее Пльзеня, означало неминуемую передачу советским войскам.

Первоначально их колонну пешком отправили в лагерь около городка Сушице, в 57 км южнее Пльзеня. Это было обычное поле, обнесенное колючей проволокой, по углам которого стояло несколько американских танков. Туда постоянно прибывали все новые колонны. В конце концов там скопилось около 50 тысяч человек пленных и гражданских беженцев от грудных детей до стариков. Условия в лагере быстро ухудшались, санитарная обстановка стала одной из главных проблем.

Пленных и беженцев никто не кормил, и им приходилось довольствоваться тем, что успели взять с собой. Офицерам с трудом удавалось поддерживать порядок. Охрана лагеря просто закрывала глаза на большое число пленных, бежавших из лагеря дальше на запад. Многие американские солдаты даже помогали беглецам, давая им карты и небольшой запас продуктов из своих пайков. Их действия не были следствием какого-то приказа или указания, просто часовые считали, что пленным лучше самим позаботиться о себе и постараться добраться до дома, чем умереть от голода на голой земле в лагере.

16 мая американцы сообщили Графу, Хартманну и Грассеру как старшим офицерам, что вся их колонна будет якобы отправлена дальше на запад в Германию, в Регенсбург. Около 16.00 появились грузовики, и персонал JG52, а также все гражданские беженцы, следовавшие с ними, погрузились в них. Однако, вместо того чтобы двинуться на запад, грузовики поехали на восток. В нескольких километрах от уже знакомого города Писек колонна остановилась. Немцам приказали выйти из машин прямо в поле, где их немедленно окружили советские солдаты. После этого сопровождавшие колонну американцы быстро уехали обратно в свою зону оккупации.

У них имелась веская причина, как можно скорее покинуть это поле около Писека. То, что там начало твориться еще на их глазах, а затем продолжалось весь вечер, ночь и часть следующего утра, было чистой воды уголовщиной, хотя эти события можно квалифицировать и как военные преступления.

Прежде всего массовому насилию подверглись все женщины и девушки, бывшие среди гражданских беженцев. Когда-то они присоединились к отступающей колонне JG52 и вот теперь вместе с пленными военнослужащими были отправлены на восток. Не из бежали этой участи даже восьми и девятилетние девочки, чьей единственной виной было только то, что они родились в Германии.

То, что Хартманн видел своими глазами вечером 16 мая – утром 17 мая подробно изложено в его воспоминаниях. Детали этих событий здесь опущены, потому что они шокируют психику любого нормального человека. Сам пилот затем рассказывал, что тогда, чтобы сохранить рассудок, начал разговаривать сам с собой: «Ты дол жен выжить, Эрих, что бы ни случилось. Ты должен выжить, чтобы рассказать об этом другим, о том, во что ты сам едва веришь, когда смотришь вокруг. Ты никогда не должен забыть, что могут сделать люди, опустившиеся ниже животных».