Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - Михаил Зефиров

9 января 1959 г. командиром эскадры назначили Хартманна, который с энергией взялся за новое дело. Он учил молодых пилотов летать, так же как когда-то давно мать учила его самого. Он формировал новые эскадрильи и неустанно повторял своим подчиненным, что нужен летный опыт, опыт и еще раз опыт. Тренировки следовали одна за другой. Хартманн командовал JG71 так, словно шла война, чтобы «у нас не появлялись плохие привычки» .

Он видел мало смысла в парадном выстраивании по линейке самолетов и солдат, что больше всего нравилось различным выше стоящим инспекторам и на что они больше всего обращали внимание. Для Хартманна главным была постоянная боеготовность эскадры. Он старался вселить в своих пилотов уверенность в себе и высокий боевой дух. И молодые летчики в отличие от начальства почти что боготворили его.

Интересно, что все «Сейбры» из JG71 имели на носу рисунок, повторявший известный рисунок черного тюльпана на Bf109G, на котором во время войны летал командир эскадры. Поскольку тогдашнее руководство Бундеслюфтваффе ФРГ не одобрило эту идею, рисунки были сделаны на личные деньги самого Хартманна.

Его характер сформировался в плену, в лагерях и тюрьмах, он совершенно был неспособен вилять или подстраиваться под политическую конъюнктуру. Он никогда не говорил вышестоящим офицерам «да», если считал, что нужно ответить «нет». Один из офицеров, знавший Хартманна еще по плену, вспоминал: «Он не проявлял к ним тактичности. Он разговаривал с ними, словно это были офицеры НКВД, чья голова была забита одной идеологией» .

И естественно, что среди отдельных начальников вскоре стало «хорошим тоном» регулярно повторять, что «Хартманн не совсем хороший командир эскадры» . При этом его отношения с действительно компетентными руководителями, такими как первый инспектор Бундеслюфтваффе ФРГ генерал Каммхубер, со ставшими генералами Штейнхофом и Раллем, всегда были великолепными. Этим людям можно было говорить правду.

Спустя полгода эскадра JG71 была передана в состав авиации НАТО. Обычно требовалось около года, чтобы добиться надлежащего уровня подготовки нового подразделения. Для командира, который был «не очень хорошим офицером» , это было большим достижением, которое, кстати, так и осталось непревзойденным и десять лет спустя. 12 декабря 1960 г. Хартманн получил звание оберст-лейтенанта.

Однако закулисные сплетни и политические интриги постепенно сделали свое дело. 29 мая 1962 г. его перевели в штаб Бундеслюфтваффе около Кёльна. Там Хартманн служил в качестве специалиста по разработке тактических схем применения истребитель ной авиации.

Он уже давно должен был получить звание оберста, но стараниями его недругов присвоение нового звания все откладывалось и откладывалось. Лишь 26 июля 1967 г., после энергичного вмешательства генерал-лейтенанта Ралля, ставшего к тому времени инспектором Бундеслюфтваффе ФРГ, ему, наконец, присвоили звание оберста.

Все, кто знал Хартманна, считали, что в Бундеслюфтваффе просто не знали, как лучше его использовать, как обратить себе на пользу его славу лучшего истребителя Второй мировой войны и как укротить его энергию. Он был непреклонным индивидуалистом, живущим в соответствии с собственными понятиями о честности, справедливости и чести.

30 октября 1970 г. в возрасте 48 лет Хартманн вышел в отставку. Поселившись в Вайле, он с удовольствием погрузился в гражданскую жизнь. Он перестроил собственными руками старый дом родителей, помог организовать и наладить работу нескольких авиаклубов и авиашкол. Охотно участвовал в соревнованиях легких самолетов, был почетным гостем различных авиашоу, конференций и встреч ветеранов. И лишь в последние годы жизни он существенно ограничил круг своего общения, говоря: «Я в отставке, я гражданский человек, я хочу спокойно отдыхать. Я не экспонат выставок».

Призрак Сент-Тронда

Выше уже отмечалось, что Вернер Мёльдерс и Гельмут Лент – первые кавалеры Бриллиантов соответственно среди дневных и ночных летчиков-истребителей – были очень похожи по характеру и мировоззрению.

Как ни странно, аналогичная схожесть прослеживалась и между лучшим дневным истребителем Эрихом Хартманном и Хейнцем Шнауфером (Heinz Schnaufer). Последний стал лучшим пилотом ночной истребительной авиации Второй мировой войны и послед ним, девятым по счету, кавалером Бриллиантов среди истребителей Люфтваффе. Они были ровесниками, в подростковом возрасте жили недалеко друг от друга, были активными членами «Гитлерюгенда» и достигли вершины славы одновременно, всего лишь в 22-летнем возрасте.

Шнауфер – это старинная швабская фамилия, и в то же время слово «schnaufer» на старинном швабском диалекте обозначает запыхавшегося, задыхающегося человека или же человека, сделавшего короткую передышку, чтобы восстановить дыхание. Поэтому вполне логично предположить, что фамилия Шнауфер пошла от человека, страдавшего одышкой, вероятно астмой.

С течением времени появилось множество вариаций этой фамилии – Schnauffer, Schnupfer, Schnupper, Schnapper. Обрывочные упоминания о людях с фамилией Шнауфер, живших вокруг городка Кальв, в 31 км юго-западнее Штутгарта, встречаются еще в XIV веке. Возможно, семья Шнауфер уже тогда жила в Кальве, но точно этого утверждать нельзя, так как большинство записей этого периода погибло во время разрушительного пожара в XVI веке.

Регулярные же записи о Шнауферах, проживавших в Кальве, появляются с 1523 г. Главным образом они были мясниками и весьма преуспевающими и уважаемыми людьми. Кроме того, все они были многодетны. Так, например, скончавшаяся в 1612 г. Катарина Шнауфер успела родить своему мужу Хансу тринадцать детей. Можно с большой долей вероятности сказать, что родословное дерево Хейнца Шнауфера берет свое начало именно от этих Ханса и Катарины Шнауфер.

К концу XVII века Шнауферы были уже не только мясниками. Они изготавливали изделия из кожи и вели разнообразную торговлю, а также содержали гостиницу. Именно тогда семья приобрела внушительный четырехэтажный дом на Ледергассе – Кожаном переулке, который с тех пор и до настоящего времени в Кальве называют «старо-немецким домом, или просто „домом Шнауферов“.

Шнауферы занимались производством кожаных изделий до на чала XX века. Только лишь в 1919 г. 62-летний Герман Шнауфер и его сын Альфред прервали эту семейную традицию, основав фирму по производству вина. Огромные подвалы их дома идеально подходили для хранения этого продукта.

Надо сказать, что Альфред Шнауфер был дипломированным инженером-механиком. В 1914 г. он работал в Англии и после начала Первой мировой войны был интернирован как подданный враждебного государства. После окончания войны он вернулся в Германию. В условиях экономического кризиса, охватившего тогда страну, Альфред не смог найти работу по специальности и был вынужден согласиться стать партнером своего отца.

На первый взгляд городок Кальв был малопригодным для развития виноделия, так как вокруг не было никаких виноградников. Однако было обстоятельство, позволявшее думать, что новое пред приятие Шнауферов все же будет успешным. Еще в Средние века Кальв стал важным торговым центром, через который в большую часть Европы шли сукно, соль, древесина и другие товары, и транс порт, возвращавшийся обратно пустым, можно было теперь загружать вином.

Таким образом, Кальв скоро стал центром винной торговли в прилегающих районах Германии. Осенью на виноградниках вокруг Хайльбронна, приблизительно в 60 км северо-восточнее Кальва, начинался сбора урожая. Вино в огромных деревянных бочках на телегах, запряженных двумя – четырьмя лошадьми, доставлялось в дом Шнауферов.

В апреле 1921 г. Альфред Шнауфер женился на Марте Фрей. И за тем 16 февраля 1922 г. в госпитале близлежащего Штутгартта фрау Марта родила своего первенца, которого окрестили Хейнцем-Вольф гангом, которому было суждено стать лучшим ночным асом Второй мировой войны. Следует заметить, что в некоторых источниках его называют Хейнц-Вольфганг, но это неправильно, так как Хейнц – это имя, данное мальчику при крещении, а Вольфганг – имя крестного отца. В Германии, как и во многих других странах, принято давать ребенку в качестве второго имени имя крестного отца (или матери, если это девочка).

В тот год страну буквально захлестнула сильнейшая инфляция. Так, доллар, за который ранее давали четыре дойчмарки, к январю 1923 г. уже стоил 20 тысяч марок. К ноябрю того же 23-го года дойчмарка буквально стоила меньше, чем бумага, на которой была напечатана. Любой, кто хотел купить валюту, должен был теперь заплатить за один доллар 4200 миллионов марок – цифру, которую легко написать, но которую совершенно невозможно представить! Тогда в Германии разорилось множество мелких и не очень производителей и торговцев. Однако фирма Шнауферов преодолела все трудности, возможно потому, что вино, это такой продукт, который требуется всегда и который легко на что-нибудь обменять.