Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

Не зная, как именно Рузвельт отреагирует на объявление Рима открытым городом властями Италии, члены Объединенного комитета начальников штабов направили Эйзенхауэру краткое и сухое послание: «Вплоть до прояснения обстановки и дальнейших распоряжений желательно воздержаться от ударов по Риму». Эйзенхауэр был недоволен, но за неимением выбора отменил авианалеты, намеченные на 15 августа. «Вся полученная нами информация, – писал он, – свидетельствует, что атаки на Рим оказывают самое глубокое воздействие на боевой дух итальянцев. Мы полагаем, что упускаем ценнейшую возможность, ограничивая эти операции еще до принятия двухсторонней декларации. Наверняка потребуется время, чтобы правительственные ведомства, военные заводы и немецкие войска полностью покинули город».

Эйзенхауэру не пришлось ждать долго. Уже через несколько часов он получил новые инструкции: «Приказ о приостановке авианалетов, переданный Объединенным комитетом начальников штабов в депеше от 14 августа, отозван… Вы можете беспрепятственно проводить эти операции в необходимых и разумных пределах в соответствии с установленными прежде ограничениями в отношении обеспечения безопасности Ватикана»[726].

Утром в один из дней в конце августа в Риме вновь зазвучал вой сирен воздушной тревоги, которого так страшились жители города. Люди устремились в барочную иезуитскую церковь Святого Имени Иисуса в центре Рима – тот храм, при котором много лет жил отец Такки Вентури. Ложные тревоги случались часто, и все надеялись, что эта окажется очередной, но так как в Риме не было бомбоубежищ, массивная церковь казалась лучшим шансом на спасение. Увидев кучку женщин, некоторые из которых плакали, один из священников подошел к ним со словами утешения.

«В США 14 млн католиков, – сообщил им иезуит, – и они тут же вышибут Рузвельта вон, если он дерзнет снова бомбить Рим, особенно теперь, когда это открытый город».

«Никакой он не открытый, – громко возразила одна из женщин. – Я работаю у генерала, который служит у Бадольо, и генерал говорит, что в городе полно немцев».

Швейцарский журналист, ставший свидетелем этой сцены, добавил: «Действительно, все знают, что Рим полон немецких солдат. Только вчера я видел, что прилегающие к пьяцца Навона улицы забиты броневиками. Их было не меньше сотни»[727].

В течение августа полицейские силы нового правительства ловили и сажали в тюрьму членов бывшей фашистской элиты. Кое-кто сумел удрать в Германию, в том числе и Чиано, который скоро пожалел об этом шаге. Самого Муссолини перевели из одного места на острове в другое, а вскоре вернули на материк и поместили под стражу в уединенном местечке в горах. Ракеле, жену Муссолини, оставили в покое, но его любовницу Клару арестовали, как и остальных членов ее семьи. Для правительства Бадольо семейство Петаччи было символом коррупции в фашистском правительстве, и новость о том, что судьба семейки Петаччи круто изменилась, вызвала массовое злорадство. Из тюремной камеры Клара писала Муссолини, заверяя его, что она, ее мать и сестра день и ночь молятся Богоматери Помпейской о его освобождении. «Я не оставляю веру, – твердила она ему. – Я не оставляю веру». Позднее в августе она написала: «Фюрер тебя спасет, я это чувствую! Ты нужен не только мне, но и всему миру, истории». Между тем в Риме освободившийся особняк Петаччи отдали монахиням-урсулинкам, которые устроили там сиротский приют. В нем комфортно разместились 50 детей[728].

Положение итальянского правительства было шатким и чрезвычайно драматичным. Союзники требовали от Италии безоговорочной капитуляции, угрожая дальнейшими бомбардировками и захватом континентальной части страны. Публичные заявления Бадольо о верности делу гитлеровской коалиции настраивали союзников против Италии, однако мало утешали Германию. В конце августа министр иностранных дел Гуарилья составил для Бадольо служебную записку, где перечислялись безрадостные варианты действий, еще остававшиеся у правительства Италии.

Гуарилья отмечал, что немцы рассматривают Италию как важный щит, помогающий не подпускать союзников к границам рейха, а значит, у правительства остаются лишь две возможности. Оно может и дальше следовать по нынешнему пути и оттягивать решение о продолжении участия Италии в войне, при этом делая уступки Германии, необходимые для сдерживания ее натиска. А может, наоборот, разорвать отношения с Германией. Для обеспечения хотя бы минимальных шансов на успех второго варианта итальянским войскам необходимо достаточно долго сдерживать наступление немцев, чтобы Италия успела выработать военную и дипломатическую договоренность с союзниками. Кроме того, нужно, чтобы союзники сразу же начали поставлять в Италию все те основные товары, которые страна импортировала из Германии.

Но Гуарилья смотрел на все это пессимистически. Если итальянское правительство разорвет альянс с рейхом, немецкие войска тут же займут Рим. Итальянских солдат на Балканах сгонят в немецкие лагеря. Та же участь, скорее всего, постигнет дезорганизованные итальянские войска на территории самой Италии. В тюрьму попадут сотни тысяч итальянцев, работающих в Германии. Немцы прекратят поставки базовых материалов и основных продуктов питания, которые необходимы Италии для выживания. Италию, как минимум значительную ее часть, оккупируют немецкие войска. Ситуацию усугубит та жажда мести, которая охватит немцев после того, как Италия совершит такое предательство.

Возможно, рассуждал Гуарилья, союзники скоро сумеют переправиться с Сицилии на континентальную часть Италии, но даже если это получится, все равно их продвижение на север по Апеннинскому полуострову будет медленным. При этом Рим будет разрушен, а Италия, разорванная надвое, окажется под гнетом двойной оккупации. Министр писал: «По правде говоря, у нас нет сил, необходимых для вступления в конфликт с Германией». К тому же Гуарилья совершенно не испытывал доверия к британцам. Он уверял Бадольо, что опасно считать, будто британцы позитивно настроены по отношению к итальянцам. Британия будет обращаться с Италией как с разгромленным врагом, а не как с запоздалым союзником – неслучайно британцы не обещали, что в случае отказа от фашизма она сможет сохранить свои африканские колонии, завоеванные с таким трудом.

Американцы и британцы, уверял Гуарилья, называвший их «нашими врагами», заботятся не об интересах Италии, а о своих собственных. Они будут высаживаться там, где им выгоднее всего. Министр заключал, что «для них удобнее, если итальянцы и немцы истребят друг друга, а когда обороноспособность Италии ослабнет, тогда они и вмешаются»[729].

Папа долгое время старался не предпринимать ничего, способного настроить Германию против Ватикана, но положение Италии стало настолько отчаянным, что теперь он решил – вопреки советам кардинала Мальоне – пойти на риск и отправить тайного эмиссара в Соединенные Штаты. Понтифик доверил эту роль Энрико Галеацци, «главному инженеру» Ватикана. В 1936 г. Галеацци сопровождал кардинала Пачелли во время его длительной поездки по Соединенным Штатам, а кроме того, он имел тесные связи с Фрэнсисом Спеллманом, архиепископом Нью-Йоркским. Галеацци отвечал за повседневное управление Ватиканом и его учреждениями (Титтман вообще называл его «некоронованным правителем Ватиканского государства») и с давних пор поддерживал прочные личные контакты с понтификом, так что казался хорошим кандидатом[730].

Галеацци поручалось передать Рузвельту послание папы, состоящее из двух частей. В первой части разъяснялось, что, несмотря на стремление правительства и народа Италии к миру, они не в состоянии реализовать его из-за присутствия в стране немецких вооруженных сил. Итальянцы не могут изгнать немецкие части; более того, они ничего не сумеют сделать, если немцы решат взять Рим под контроль. Тут папа выражал свое главное опасение: «Есть предположение, что в таком случае не пощадят Ватикан, где находятся дипломатические представительства союзников, и даже августейшая персона Святого Отца окажется в опасности».

Во второй части своего послания папа предупреждал американского президента, что по Италии стремительно распространяется коммунизм, особенно среди рабочего класса. Привлекательность коммунизма усиливают «серьезнейшие разрушения и массовая гибель людей в результате недавних террористических бомбардировок итальянских городов. Они вызвали крайнее негодование тех итальянцев, которые прежде были благожелательно настроены по отношению к союзникам, в особенности к американцам, и которых эти события все больше подталкивают… к коммунизму». Папа подчеркивал, что с момента падения фашизма наблюдаются явные хорошо организованные попытки коммунистов осуществлять подрывную деятельность на территории Италии. В заключение папа отмечал: «Исходя из всего этого, нетрудно предсказать, каким трудным,