Лита - Тамара Витальевна Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто ты, дитя? – спросила она, и голос ее был так похож на голос Митас, что Лита не сомневалась, кто перед ней, поэтому и ответила без страха:
– Я ищу Тессу, – и поспешила объяснить, увидев, как изменилось лицо ее тети: – Я ее дочь, мне нужна защита.
– В храме Всех богов любой ищущий найдет защиту, – с плохо скрываемым облегчением сказала женщина. – Так повелели боги. Пойдем.
Они прошли залитый солнцем коридор, и Лите все время казалось, что она движется в потоке света, будто Рал несет ее на своих ладонях. Остановились перед узкой резной дверью.
– Она ведь не ждет тебя?
– Нет.
– Позволь тогда мне войти первой.
Лита пожала плечами. Ей хотелось броситься маме на шею, но, пожалуй, для этого она слишком взрослая. И ведь придется все рассказать. Череду своих неповиновений, ошибок, поражений. «Но ведь и побед. Мы одолели урфов. И если отец и правда повел свою армию против них, то, значит, все не зря».
– Ну давай, иди же, – подтолкнули ее к двери.
Оказывается, можно броситься на шею, даже если ты уже совсем взрослый, очень взрослый. Можно обнимать, плакать, гладить по голове, что-то лепетать несвязное, а потом долго сидеть, держась за руки, и не сводить друг с друга глаз. Мама совсем не изменилась, только седая прядка пролегла ото лба к затылку, только синели под глазами легкие тени.
– Как ты здесь оказалась? Что случилось? Отец жив? Фиорт?
– Все живы, – поторопилась Лита ее успокоить и добавила тихо: – Ну, то есть… были живы, когда я их видела последний раз. Это было в гетвасе, два с лишним месяца назад.
Тесса поднесла к губам руки Литы, поцеловала ее пальцы, сказала:
– Ты стала такая взрослая!
– А где Кассиона? – спросила Лита быстро.
– Играет во дворе. Она целыми днями бегает там.
Лита выглянула в окно, выходящее во внутренний дворик, увидела играющую с котенком Кассиону.
– Ей хорошо здесь?
– Да. Но она скучает по дому, по лесу… и по тебе. Она скучает по той жизни, все спрашивает, когда мы вернемся домой.
Лита удивленно взглянула на маму.
– Ты не сказала ей, что вы тут навсегда? Почему?
Тесса помолчала, прежде чем ответить.
– Потому что я сама в это не верю. Твой папа обязательно что-нибудь придумает, он вытащит нас отсюда.
Лита отвела взгляд. Она не станет рассказывать маме о его беспомощности, не станет лишать ее надежды. Но мама, кажется, поняла.
– Я верю в него, Лита. Я должна верить, потому что…
– Почему?
– Потому что кто же еще поверит в него, если не я? И потом… я люблю его.
Она сказала это так просто, как само собой разумеющееся, но Лита сразу вспомнила глаза цвета лесного мха, кудри, похожие на свежую стружку, и крепкие руки. «Я просто люблю его». Может, это и есть самое главное.
– За что нам это выпало? – не сдержалась Лита. – Почему?
Тесса тоже смотрела на Кассиону, но сейчас повернулась к Лите.
– Расскажи, что с тобой случилось. Я ничего не знаю. Почему ты здесь, что произошло?
Лита вздохнула и рассказала. Рассказ уместился примерно в сто слов. Мама обняла ее, прошептала: «Бедная моя девочка…»
– И теперь я не знаю, что мне делать, куда идти. Я не хочу покидать Альтиду, я люблю… люблю эту землю, и этих людей, с которыми мы сражались против урфов, и вас с Кассионой, мне надо помочь устроиться Глену и Рии, и мы еще не спасли Ойру, а я обещала Харзе… Но Первый совет не даст мне спокойно жить, я нарушила столько их законов, что теперь меня точно убьют, даже судить не будут, зарежут тайком…
Мама не стала с ней спорить, не стала говорить, что это не так, она знала, что такое Первый совет, знала Ашицу.
– Тебя нужно спрятать, – вот что сказала она. – Спрятать так хорошо, что даже Первый совет не отыщет.
– Здесь?
Но мама покачала головой. Нет, про этот храм знают слишком многие. Она долго молчала, накручивая на палец светлый локон и поглядывая в окно, а когда заговорила, голос был тем самым, которым она рассказывала им сказки перед сном.
– Альтида, – сказала мама, – осталась без пряхи. Не знаю, куда подевалась старая, я так и не разобралась в этом, не смогла найти ни одного документа, ни одной записи в архивах, вообще ничего, хотя точно знаю, что она была – женщина, что держала мир в равновесии, управляла силами этой земли…
– Богами?
– Можно и так сказать. Ну, не управляла, а… скажем так: направляла. Превращала первородный хаос в прочную нить. А потом она покинула эту землю, исчезла – как, почему? Никто не знает. Что-то случилось тут, отчего мир стал хрупким, уязвимым. А когда это происходит, появляется новая пряха. Ею могла стать Диланта, Ойра или я, ею могла стать любая из женщин, но ни у одной не получилось, не хватило любви.
– Любви? Разве в тебе мало любви? Мам, да я не знаю никого, кто бы…
– Любви к этой земле, зернышко. К ее горам, рекам, лесам, к ее людям. К их языку и истории. Я чувствовала себя чужой здесь, так и не смогла прижиться. Ойра всегда таила обиду за свое рождение и раннее детство, за свое отторжение, а Диланта не смогла вынырнуть из повседневных своих забот, чтобы задуматься об этом. И только ты…
– Это был не мой выбор, мама, – покачала головой Лита. – Если бы я могла выбирать, я бы хотела навсегда поселиться в маленьком домике среди ралут на берегу моря. И чтобы никто за меня не умирал.
– Прекрасная мечта, – улыбнулась Тесса. – Но этому миру нужна пряха, мое зернышко. Иначе он погибнет.
И Тесса взяла дочь за руку, нежно погладила ее ладонь. Лита давно уже чувствовала глубокую усталость, такую сильную и всепроникающую, что мамины слова будто пробивались к ней сквозь толщу воды, теряя в пути остроту и значимость. Пряха? Кто такая пряха? Другой мир? Что это значит? Суэк или Лавния, где ей было назначено жить? Она машинально погладила в ответ мамину руку и будто споткнулась – на запястье белел шрам, тонкий, похожий на ветку дерева. И хотя она помнила его с самого раннего возраста, сейчас, пройдя все те дороги, что ей выпали, она вдруг спросила себя: почему раньше не обращала внимания на это простое совпадение?
– У Уны был такой же.
– Уны? Кто это?
– Помнишь, однажды странник – его звали Ралус, ты еще сказала, что у вас много общего, – привел к нам девочку ночью? С такими длинными черными волосами.