Теория Забвений - Владислав Владимирович Беляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время на улицу перед домом приехала полиция. Поспешно выйдя из своих машин, они приказали всем не двигаться, прям в тот момент, когда Антон пытался отбежать от кратера. «Руки за голову!» – скомандовал один из стражей порядка, нацеливая пистолет на уже потерявшего демонический облик Андраса. Но тот совершенно не обращал внимания на прибывших и продолжал, сидя, глядеть прямо перед собой. Появились бы на минуту раньше, и у них не возникло и мысли даже попытаться взять под арест ходящего в тени, ну или на минуту позже, и тогда, не подставились бы под удар. Но теперь, под звуки, раздающиеся по всей округе из громкоговорителей, пара полицейских влетели в свои же автомобили, а остальные кубарем покатились по асфальту. Из воронки, буквально планируя по воздуху, вышел все еще живой ангел. Полиция открыла огонь прямо по нему, но пули отлетали от его одеяния как семечки, не оставляя ни царапины. Взмахнув Хальмой, он разом окатил все силы правопорядка, подавив сопротивление огромной волной вопящего пламени. Андрас, взглянув, как Уриэль, паря над землей, медленно двигался в их направлении, вновь, принял теневую форму и побежал ему на встречу. А столкнувшись лицом к лицу, он взглянул в глаза своему врагу, и не увидел ничего. Лишь только мутная белая пустота встретилась его взору.
– Во имя владыки Крайе повелеваю тебе остановиться! – Крикнул ходящий в тени, находясь уже позади Уриэля.
– Не смей произносить это имя! – Раздался голос, идущий от самого огненного клинка. – Предатель его не достоин!
И, услышав это, Андрас промолвил абсолютно поникшим голосом, отходя на два шага назад: – Что ты наделал, дружище?! Миркилий же предупреждал тебя об этом! – Девушка мезмеро, неожиданно появившаяся по его правую руку, успела донести главную мысль: – Все началось, как только ангел в поисках помощи прибыл в стены ордена. – Но одержимый тут же взмахнул пылающей саблей, и отражение рассыпалось. Ходящий в тени думал, что сможет освободить его разум, если выбьет клинок из руки, и, вальсируя сквозь пространство, дотянулся прямо до рукояти и тут же рассёк пламя. Но, к несчастью, маневр оказался абсолютно бесполезным. Пылающее лезвие просто распалось искрами на асфальт, а новое, еще большее острие, чуть не пронзило демона насквозь. Снова уйдя в тень, Андрас виртуозно уклонился от смертельного удара и просочился на приличное расстояние от своего врага: – Зачем тебе смерти мезмеро? Что получит мертвец от боли и страданий невинных людей?!
Под шепот пламени, несчастная марионетка, как управляемая нитями, двигалась вперёд шаг за шагом: – Дети его познают гнев Мары… – Вновь раздался голос из пламени. Ходящий в тени обратился в ураган, сшитый из тысячи чёрных, как ночь кусочков матовой ткани, и начал кружить вокруг одержимого. Заточённый в извивающийся круг получал удары один за другим, когда из плотного потока появлялась фигура демона и поражала того клинками.
В то время Антон, уже оправившись от ударной волны, сидел на земле и собирался хоть как-то помочь Андрасу в битве. Парень сосредоточил всю свою силу в одной точке, но эффект от этого оказался совсем не таким, как он ожидал: прямой клинок, такого же цвета что и его взор, появился в правой ладони. Удары Андраса становились медленнее и тяжелее, в то время как полицейские, пытавшиеся подняться и помочь раненным, уже торопились покинуть это место. Голос, будто идущий из только что созданного предмета, манящий его сознание в сон, заставлял время медленно замирать. Глаза его закрывались, но пламя, что вырвалось у него из-под ног, прервало момент. Разгневанный дух Мары, будто учуяв странный мистический артефакт, не взирая на атаки демона, вбил свою руку в асфальт, а затем подбросил Антона столбом из чистого пламени. Тело ангела вновь загорелось, и волна дикого жара, отбросила вьющуюся вокруг него тень. Опалённый Андрас упал на землю, а одержимый бросился на молодого человека. Разворотив переднюю дверь, охваченный пламенем монстр впечатал Крестинского в патрульную машину, и, чтобы завершить начатое, вонзил тот самый фиолетовый клинок прямо ему в грудь.
– Также ты поступил с Ариэлом… – прошипел, целиком окутывающий одержимого огонь, и медленно пятился прочь от прибитого к автомобилю парня. – Сначала я уничтожу детище, что ты породил… а затем… убью по-очереди лучших друзей. Заберу одно за другим… всё, что ты когда-то любил, как ты когда-то сделал со мной! – Живое пламя, направлялось прямо к девушке, а Андрас, совсем выбившись из сил, лежал на земле, и уже никак не мог ему помешать.
Крестинский, пронзённый насквозь призрачным клинком, мог лишь только слушать. Слушать медленные шаги огненного монстра. Как бедняжка, от страха и безысходности уже потеряла последнюю каплю надежды. Как кашляет, его лучший друг. И как шаг за шагом он теряет всё ради чего жил. И сквозь дикую боль, что разрывала его тело и душу, вся жизнь начала проноситься у него перед глазами: вот он сидит дома за компьютером и на не таких уж скучных, как для других, занятиях. Гуляет по алее возле университета, городу, парку… Многое мелькало перед глазами, но всегда останавливалось на середине лета. Того самого, когда Антон лежал на постели и ожидал часа, когда сможет пойти и посмотреть, поступил ли в университет… И, вдруг, он понял, что позади этого не может увидеть ничего. Ничего, что было до того, как проснулся в этой самой квартире в этот самый день… Вроде бы он помнит прошлое, но всё это сейчас кажется лишь просто пустыми сведениями, по типу одной из детских рассказов, баек, что травят у костра, только без каких-либо чувств или же эмоций. Он помнит своих родителей, а, точнее, лишь знает, что они есть, но не может воспроизвести в мыслях ни одной фотографии, ни одного лица. Детство кажется не простым, а, почему-то, полным приключений. И как бы это ни было абсурдно, но вся его жизнь видится пустой и бессмысленной, в то время как сердце подсказывает, что она наполнена всем, о чем он мог лишь только мечтать. Но глаза уже закрываются, и глядя на клинок, торчащий у него из груди, Крестинский, всего на секунду, на одно краткое мгновение видит точно такой же момент. Свою руку и этот самый клинок, воткнутый в грудь. Глаза закрываются и вместе с темнотой приходит эхо. Отчетливое и знаковое, очень похожее на его собственный голос: «Увы, но домой я уже не вернусь, ведь дома больше нет… Не
