Лестница Шильда, роман - Грег Иган

― Я один не справлюсь, — сказал он. — Без тебя я туда не пойду.

Он ожидал резких упреков. Требование было даже более эгоистичное, чем когда он заставил ее выловить себя из вакуума. Тогда он уже подумывал все бросить и, настроившись стоически, кануть в небытие. Самое скверное тут было в том, что он до сих пор в ней сомневался. Сколько уже возможностей отделаться от ее навязчивого присутствия он упустил?

― Сплетены бедрами? — спросила Мариама. — Через четыре тысячи лет?

― Сплетены в почке.

― Я так понимаю, ты бы не позволил мне уйти туда самой?

― Нет. Считай, что у нас действуют старые протоколы экспериментов с Пером. Чтобы у всех совесть была чиста, всегда требовался наблюдатель от другой фракции.

Чикайя следил за своим голосом, стараясь говорить весело, но чувствовал только, что поневоле опять признает их неразрывную связь. Он всегда шел по ее стопам. Вышел из Замедления. Улетел с Тураева. Даже проведенные в разлуке столетия, куда вместились его личные путешествия и приключения, он словно бы проехал по проложенной ею колее. Он не стыдился этого, но понимал, что следовало бы честно признаться себе в этом гораздо раньше. Ему хотелось только, чтобы, когда мятежники впервые обнаружили себя, он сказал Расме:

«Это не я должен бежать отсюда. Ты отправляйся к челноку; а я — в концентратор. Скинуть саботажников с оплетки способен кто угодно, но отнюдь не каждый осмелится отправиться на Ту Сторону в одиночку».

― Хорошо, я отправляюсь с тобой, — согласилась Мариама, — но давай будем честны друг с другом. Процесс должен быть организован так, чтобы не пришлось рисковать абсолютно всем. На тот случай, если Барьер начнет проваливаться, а перейти успеет только один из нас, потусторонний корабль надо запрограммировать так, чтобы он прервал перенос и отчалил, не дожидаясь второго пассажира.

― В этом есть резон, — признал Чикайя.

― Тогда нам осталось обсудить только одно.

― Что же?

― Кто пойдет впереди.

15

Чикайя смотрел из «Сарумпета» на зеленое, цвета лаймовой кожуры, море. В отдалении слабо колыхались, будто несомые загадочными течениями, сверкающие завесы, при виде которых ему приходили на ум водорослевые мембраны водных зоопарков, подчас формировавшие замкнутые садки. Перед каждым таким импровизированным барьером цвет морской глади резко менялся, зеленый уступал место множеству ярких оттенков, словно перед завесой к поверхности поднялась замысловато разнообразная смесь биолюминесцирующего планктона.

Та Сторона в этом месте походила на пчелиные соты, заселенные различными популяциями вендеков. Ширина каждой ячейки составляла около микрометра, стенки их вибрировали, как самонастраивающиеся барабаны; ни одна из вибраций не описывалась простыми числами, но, послушав немного самые сложные ритмы, можно было почти увериться, что сигнальный слой окажется не более чем прихотью природы. Даже если это так, Чикайя сомневался, что можно расслабиться насчет присутствия здесь разумной жизни. В поисках сигнального слоя он забрался уже довольно далеко, но Та Сторона уходила в глубину еще на миллионы необследованных кубических светолет, и полагать всю ее безжизненной, изучив тоненький срез поверхностной кожицы, было столь же неблагоразумно, как отвергать возможность существования внеземной жизни на том основании, что контуры созвездий в действительности не соответствуют никаким животным.

Все, на что он сейчас глядел, было виртуальным конструктом, хотя и очень достоверным. «Сарумпет» непрестанно «подсвечивал» свое окружение зондами, похожими, впрочем, не на фотоны, а на разведчиков-насекомых: они, как правило, возвращались с отчетом о деталях обследованных областей, а не передавали картинку по дальней радиосвязи. Его тело, корабль — прозрачный пузырь, слегка напоминавший уменьшенную версию наблюдательного модуля «Риндлера», но с дополнительными окошками в полу, — и сила тяжести, которую он ощущал, были исключительно плодами воображения.

Он повернулся к ожидавшей его иконке Мариамы. Она была оформлена до плеч. Тело представлял прозрачный контейнер, понемногу наливавшийся цветом и формой, пока по протянутой от самого Барьера стекловолоконной трубочке сновал световой проблеск.[110] Чикайя посмотрел через трубочку на взбаламученный слой планковских червей, их чернильно-фиолетовые и черные контуры, сновавшие меж приветливо-пастельных вендеков. Каждые несколько секунд темная нить вытягивалась вниз, в его направлении, точно щупальце вредоносного дегтя вторгалось во вселенную, состоявшую исключительно из фруктового сока. Тут же вендеки отвечали, обрывая нить и отгоняя непрошеных гостей. «Сарумпету» такая участь не грозила, поскольку он был прикрыт мимикрирующей оболочкой, скопированной с окрестных устойчивых слоев. У планковских червей такой иммунитет пока не выработался, ведь они, по сути, не исследовали этих слоев целенаправленно, а слепо на них натыкались. Но как только прорыв произойдет, черви, не приходилось сомневаться, найдут им куда менее благородное применение.

Чтобы ожидание не сделалось непереносимым, Чикайя ушел в свою личную разновидность Замедления. Планковские квантовые гейты «Сарумпета» способны были растянуть час до вечности. Библиокомплект нежданно осчастливившее его ускорение использовал для поиска новых стратегий, хотя до сих пор и не сподобился разработать ничего особо перспективного. Десять миллионов индивидуальных планкочервеедов, которых он построил на Этой Стороне, без труда могли быть начерчены Изнутри за микросекунду, а не за девять часов. Беда в том, что подавляющее большинство их незамедлительно бы сожрало сам «Сарумпет». Чикайя бы не задумываясь последовал примеру погибших для вящей своей славы анахронавтов, но ему отнюдь не хотелось выпускать на волю всепожирающее пламя, пока его не научили самоконтролю и регулированию эффективности.

Мариама отращивала подбородок. Чикайя спросил иконку, как правильно отображать пропорции: исходя из высоты или объема.