Так кто же развалил Союз? - Олег Мороз

Это был довольно комичный упрек. На самом деле из партии буквально толпами повалили как раз после того, как коммунистические ортодоксы в июне 1990 года создали Коммунистическую партию РСФСР и во главе ее стал тот самый «дремучий марксист-ленинец» Полозков. В результате такой пертурбации коммунисты-россияне вдруг осознали, что они автоматически оказались членами этой партии и как бы единомышленниками Полозкова и Ко. Считаться таковыми пожелали далеко не все, — по этой причине и начался массовый исход из полозковской партии, то есть из самой КПСС.

Но вернемся к апрельскому пленуму. Подвергнувшись разнузданным атакам партийных «фундаменталистов», Горбачев пошел ва-банк (собственно, другого выхода у него не было). Он поднялся на трибуну и заявил, что сейчас, когда главная задача — вывести страну из острейшего кризиса, ему требуются полная поддержка и доверие со стороны товарищей по партии, и прежде всего — в ЦК КПСС. Но если возникают сомнения…

− При таком отношении, — сказал Горбачев, — я не могу дальше выполнять свои функции, предлагаю прекратить прения и заявляю об отставке.

По-видимому, этого никто не ожидал. Был объявлен перерыв. За обедом в комнате президиума пытались уговорить Горбачева отказаться от его заявления. Однако он был непреклонен.

− Вы тут решайте, — сказал Горбачев, — а я пошел.

Срочно созванное в перерыве заседание Политбюро единогласно рекомендовало снять предложение об отставке Горбачева с рассмотрения на пленуме.

После перерыва его абсолютное большинство, «исходя из высших интересов страны, партии, народа», поддержали рекомендацию Политбюро. Против проголосовали лишь тринадцать человек, четырнадцать воздержались.

Горбачев одержал безоговорочную победу. Далее пленум перешел в рутинное «рабочее» русло. Принял постановление в поддержку Совместного заявления «9+1».

Чем объяснить столь быструю капитуляцию полозковцев? Они ведь собирали силы, тщательно готовились к этой схватке. Полагаю, в последний момент — струсили, побоялись, что если останутся без такого вожака во главе партии (а кем его заменить, что-то не было видно)… Что-то с этой партией будет? И что-то будет с каждым из них?

Таким образом, Горбачев выжал максимум из тяжелой ситуации, в которой в тот момент оказался: он заключил мировую с республиками, договорился с ними о совместных действиях по преобразованию Союза, предъявил эту договоренность как свидетельство своего политического успеха партийному пленуму, поначалу крайней враждебно к нему настроенному, и получил его, пусть и формальную, но поддержку.

Горбачев, конечно, был мастером и аппаратной, и, в каких-то пределах, вообще политической борьбы.

«Острый дефицит парализует работу всего внешнеэкономического и внешнеполитического аппарата СССР. Министр внешнеэкономических связей К. Катушев — премьер-министру СССР В.Павлову (4 апреля 1991 года):

«Финансовое положение центрального аппарата министерства продолжает оставаться критическим… В связи с неплатежеспособностью… Аэрофлот прекращает продажу авиабилетов для сотрудников министерства, выезжающих в краткосрочные загранкомандировки для решения вопросов по межправительственным соглашениям; отдельные организации предупредили об отключении телефонов, электро-, водо- и теплоснабжения и снятии вневедомственной охраны… Министерство лишено возможности погасить задолженность торгпредствам СССР в сумме 600 тысяч инвалютных рублей (эквивалент 1800 тысяч советских рублей), а также перевести средства на предстоящие загранкомандировки для проведения переговоров по межправительственным соглашениям».

«О ситуации со снабжением населения в Ярославле (7 апреля 1991 года):

«Люди в Ярославле рады очередям: стоя в хвосте, можно надеяться на покупку. Но очередей все меньше. Они давно исчезли в промтоварных магазинах, универмагах (то есть исчезли, поскольку никаких товаров просто нет. — О.М.) Недели две назад выстроилась новая — за хлебом. Теперь это самая длинная, самая злая и самая отчаянная очередь».

Отчаянное положение в Ярославле ничем не отличалось от такого же положения в других городах.

АВТОНОМИИ БУНТУЮТ

Как и ожидалось, автономии не собирались мириться с дискриминацией, которой они, по существу, подверглись в Заявлении «9+1». 7 мая 1991 года председатели Верховных Советов пятнадцати бывших российских автономий и Абхазии, бывшей грузинской автономии, приняли собственное заявление. В нем говорилось, что в проекте нового Союзного договора, опубликованного 9 марта, «нет деления республик на союзные и автономные», признаются декларации о государственном суверенитете бывших автономных республик, в ходе союзного референдума 17 марта его участники высказались за союз равноправных суверенных республик. «Поэтому, — говорилось в Заявлении шестнадцати, — мы не можем согласиться с решением, содержащимся в Совместном заявлении, о том, что Союзный договор будет подписываться представителями только участвовавших в этой встрече республик, а также попытками пересмотреть концепцию Союзного договора, одобренного Съездом народных депутатов Союза ССР и Верховным Советом Союза ССР… Мы считаем недопустимым решать жизненно важные для судеб наших республик вопросы без согласования с нами».

Как будут подписывать Союзный договор бывшие автономные республики — в составе делегации той республики, в которую они входят, или самостоятельно, — это могут решить только Верховные Советы самих бывших автономий. Только в этом случае можно будет сказать, что этот вопрос решен «единственно возможным гласным и демократическим путем». Такова была точка зрения лидеров автономных республик.

После опубликования Заявления шестнадцати у многих усилились подозрения, что Горбачев сознательно раздувает противоречия между Россией и входящими в нее автономиями. Цель вроде бы просматривалась ясно: если автономии будут требовать все большей самостоятельности, Россия окажется точно в таком же состоянии, как и Союз — перед угрозой развала. Осознав это, Ельцин будет вынужден плечом к плечу с Горбачевым сражаться и против развала России, и против развала Союза. Собственно говоря, они уже стали здесь союзниками, подписав Заявление «9+1», отказавшее автономиям в праве подписывать Союзный договор. Теперь, когда автономии возмутились этим, в сложном положении оказался не только Ельцин, но и Горбачев. «Независимая газета» писала по этому поводу 12 мая:

«Похоже, что после принятия этого Заявления (Заявления шестнадцати. — О.М.) президент в своей игре на противоречиях между союзными республиками (в первую очередь Россией) и входящими в них автономиями оказался у черты, за которой у него уже не осталось возможностей для политического маневра».

Сам Горбачев, естественно, отрицал, что он пытается вбить клин между Россией и автономиями. Отрицать ему это было тем легче, что не он, а именно Ельцин сказал: «Берите столько суверенитета, сколько проглотите!»

Как бы то ни было, и Горбачеву, и Ельцину приходилось теперь действовать слаженно — либо продолжать «дискриминацию» автономий, либо идти с ними на компромисс. Они, разумеется, стали искать компромисс — противоборства, взаимных обвинений в то время хватало.

8 мая, на следующий день после того как было принято (но еще не опубликовано) Заявление шестнадцати, Горбачев встретился с Ельциным. Надо было как-то реагировать на этот «бунт». Кроме двух главных фигур, присутствовали советники и помощники. Зашел разговор, — впрочем, полушутливый, — кто виноват в нынешней позиции автономий. Однако на самом деле было не до шуток. Надо было что-то решать.

Договорились, что российские автономии будут подписывать Союзный договор самостоятельными делегациями «внутри» делегации РСФСР. Что это означало, трудно было понять. Автономиям бросали кость — право подписывать. Но — это было совершенно ясно, — не на равных правах с союзными республиками, а где-то на ступеньку ниже.

Оставалась небольшая деталь, — выяснить, согласятся ли с этим сами автономии.

…Любопытный разговор произошел после этой встречи между Горбачевым и его советником Георгием Шахназаровым (он приводится в книге «Союз можно было сохранить», изданной советниками и помощниками Горбачева). Разговор идет в кабинете Горбачева (президент подписывает указы о наградах, чинах и т. д.):

«Горбачев (не отрываясь от бумаг). Что ты думаешь относительно Ельцина?

Шахназаров. Он будет вести себя более или менее прилично до 12 июня. А станет президентом России, — если станет, — тут же возродится в прежнем качестве молотобойца и начнет последнюю кампанию — за власть в Союзе.