Так кто же развалил Союз? - Олег Мороз

«Нынешняя ситуация, — говорилось в обращении, — напоминает период, предшествовавший трагическим событиям января 1991 года. Вновь мы имеем дело с обширной координированной операцией во всех трех балтийских государствах. Происходящее ярко демонстрирует всему миру неискренность заверений, которые были даны Кремлем после январских событий. Совет балтийских государств обращается к парламентам, правительствам и народам всех стран мира с призывом выразить решительный протест против новых актов насилия со стороны СССР в балтийских странах… В январе международная солидарность сумела в значительной степени повлиять на ход событий. Увы, лишь после того, как непоправимое уже произошло. Сейчас надо не допустить этого».

Последнее в серии омоновских бесчинств произошло, кажется, 28 мая. Вечером был сожжен таможенный пост Лаваришкес на шоссе Вильнюс — Полоцк, избиты два охранника (позже в больнице у них определили сотрясение мозга).

Казалось странным, что нападающие нигде не встречают сопротивления. Литовский парламент три дня обсуждал, имеют ли таможенники право применять оружие, если на них нападают. В конце концов большинство депутатов проголосовало против этого. Большинство, хотя и не все. Гендиректор Департамента охраны края Аудрюс Буткявичюс сказал журналистам: как представитель исполнительной власти он обязан подчиняться правительству (именно премьер-министр Вагнорюс настаивал, что применение оружия недопустимо), но как депутат парламента он имеет свое мнение: он — за применение оружия.

Позиция тех, кто возражал против вооруженного сопротивления, конечно, ясна: стрельба по «правоохранителям», пусть и ответная, вполне может дать повод Москве снова ввести в действие войска (кстати, 25 мая на некоторых улицах Риги было замечено передвижение военной техники).

В конце мая после многочисленных обращений прибалтийских властей и отнекивания властей московских в Ригу все-таки прибыла комиссия союзного МВД. Вроде бы целью приезда было — расследовать захват рижским ОМОНом здания МВД в Риге, разгром таможенных постов в Латвии, Литве и Эстонии. Однако вместо того, чтобы заниматься этим, комиссия заявила, что эти посты созданы незаконно: таможенная служба находится в ведении правительства СССР. В Ригу пришла и телеграмма от министра внутренних дел СССР Пуго. Действия рижского ОМОНа, утверждал министр, были законными, поскольку преследовали цель освободить дороги для межреспубликанских перевозок, которым препятствовали незаконно созданные таможенные посты.

Как видим, в Москве наконец определились, как реагировать на все эти погромы. Перестали изображать неосведомленность и девственную невинность.

29 мая последовало новое заявление протеста, на этот раз — от латвийский парламента. В нем перечислялось все, что совершил ОМОН, начиная с сентября 1990 года.

«Эти вооруженные формирования Министерства внутренних дел СССР, — говорилось в заявлении, — систематически осуществляют насильственные акции, убивают и унижают людей, грабят и намеренно уничтожают государственную собственность и собственность граждан».

Парламент Латвии потребовал от президента СССР незамедлительно расформировать или вывести с территории Латвийской Республики подразделение ОМОНа, дислоцированное в Риге, расследовать все его преступления.

Горбачев никак не прореагировал на все эти нападения и протесты. Во всяком случае публично. И в дневнике Черняева, довольно подробном, нет ни слова об этом. Хотя к этому моменту президент вроде бы убедился в бесполезности и бессмысленности силового давления на республики, решившие уйти из Союза, тем не менее сквозь пальцы смотрел на действия тех, кто нее желал отказаться от такого давления.

«Развал финансовой системы идет параллельно с развалом потребительского рынка. Приближающаяся катастрофа становится все более очевидной. Председатель Ленсовета А. Собчак — председателю правительства СССР В. Павлову (16 мая 1991 года):

«Уважаемый Валентин Сергеевич! В Ленинграде продолжает ухудшаться снабжение населения основными продуктами питания. Многочисленные обращения в центральные правительственные органы СССР и РСФСР и прямые контакты с руководством союзных республик должных результатов не дают».

«Председатель Государственного комитета СССР по закупкам продовольственных ресурсов М. Тимошинин — в правительство СССР (22 мая 1991 года):

«В настоящее время запасы хлебопродуктов крайне ограничены. Остаток муки по состоянию на 21 мая с.г. в целом по Союзу составил 1, 5 миллиона тонн, или на 15 дней обеспечения потребностей страны».

«Настроения населения и особенно ожидания будущих трудностей отражает опубликованная 31 мая заметка в газете «Известия»:

«Огородный бум сегодня повсеместен. Люди хорошо понимают, что надеяться теперь стоит прежде всего на самих себя. Вот и отправляются после работы, в выходные на свои делянки с лопатами и граблями».

В ПРЕДДВЕРИИ ПУТЧА

На 3 июня было намечено второе заседание Подготовительного комитета, работающего над Союзным договором. Предсказания, как оно пройдет, были разные. Те, кому по долгу службы надлежало излучать казенный оптимизм, излучали его. Например, председатель Совета Национальностей Рафик Нишанов. Он выразил надежду, что «сторонам удастся в течение июня выработать проект и направить его на рассмотрение республиканских Верховных Советов». Есть, правда, одно препятствие — сохраняющиеся противоречия между позициями России и Татарстана, но это, по словам Нишанова, «очень деликатный вопрос, и он должен быть решен руководителями двух республик самостоятельно».

Другие участники новоогаревских бдений были более сдержанны в прогнозах, считая что трения между Россией и Татарстаном — не единственная проблема на пути к Договору.

Итак, второе заседание Подготовительного комитета в Ново-Огареве. Настроение большинства — так себе. Мало-помалу все начинают уставать от толчения воды в ступе. Горбачев:

− Полагаю, пространные дискуссии общего характера закончились на прошлой встрече. Сколько уже месяцев вокруг да около ходим, давайте пойдем постранично и постатейно…

Однако покончить с хождением вокруг да около не получается. Председатель Верховного Совета Союза Анатолий Лукьянов вновь затевает спор о названии страны (будто это самое важное), требует, чтобы была соблюдена воля Съезда, который постановил сохранить название «Союз Советских Социалистических Республик». Однако для республиканских лидеров воля Съезда уже не указ: если, мол, каждый из нас начнет говорить о воле своего Верховного Совета… Лукьянов несколько сдает назад, но теперь уже настаивает, чтобы страна называлась «Союз Советских Суверенных Республик», а не «Союз Суверенных Советских Республик», то есть пытается задвинуть слово «суверенные» несколько назад, выпятить вперед слово «советские», хотя ясно: через какое-то время слово «советские», не подкрепляемое словом «социалистические», будет для граждан пустым звуком.

Горбачев раздражен:

− Если пойдет такой дележ, все, не остановимся…

Заседание продолжалось долго, но в прессе освещалось скупо. Некоторую ясность, о чем договорились и на какой стадии, собственно говоря, все находится, внес Горбачев в своем телеинтервью 15 июня. Он объявил, что следующее заседание Подготовительного комитета — 17 июня. Если оно пройдет успешно, можно будет разослать проект Союзного договора Верховным Советам республик, которые, надо надеяться, обсудят его до конца июня, так что в июле его можно будет подписать. Такая вот программа. Общие контуры нового Союза, как их обрисовал Горбачев: суверенное демократическое федеративное государство; главная новизна заключена в том, что будут обеспечены суверенитет, расширение прав, полномочий и ответственности республик, реально обеспечены; распределение полномочий между Союзом и суверенными республиками станет таким, что будут и сильные республики, и сильный Центр. Остановился Горбачев и на названии страны. Договорились все-таки, по словам президента, что будет Союз Советских Суверенных Республик — этим подчеркивается преемственность: «советы как таковые сохраняются, несмотря на появление мэров и других структур исполнительной власти». В общем по-прежнему — СССР.

Не думаю, что сохранение этой аббревиатуры было правильным шагом сторонников сохранения Союза: название СССР было красной тряпкой для тех, кто жаждал перемен, оно как бы говорило, что никаких существенных мер по рефомированию страны не будет, не ожидайте, в основном все останется по-старому.