Так кто же развалил Союз? - Олег Мороз

12 июня Ельцин был избран президентом России. Это было поистине историческое, хотя и ожидаемое, событие. «Российская газета» писала по этому поводу:

«Итак, первым президентом России стал Борис Ельцин. Тот самый Борис Ельцин, которого 10 ноября 1987 года пленум МГК КПСС, ведомый Михаилом Горбачевым и Егором Лигачевым, освободил от всех занимаемых им постов и должностей. Тот самый Ельцин, которому в ноябре того же года М. Горбачев в телефонном разговоре сказал: «Должность мы тебе подберем неплохую, на хлеб будет хватать. Но политической деятельностью ты заниматься больше не будешь, об этом — забудь»…

И еще. 12 июня… на вершину политической жизни вышел не только Борис Ельцин со всеми его взглядами, позицией, характером; вышла, что неизмеримо важнее, подлинно суверенная Российская Федерация…

Мы все вступаем в новую эпоху. Дай Бог, чтобы она была для каждого из нас не столь драматичной, как та, которую мы оставляем за спиной».

В общем-то этот пафос не был чрезмерным. Вся демократическая Россия именно так воспринимала избрание Ельцина президентом. После этого избрания мы действительно вступили в новую эпоху. Жаль, что с уходом Ельцина эта эпоха кончилась.

Но жизнь продолжалась. В этот же день, 12 июня, советник Горбачева Григорий Ревенко, «ответственный» за Союзный договор, собрал журналистов на «презентацию» нового его текста. Это было несколько странно, поскольку на 17-е было назначено очередное заседание Подготовительного комитета, где этот текст опять собирались дорабатывать.

Среди прочего, Ревенко попытался надавить на «неприсоединившуюся шестерку» — дескать, выйти из Союза им все-таки будет не так-то просто:

− Они в Советском Союзе и должны решить вопросы цивилизованно, — сказал советник Горбачева. — Провести необходимый честный разговор со своим народом. Пусть этот народ даст мандат на выход из Союза — и никто тогда препятствовать не будет. Ну, хорошо, отпустит Горбачев, а дальше что будет? Натравим друг на друга, и пускай режутся?

Что подразумевал Ревенко под «мандатом народа», было не очень понятно. Итоги референдума, который должна провести каждая республика? Но у них у всех есть избранные народом парламенты, а уж они сами решат, проводить им референдум или не проводить.

Ревенко также сказал, что «девятка присоединившихся» и «шестерка неприсоединившихся» сами, без участия Центра, могут поговорить друг с другом и договориться, как дальше жить, наметить какие-то общие принципы этой дальнейшей жизни.

Из выступления Ревенко стало ясно, что по-прежнему, то есть на дату 12 июня 1991 года, не решена и «проблема автономий».

− Шаймиев и другие стоят на той же формуле, — посетовал Ревенко, имея в виду формулу: автономии подпишут Союзный договор только самостоятельно, как субъекты Союза. — Это формула деструктивная.

Все же, как видим, Шаймиева он выделил среди других, как бы говоря этим: ну, с остальными прочими автономиями еще как-то можно будет управиться, а вот Татарстан… При этом он неожиданно сообщил, какой тут может быть выход: чтобы не откладывать подписание договора из-за одной республики, для подписи Татарстана просто оставят пустую строчку, которую он «заполнит» позднее.

На заседании Подготовительного комитета 17 июня автономии предприняли очередную отчаянную попытку добиться равенства с союзными республиками. Видимо, предвидя это, Горбачев во вступительном слове заявил весьма решительно:

− Я не могу подписаться под договором, который разрушал бы Российскую Федерацию, и который делал бы неполноценным Союз. Мы должны сохранить и Союз, и Российскую Федерацию.

По-видимому, к этому моменту у Горбачева уже была договоренность с Ельциным совместными усилиями отбивать атаки автономий, которые — это было достаточно очевидно, — в конце концов действительно могли привести к развалу России. Но даже если такой договоренности и не было, если Горбачев самостоятельно выбрал линию союзничества с Ельциным в этом вопросе, он поступил вполне разумно. Он не просто укреплял тактический союз с Ельциным, — странно было бы вообще, если б, сражаясь за сохранение Союза, он не выступал бы и за сохранение России.

К союзничеству с Ельциным Горбачева подталкивало и то, что теперь у Ельцина была новая, более мощная легитимность, — он стал всенародно избранным президентом (сам Горбачев таковым, как известно, не был), но, и став им, он не проявил никакого высокомерия по отношению к своему вечному оппоненту. Это не прошло мимо внимания прессы. «Независимая газета»:

«В ходе встречи он (Горбачев. — О.М.) впервые увидел перед собою за столом переговоров Бориса Ельцина, не просто получившего новый титул, но приобретшего качественно новое политическое оружие огромной мощности — истинно легитимную власть единственного в этом сообществе президента, избранного всенародным голосованием. И, судя по всему, Горбачев не увидел в своем оппоненте ни ожесточения, ни надменности, которых мог опасаться. Ельцин не стал пренебрежительно цедить сквозь зубы что-то вроде «Я президент, а ты кто такой?», но, напротив, продемонстрировал готовность к сотрудничеству».

Дальнейшие события на заседании 17 июня описываются в стенограмме (она приведена в книге «Союз можно было сохранить») довольно коротко, хотя и весьма выразительно:

«Завязалась довольно острая дискуссия с «автономистами», которые потребовали перечислить все республики вначале (в начале Союзного договора. — О.М.), чтобы подчеркнуть, что они в числе учредителей Союза. Горбачев убедительно призывал к компромиссу (то есть, надо полагать, возражал против такого перечисления. — О.М.), а Ельцин молчал. Затем было два тура: сначала сидели над текстом «автономисты», потом «союзники». Кое-как вывихнули первым руки. Не обошлось без взаимных угроз и предостережений».

Руки вывихнули не всем. Татарстан продолжал стоять на своем. В Чечне (уже не Чечено-Ингушетии) вообще началась буча…

В итоге было решено-таки направить проект договора Верховным Советам республик и союзному Верховному Совету.

В эти дни в Верховном Совете СССР произошли некие события, в которых, если на них оглянуться из сегодняшнего дня, нетрудно было бы разглядеть предвестие близкого августовского путча. 17 июня с докладом об экономическом положении в стране здесь выступил премьер-министр Валентин Павлов. Положение давно уже было близким к критическому, но Павлов постарался еще более сгустить краски и в заключение потребовал, чтобы ему предоставили дополнительные полномочия — право выступать с законодательной инициативой и принимать решения «по вопросам руководства народным хозяйством и социально-культурным строительством», обязательные для всеобщего исполнения. Иными словами — передать часть тех чрезвычайных полномочий, которыми не так давно Верховный Совет наделил президента. Депутаты склонялись к тому, чтобы пойти навстречу премьеру. И не только склонялись… «Ястребы» из группы «Союз» — Коган, Алкснис, Чехоев, Умалатова, — с пеной у рта требовали этого, полностью возлагая вину за сложившееся тяжелое положение на президента. Еще одно их требование — созвать в июле чрезвычайный Съезд народных депутатов СССР с единственным пунктом в повестке дня — отчет президента СССР. Для того, стало быть, чтобы отстранить Горбачева от власти.

Известный в ту пору «представитель пролетариата», не слезавший с телеэкрана харьковский таксист Сухов закончил свою речь прямым призывом:

− Долой Горбачева! Долой его клику — Шеварднадзе, Яковлева и других!

Оценивая грозовую обстановку, сложившуюся в Верховном Совете, депутат Элла Памфилова заявила:

− Я считаю, что здесь совершается попытка конституционного переворота.

Дальше — хуже. На этой сессии — в закрытой его части — выступили и силовики. Формально — чтобы отчитаться о положении дел в своих ведомствах. Отчеты однако получились странноватые, довольно зловещие. «Независимая газета»:

«Рутинные сообщения «о положении дел на доверенном участке работы» министров внутренних дел и обороны, председателя КГБ СССР содержали, по мнению ряда присутствовавших депутатов, целую серию нечетких по форме, но достаточно тревожных по сути деклараций. Язов в весьма угрожающем тоне говорил о «развале» союзных Вооруженных Сил. Крючков (мой недавний собеседник. — О.М.) разоблачил перестроечные реформы как «заговор ЦРУ», проводимый через «агентов влияния», и настаивал на неких «чрезвычайных мероприятиях», необходимых для «спасения страны от гибели», и заявлял о готовности всеми имеющимися средствами «служить сохранению общественного строя, а не охране режима чьей-то личной власти…»