Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс

Я отпрянула.

– Постой. Эсме.

Я не могла отвести взгляд от картины, глаза женщины смотрели на меня с жалостью.

– А что с ней? – Он верил, что завоевал меня снова, показав, что Эсме для него не имеет значения.

– Она любит тебя. – Я дышала мелкими вдохами. Произнося эти слова, я знала, что поступаю правильно, но всё же в душе я никогда ничего не хотела больше, чем этого человека.

– Это же нелепо! – заявил он со смехом, но всё же в его лице промелькнула короткая вспышка удовлетворения, возможно, отчасти ему это польстило. Обожание такой красавицы, как Эсме, было значимой победой, любил он её или нет.

– Мы не можем быть вместе, Эмиль. Это невозможно.

Я увидела, как разгоревшийся было свет в его глазах тускнеет, будто гаснущие люстры в цирке перед началом представления. Его обычно светлая искренняя улыбка тоже исчезла, как только он в полной мере осознал смысл моих слов.

– Но я люблю только тебя, Сесиль. Я не люблю её.

– Я не стану изводить свою сестру, Эмиль. Я люблю тебя, но её я люблю больше.

Новый приступ сотряс моё тело, к горлу мгновенно подкатила тошнота. Я подбежала к окну, дотянулась до умывальника, и меня вывернуло.

Эмиль отвёл меня к кровати, где я обеими руками вцепилась в простыни, ожидая ещё одну волну подступающей дурноты, она уже возникала. Он легко коснулся моей щеки.

– Жара у тебя нет.

Эмиль прилёг рядом и обнял меня обеими руками.

– Сесиль.

– Да, – откликнулась я, позволяя себе в последний раз в полной мере прочувствовать его тепло и вес его тела, прижавшегося ко мне вплотную.

– Ты беременна?

1 июля 1925 года

Я побывала у врача. Всё казалось мне странным: от небольшого кабинета, где мы с Сильви ждали приёма, до самого процесса, когда обнаружилось, что я действительно беременна. Для меня ничего не изменилось. Я решила, что воспитаю этого ребёнка в цирке. Это будет маленькая часть Эмиля, которую я смогу сохранить.

Я нашла Эсме в её гримёрке. Она снова собиралась перегородить дверь рукой, но мне больше незачем было умолять её поговорить со мной.

– Что тебе нужно?

– Он твой, – зло сказала я. – Я сказала ему, что мы с ним больше не увидимся.

Я подняла воротник кофточки, развернулась и ушла прочь. Я знала, что Эсме стоит в дверях, безмолвная – и ликующая.

Я держала своё слово и отказывалась от встречи с Эмилем, несмотря на его мольбы. Если моя сестра хочет его, я уступлю и не стану мешать. Я не сомневалась, что лишь немного уговоров со стороны Эсме – и его привязанность ко мне перекинется на неё.

8 августа 1925 года

Перед сегодняшним представлением меня снова тошнило, и я пошла в стойла к животным, где никто не обнаружит, что меня рвёт. Я была в конюшне у закутка Его Величества – это искусно отделанный роскошный загон с бархатной занавеской, подходящей для короля, – когда увидела, как Эсме, вся в крови, смывает её с себя в соседнем пустом стойле.

Я всегда подозревала, что у нашего цирка есть какой-то повторяющийся сценарий. Завтра планировал вернуться Отец, и тогда мы скорее всего снова переменим своё местоположение и вернёмся на месяц в Булонский лес. На полотенце, которым вытиралась Эсме, оставались кровавые пятна. Она стояла в проходе, дрожа, под её шёлковой комбинацией выступали контуры сосков и бедренные кости.

Позже мы с Сильви были в «Ле Селект», где никто не уступил нам место у барной стойки. Я слышала, как там шептались о двух мужчинах, которые пропали неподалёку от последнего известного расположения нашего цирка. Хемингуэй поднял голову от стола и спросил меня, известно ли мне что-нибудь об этом. Все глаза обратились к нам с Сильви, беспорядочно вспыхнули сигареты.

– Она ничего не знает, – сказал Эмиль, сидевший в углу у бара. Даже Сильви была тронута тем, что он защищал нас. Увидев его, я почувствовала острую боль по всему телу, как будто меня ударило током от случайного замыкания.

Когда я вернулась в цирк, Отец пригласил меня сопровождать его в поездке на колесе обозрения – Курио завершил работу. Я поколебалась, поскольку знала, что этот аттракцион проезжает мимо Белого Леса. Но потом забралась в кабинку, и по мановению руки Отца мы начали снижаться.

– Говорят, что наш цирк виноват в исчезновении нескольких мужчин.

Сегодня у Отца был отсутствующий вид. Я знала, что он великий полководец Армии Преисподней, – но в то же время он оставался моим единственным родителем. Хоть я и видела его жестокость, я ощущала тянущую грусть и любовь к нему.

– Кто так говорит? – Он рассеянно смотрел вниз на реку Стикс справа от нас. – Жиру?

– Нет. Это всё сплетни на Монпарнасе. И в газетах об этом тоже пишут.

– Это не твоя забота, Сесиль, – ответил он строго.

– Почему? – наклонившись вперёд, я коснулась его ноги. – В начале вечера, перед представлением, я застала Эсме в стойлах, она смывала с себя кровь. Потом я услышала о пропавших мужчинах, а теперь ты здесь, и я знаю, что это значит. Цирк снова переезжает. Здесь есть закономерность.

Отец взглянул на меня, как на любимую куклу.

– Ты так похожа на неё… На мою Юнону. – Он закрыл глаза, вспоминая мою маму; её образ всё ещё причинял ему боль. Как тягостно быть могущественным существом, но лишиться единственного, чего ты когда-либо желал. Тогда я впервые увидела в нём отпечаток его собственной несвободы. – Но вы обе, ты и твоя сестра, дорого мне обошлись. – Отец говорил медленно и взвешенно, так, чтобы я усвоила каждое слово. – Когда ты родилась, надо было выкинуть и тебя, и Эсме в Стикс и позволить реке забрать вас.

Я медленно подняла взгляд, чтобы встретиться с ним глазами. Его плоские зрачки неколебимо глядели прямо на меня.

Меня захлестнул жуткий страх. Я крепко схватилась за поручень.

– Я бы мог это сделать и сейчас на самом деле, – сказал он сдержанным тоном, как будто обсуждал погоду. – Начать с тебя, прямо здесь, потом её следом. – Он стукнул тростью об пол и погладил поручень гондолы.

В напряжении я отодвинулась от него так далеко, как только могла. Он обладал странным чувством юмора, но это было совершенно не смешно. Моё сердце бешено стучало. Неужели он правда выбросит меня из кабинки? Для этого он заманил меня сюда?

Отец откинулся назад и положил руку на сиденье.

– Расслабься, Сесиль. Я сегодня не в настроении для мести, хотя ни один демон не стал бы терпеть того, через что вы, девочки, заставили меня пройти. Ни один, уверяю тебя. Тем не менее