Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Участники совещания не выдержали, фыркнули. Даже флегматичный Руднев, усмехнувшись, сказал:
— О да, разумеется. Простите, что упустил из виду упомянуть. Однако позволю продолжить доклад. Всего в нашем распоряжении, как предполагается, будет более четырех тысяч штыков и сабель. Сила внушительная. И тем не менее, решить проблему большевиков только с помощью этой силы в Ташкенте практически невозможно. Над нами нависают два проклятья: так называемая «Рабочая крепость» — то бишь Главные железнодорожные мастерские. Там создан целый арсенал, включая полевые трехдюймовые орудия. Рабочие вооружены. Наше выступление может натолкнуться...
— Пусть это вас не тревожит, — глухо произнес Агапов. — Пока я главный комиссар в мастерских...
— Душевно тронут, — поклонился слегка Руднев. — Но есть и второе проклятье — крепость, возведенная еще в шестьдесят шестом году. Там сильный гарнизон, там тяжелые орудия, могущие разнести в щепки...
Вскочил Осипов. Ладный, подтянутый, насквозь военный.
— Крепость я беру на себя. Комендантом крепости мой добрый знакомый Белов Иван Панфилович, левый эсер. Я сообщу ему о том, что его товарищи участвуют в нашем благородном деле. Как же ему отказаться от своих единомышленников? Крепость я возьму одной-единственной запиской к Белову.
Осипов сел, тяжело дыша. Налил из графина воды.
— Разрешите продолжать? — бесстрастно спросил Руднев и, не дожидаясь разрешения, продолжал излагать диспозицию. — План действий таков... В восемнадцать-девятнадцать часов завтра, то есть вечером, как только стемнеет, наши наиболее надежные «двадцатки» проникают на территорию главных мастерских по паролю: «Где здесь Восьмой район?», захватывают арсенал с винтовками и боеприпасами, устанавливают контроль над «Рабочей крепостью». Тем временем господин военком... — Руднев с особым удовольствием произнес — «господин военком». — Господин Осипов устанавливает контакты с комендантом крепости Беловым. Крепость открывает огонь по большевистским гнездам — «Белому дому», «Дому свободы» и другим достойным целям. Вступает в бой ваш полк, полковник Бутенин. Военком подтягивает верные ему вооруженные силы из Скобелева и, напротив, не пропускает в Ташкент иные воинские формирования. Мы захватываем почту, телеграф, банк, другие правительственные учреждения, устанавливаем контроль над городом.
— А дальше что? — спросил Бутенин, поглаживая квадратный свой подбородок.
— Дальше уже политика, — усмехнулся Руднев. — Не угодно ли кому-нибудь пояснить?
Осипов поднялся — глаза сверкают, лицо помертвелое.
— Населению объявляется: власть в городе взял «Временный комитет». До созыва Учредительного собрания учреждается диктатура.
Встал во весь свой огромный рост Цветков, нахмурился.
— Господа, — пробасил он и истово перекрестился. — С богом!..
Мятеж
Долгосрочный прогноз оправдал свои предсказания. На Туркестан обрушилась небывалая зима. Старые люди не могли припомнить ничего подобного.
В канун крещенья, однако, хлынул густой снегопад, и мороз ослаб.
Военком позвонил начальнику топографического отдела штаба Военного округа Репьеву.
— Ну-ка, доложи свои изобары.
Репьев доложил. Морозы упали и довольно изрядно. Завтра, 18 января, будет примерно около десяти градусов мороза.
— Все ясно, гражданин волшебник, — хохотнул Осипов. — А сейчас прошу ко мне, для уточнения обстановки. И вообще... Потолковать надо.
Репьев прибыл.
Осипов, отлично зная, что бывший генерал может прозакладывать душу за выпивку, вынул штоф «Ивановки».
— Порезвимся, генерал?
Репьев ненавидел Осипова тихой, лютой, какой-то задушевной ненавистью. Хам, взлетевший на гребне волны революции! Наглец. Он смеет говорить ему, генералу Репьеву, «ты»! Он, подлец, приманивает, как лакея, бутылкой водки! Ничего, скоро, кабацкое ты отродье, поболтаешься в петле.
Внешне же бывший генерал изобразил умиление:
— За святое дело не грех и выпить, Константин Павлович.
— С наступающим крещеньем, Дмитрий Иванович, — произнес Осипов, занюхивая «Ивановку» хлебом, густо посыпанным солью. — Завтра ведь Иордань. Водосвятие.
— Значит, решено, Константин Павлович? — взволнованно спросил Репьев.
— Решено, дорогуша, решено. — Осипов разлил еще по стаканам. — Выпьем за то, чтобы завтра большевики плавали в иорданской проруби.
— С богом!
На улице Репьев встретил другого бывшего генерала — Гордеева. Этот нигде не служил, выжидал. На людях почти не показывался. Старые сослуживцы друг друга приветствовали. Гордеев, вечно насупленный старик с кустистыми седыми бровями, спросил:
— Адмиральский час отмечали, Дмитрий Иванович?
— Так точно. Завтра ведь Иордань.
— Не запамятовал. Это хорошо.
— Завтра свершится, — тихо произнес Репьев.
Гордеев снял бобровую шапку, истово перекрестился:
— Господи! Помоги нам... Господи!
— На бога надейся, да сам не плошай, — засмеялся Репьев.
Гордеев тоже состоял во «Временном комитете».
Он распрощался с Репьевым и отправился на поиски другого генерала — Павловского.
Встретились они на Соборной. Первый вопрос с трепетом душевным задал Гордеев.
— Знаете?
— Знаю.
— Что скажете?
— Помогай нам бог!
— Иосиф Владиславович, скажите по совести, — тихо произнес Гордеев, — устранение Осипова решено, или это блеф?
— Осипов не должен компрометировать «белое движение». Хам этот нам нужен лишь для затравки.
— А после?
— Там будет видно. Возможно, вас призовем поднять священную хоругвь. У вас все данные.
— Что ждет эсеров и меньшевиков?
— Разогнать! — безапелляционно заявил Павловский.
Вечером 18 января намечалось заседание исполкома Ташсовета, на котором собирались обсудить меры по усилению охраны общественного порядка. Однако заседание отменили. Слишком тревожно было в городе.
Тем временем «двадцатки» в соответствии с планом стали проникать на территорию Главных железнодорожных мастерских по паролю: «Где здесь восьмой район?»
Но произошло непредвиденное. Предатели Агапов и Попов в последний момент струсили. Под давлением рабочих руководителей они изменили пароль на «Где здесь шестой район?» Всех, кто являлся со старым паролем, стали задерживать. Началась ожесточенная перестрелка. Рабочие отстояли свою твердыню.
В то же время Управление охраны города, узнав о нападении на мастерские, приняло экстренные меры. По приказу Цируля в железнодорожные мастерские помчался из старого города кавалерийский дивизион во главе с Насредином Бабаджановым. Одновременно ответственный дежурный штаба общегородской партийной дружины Церпицкий направил в мастерские конный резерв под командованием Миркамила Миршарапова — молодого, отважного кавалериста.
Председатель старогородской партийной дружины Ходжаев, пожилой уже, степенный человек, пользующийся уважением во всех махалля, позвонил Церпицкому. Знал он его давно. Отец Церпицкого, боевой генерал, поднявший голос против бездарности, коррупции царских сатрапов, был уволен в отставку. Оба сына его стали большевиками. Один неизвестно где, а вот младший здесь. Хорошо бы с ним посоветоваться.
— Иванджон, — спросил Ходжаев, — что там за стрельба за вокзалом?
— Крупная банда, Незаметдин-ака, напала на мастерские.
— Йе!.. И что?
— Нападение отбито. Но требуется помощь. Возьмите все, что
