Стая - Виктор Точинов

Бомбер повернулся к нему, и по характерным беззвучным движениям губ вполне можно было прочитать два коротких слова. Потом объяснил ровным тоном:

— Жетон на шею. Гранату — вот сюда.

«Вот сюда» оказалось небольшим кармашком, который имелся на каждом из комбинезонов — странная граната вошла в него плотно, натуге: не выпадет при беге или резких движениях.

— Как этим пользоваться? — спросил Граев. О назначении «голубиного яйца» он догадывался.

— Положить в рот и раздавить зубами. Или дотянуться до кармашка и раздавить. Или не давить, просто положить в рот себе или убитому товарищу — полторы минуты во влажной среде при тридцати шести градусах, — и сработает. Боль почувствовать не успеете. Вот только глотать не советую: взорвется в желудке — подыхать придется долго и мучительно. А фейс пригодным для опознания останется.

Граеву пришел в голову мрачный каламбур: чтобы страна могла сохранить лицо, им придется расстаться с лицами. Ладно, Бог даст, не дойдет до такого… Про жетоны не стал спрашивать — наверняка сработаны так, чтобы над скачанной с них информацией долго бились, расшифровывая. Чтобы расшифровали и ухватились за кончик следа, ведущего далеко-далеко… В никуда.

…Когда они подходили к лодкам, укрытым в устье впадающей в Нарову речушки Втрои, Макс вдруг остановился, хлопнул себя ладонью по лбу.

— Черт… Вернуться придется!

— Что такое? — встревожился Бомбер.

— Да памперс свой надеть забыл…

— Тьфу! — только и сказал СБ.

Валет радостно гоготнул.

— Смешно, — сказала Надежда тоном, намекающим на обратное.

Танцор промолчал. Он был давно знаком с этим всенепременным приколом Макса. Туповатая шутка, но — ритуал. На удачу.

2

Нарова здесь совсем не походила на относительно узкую реку, зажатую высокими берегами между Ивангородом и Нарвой. Разлилась широко, больше километра — и, кроме основного русла, делилась на множество проток между вытянутыми вдоль течения островами. Некоторые острова были основательные — нормальный грунт, кусты растут, деревья… Другие — всего лишь отмели, заросшие тростником и рогозом.

Валет ориентировался в этом лабиринте превосходно. Никакие карты, пусть самые подробные, никакие приборы глобального позиционирования не могли бы заменить его безошибочное чутьё…

Один раз, например, он не колеблясь направил два их легких суденышка прямиком на темнеющую полосу острова. Остальные удивились — до точки высадки оставалось не менее трех километров. Однако лодки легко прошли сквозь раздавшуюся зеленую стену тростника — отмель была залита слоем воды не менее полуметра… Пройдет неделя-другая, вода спадет, и подобный трюк станет невозможен, — но GPS сей факт никоим образом не отразит… Правильно говорил товарищ Сталин: «Нэ можэт машына быт умнээ чэловэка».

А в остальном Валет был личностью малоприятной. Эстонцев ненавидел люто, до зубовного скрежета. Граева поразил его рассказ, услышанный пару дней назад: «В девяносто втором дело было, в Нарве, на рынке. Союз уж рухнул, но через границу свободно ходили, ни виз, ни паспортов… Сидит за прилавком рожа куратская, свининой торгует. Парное мясо, красивое такое — аж слюнки текут. Но дорогое. Тут к нему другой белоглазый подваливает, и по-куратски разговор заводит. Я рядом стою, но на меня ноль внимания — Нарва тогда русским городом была, куратов не то три, не то четыре процента, зачем кому их язык учить… В общем, думали, не пойму я. Второй чухон, значит, первому и говорит: продай, дескать, своему подешевле. А тот ему в ответ каламбур шутит: этта сфиннья тля русских сфинней… И объясняет: ферма, мол у него на берегу залива. Как ветер северный — волной с мелководья рыбешку, малька, на берег выбрасывает. Он собирает — и свиньям в кормушку. Те жрут, жиреют, — но мясо вонючее, рыбой пахнет. И объясняет, как к нему проехать, недалеко, дескать, тут — для своих, для куратов он нормальных свинок комбикормом откармливает. А сюда, значит, не поедет в ближайший месяц… Ну, как свечерело, — я на той дорожке. Гляжу — катит. Я красную повязку на рукав, палкой полосатой машу… Остановился. В багажнике мясо непроданное лежало — килов так несколько вырезки. Ну и… Жрал как миленький: сырое глотал, давился, сблевать попробовал — так по второму разу то же самое жрал. Больше половины осилил, а дальше никак, — хоть режь его, хоть стреляй. Пришлось руки марать, в задницу мясо запихивать…» Граев тогда спросил: «За что их так ненавидишь?» «Есть за что», — не стал вдаваться в подробности Валет.

Такой вот напарничек в опасном деле… Не хлебнуть ли бы с ним лиха.

Но пока все шло по плану. Блуждание в лабиринте проток закончилось — Валет подал знак, СБ скомандовал еле слышно: «Сбрасываем моторы!»

Два подвесных водомета, не булькнув, отправились на дно. Следом — два аккумулятора. Граев вздохнул. Жаль, что этим движкам никак нельзя было оказаться на вражеском берегу — уникальная российская разработка. Черт его знает, как конструкторы умудрились такого добиться, но ни малейшего звука водометы не издавали, при их работе можно было услышать собственное дыхание. Идеальная штука для диверсантов.

Дальше шли на веслах.

Западный берег еще не виднелся — лишь чуть темнее была в той стороне ночь. И — Граев чувствовал не то кожей, не то пресловутым шестым чувством — оттуда тянуло опасностью, враждебностью.

А потом началась работа. Последние несколько десятков метров до высадки — самый опасный момент, когда лодки с десантирующимися наиболее беззащитны… Граев поправил наушник, приник к прицелу пулемета «Minimi», — ночная оптика на нем стояла шикарная: с инфрафонарем, невидимо подсвечивающим сектор обзора, с направленным микрофоном, позволяющим различить дыхание крадущегося в трехстах метрах человека…

Все тихо. Никто их не поджидал, не готовился встретить безжалостным свинцом.

Лодки бесшумно ткнулись в береговой песок. Роли были расписаны заранее: Макс и Граев тут же выдвинулись с пулеметами вперед, к невысокому береговому откосу метра полтора высотой, — используя его как укрытие, приготовились к стрельбе.

Остальные за их спинами возились с лодками — разгружали и разбирали. Легонькие, но весьма грузоподъемные плоскодонки буквально за минуту превращались в плоские удлиненные предметы — положить, чуть присыпать песочком, и можно не заметить, пройдя в трех метрах… Громоздкий тюк с двадцатиместной надувной лодкой опустили в воду у берега, — это плавсредство предназначалось для спасенных детей. По словам СБ, малолетних пленников на объекте никак не больше двадцати шести человек, но скорее всего меньше, — некоторые исчезновения могли быть ошибочно приписаны эстонским наследникам «Проекта-W»…