Оркестр меньшинств - Чигози Обиома
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автобус въехал под арку, сложенную из этих кирпичей, имевших небольшие вмятины и отверстия, словно тысяча человек стояли под ними сотни лет, кидая в них маленькие камушки. Эгбуну, я мог бы смотреть на них без конца, потому что меня очаровали эти сооружения. Но я здесь, чтобы свидетельствовать о моем хозяине и его поступках и объяснить, что содеянное им – если то, чего я опасаюсь, и на самом деле случилось – содеяно без злого умысла.
После этого автобус остановился, и Дехан дала знак всем выходить. Второй автобус, в котором находился гид, уже приехал. И когда люди вышли из автобуса, в котором ехал мой хозяин, этот человек громким голосом произнес:
– Леди и джентльмены, добро пожаловать в город-крепость Газимагуса, как мы называем его по-турецки, или Фамагуста, как мы говорим по-английски. То, что вы сейчас видите, это стены, построенные венецианцами в пятнадцатом веке.
Как и все остальные, мой хозяин огляделся и увидел разные слои, перемежающиеся в массивной структуре стен, и опять они были такие могучие и огромные, что я даже испытал позыв покинуть его тело и пройтись среди этих камней. И хотя один раз я это сделал, но с опаской – духи в странах за пределами Алаигбо, где люди почитают великую богиню, нередко склонны к насилию и агрессивны. Я слышал, что в этих местах бродит множество акалиоголи, всевозможных агву, духов полусферы, существ, давно вымерших, и демонов. В пещерах Огбунике и Нгодо я слышал истории от духов-часовых о том, что склонные к агрессии духи, бывает, и силой выдавливают какого-нибудь чи из его хозяина и овладевают телом человека, такие вещи немыслимы даже среди слабейших духов-хранителей! Поэтому выходить я не стал. Вместо этого я пытался увидеть все глазами человека, с которым ты, Чукву, соединил меня.
Хотя большинство людей, казалось, увлеченно рассматривают древние сооружения, мой хозяин смотрел на деревья, растущие здесь и там среди зданий. Он решил, что это какие-то деревья, похожие на пальмы в земле отцов, только без плодов. Здесь росли и другие – листья у них были словно спутанные волосы на голове неряхи. Гид в окружении толпы студентов все время говорил про историю, и студенты слушали его, одновременно пожирая глазами сооружения перед ними. Они остановились еще раз в центре руин строения, между его полуразрушенными белыми стенами, обнесенными по периметру пятью колоннами на каждой из сторон. Огромное количество камней, из которых прежде, вероятно, и состояло сооружение, теперь было разбросано вокруг, некоторые из них погрузились в плодородную почву древнего земляного пола.
– Церковь Святого Георга, – сказал гид, подняв глаза к вершине громадной руины. – Была построена во времена рождения церкви, может быть, всего сто лет спустя после смерти Христа.
Чукву, они пошли дальше, а мой хозяин вдруг вспомнил, как один раз спал днем, а потом проснулся и увидел гусенка – тот стоял на пороге гостиной. День за дверями уже состарился, и на фоне слабого света силуэт гусенка четко просматривался. Мой хозяин почти никогда не вспоминал об этом, потому что тот случай обрел особый смысл только накануне его отъезда в Лагос: он спал рядом с Ндали, а когда проснулся, увидел ее на том самом месте, где много лет назад стоял гусенок, чьи очертания он различил в сумеречном свете.
Он был погружен в эти мысли, когда завибрировал телефон в кармане брюк. Он вытащил его и увидел, что это медсестра. Мой хозяин отошел от группы, но опасался, что если ответит, то привлечет внимание к себе и помешает гиду, а потому не ответил. Он едва вернулся к группе, как телефон снова ожил. Он увидел сообщение и поспешно его открыл.
«Мой друг, надеюсь, все в порядке? Надеюсь, ты наполнишь свой день хорошим солнцем, хороший человек. Не волнуйся, мой друг говорит, мы можем приехать в понедельник. Не волнуйся. Фиона».
Эзеува, он добросовестно отбыл всю экскурсию, словно стал не тем человеком, каким был днем раньше. У него перехватило дыхание, когда он и другие студенты остановились на берегу великого Средиземного моря, где я подавил свой порыв выйти из него и рассмотрел занятное местечко, которое гид назвал «город-призрак Вароша». Гид говорил, а мой хозяин слушал, словно от этого зависела его жизнь. «Сюда приезжают голливудские звезды, президенты многих-многих стран, многие-многие люди». Он удивлялся, глядя на поврежденные дома – многоэтажные здания с отверстиями от пуль, выбитые кирпичи, некоторые пробиты пулями, виды, которые напомнили мне города и деревни в земле отцов в разгар Гражданской войны в Нигерии. Он смотрел внимательно на одно из зданий, которое, вероятно, было когда-то огромным отелем с просторными коридорами, но теперь было пустым и заброшенным. Рядом стояло здание серого цвета с облупившейся краской. Он попытался прочесть название отеля, но осталась только часть букв, а большинство их, сделанных в рукописном шрифте, отвалилось от стены. В стенах здания зияли пробоины от снарядов, придававшие ему необыкновенный вид. Мой хозяин отстал от группы, разглядывал внимательно дома в центре города, обнесенные колючей проволокой и хлипкими заборами, здания с сорванными дверями. У одного дома дверь стояла преклонившись, словно в мольбе, на пороге и опираясь на стену. На улице близ этого здания поднялись жизнестойкие растения, проросли, словно сквозь мягкую ткань, через старые лики стен.
Этот город будто открыл окно в голове моего хозяина, и он не мог его закрыть, пока не закончилась экскурсия. Его душу тронул Голубой дом, построенный для своих детей греческим главой государства в то время, этот грек со странным именем, по словам гида, и стал причиной войны между турецкими и греческими киприотами. Но мой хозяин все еще продолжал думать о других заброшенных сооружениях, о существовании которых говорил гид, – об аэропорте с его самолетами, ресторанах, школах, теперь безлюдных. Место, в которое они пришли, теперь называлось «военный музей». И он тут же вспомнил о Музее гражданской войны в Нигерии в Умуахии, куда он ходил ребенком вместе с отцом. Об этом случае, Эгбуну, я не могу свидетельствовать исчерпывающе. Потому что, как только они с отцом зашли в музей, первым делом они увидели
