Изгоняющий демонов - Виталий Дмитриевич Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светлый круг над телом Шаррукина постепенно начал терять очертания, расплываться, а затем раздался сильный хлопок, и изображение черной свиньи, разделившись на фрагменты, истаяло. Бледно-фиолетовое пятно повисело некоторое время над ложем царя, а затем исчезло, будто его и вовсе не было. В опочивальне остро запахло ладаном и ароматическими травами; евнух-постельничий все же успел возжечь курительницу для благовоний, которая густо задымила как раз под окончание заклинаний.
Щаррукин зашевелился и открыл глаза. Его взгляд постепенно стал осмысленным. Он прислушался к своему состоянию, погладил живот, который перестал болеть, и бледно, с удовлетворением, улыбнулся.
— Душно… — молвил царь.
— Эй, кто там! — позвал Эрибу.
Постельничий появился бесшумно и с такой скоростью, будто вырос из пола.
— Нужно убрать курительницу, — сказал Эрибу. — И воздуха, побольше свежего воздуха!
Он почувствовал, что и сам начал задыхаться. Так всегда было, когда ему приходилось заниматься тем, что должен делать жрец-ашипу, — бороться с тяжелой болезнью заклинаниями. Они буквально высасывали из него все силы. Но теперь Эрибу точно знал — Шаррукин будет жить. Над ним витало тонкое голубоватое облачко, в котором лишь кое-где проскальзывали фиолетовые тучки. Но и они вскоре должны исчезнуть.
Глава 18
Последний поход
Тучи желтой пыли висели над армией, которая неторопливо ползла широкой лентой по равнине, местами утыканной небольшими холмами. Месяц айру выдался на удивление засушливым, и конникам приходилось туго с кормом для лошадей. Молодая трава едва пробилась, была невысокой и уже начала желтеть. Шаррукин двинул свои эмуку — войска — в поход на гимиррайя, или гимирру, как со временем этих кочевников стали называть везде, как только весна вошла в свои права…
Поход — скорее, карательную экспедицию, так как у гимирру не было ни столицы, ни селений, только временные стойбища, — возглавил сам Шаррукин. После выздоровления от отравления ядом кики он почувствовал неимоверный прилив сил и энергии и, махнув рукой на строительные заботы по окончанию строительства своего престольного города, решил вспомнить боевую молодость. Хотя его вполне могли заместить тот же туртану Син-ах-уцур или даже сын Син-ахха-эриб.
После приснопамятного пира отношения с царевичем у Шаррукина вообще разладились. И виной тому стал лекарь Эрибу, который все же рассказал, каким ядом отравили царя и кто предположительно за этим стоит. Шаррукин, обладающий ясным умом и отменной памятью, быстро связал концы с концами и приказал арестовать раб-ша-реми, чтобы его допросили так, как это умели делать заплечных дел мастера ашшуров.
Увы, особо доверенные телохранители ша-шепе, которые нагрянули в дом главного евнуха, опоздали. Шума лежал в своей опочивальне с почерневшим лицом, а на его груди уютно устроилась одна из самых ядовитых змей Та-Кемет…
Конечно же, след от раб-ша-реми вел и к Син-ахха-эрибу, но царь благоразумно не стал вникать в его связь с главным евнухом, как не решился выносить на общественный суд и участие в заговоре против своей сиятельной персоны влиятельного царедворца. Иначе пришлось бы вырезать с полсотни его родственников, потому как другие вельможи не поняли бы странного мягкосердечия повелителя, которое предполагало утрату воли и сил, что обычно вело за собой смену царя насильным или иным, более мягким, способом «добровольного» отречения от престола.
Естественно, Эрибу очень рисковал, вмешавшись в придворные интриги. Он даже попрощался с женой и детьми и поторопился отправить Ину в Вавилон, к дяде. На всякий случай. Семья Эрибу была вполне обеспеченной, так как у ростовщика Шулы находились в обороте большие деньги, принадлежащие молодому лекарю. И не меньшая сумма была на сохранении у дяди-жреца Бэл-убалли-ты, которому Ина полностью доверяла.
Однако все вышло как нельзя лучше. Шаррукин настолько преисполнился благодарностью и доверием к своему спасителю, что даже не помыслил закрыть ему рот навсегда. Ведь такие тайны лучше всего хранит сырая земля. Но Эрибу уже несколько раз спасал его и поневоле стал своего рода талисманом, хранящим драгоценную царскую жизнь от демонов.
Шаррукин приблизил молодого лекаря к трону, настолько это возможно, и теперь никогда с ним не расставался. Жрецы-ашипу были очень недовольны, даже бунтовали и пытались разными способами очернить эрибу в глазах повелителя ашшуров, — как можно доверять лечение столь сиятельной персоны полуграмотному простолюдину?! — тем не менее царю было наплевать и на доносы, и на их каверзы.
За свое спасение от смертельного яда финикийцев Шаррукин отсыпал Эрибу столько золота и драгоценностей, что тому хватило бы на две жизни. Но и на этом царские милости не закончились. Эрибу получил в подарок великолепного урартского скакуна, который стоил целое состояние, а еще царь своим указом закрепил за ним четырехколесную повозку с мягкими подушками и двумя выносливыми жеребцами. В таких экипажах передвигались только самые высокопоставленные вельможи и сам Шаррукин.
Вот и теперь Эрибу задумчиво наблюдал из-за тяжелых кожаных занавесей, закрывающих повозку со всех сторон от въедливой пыли, за маршем изрядно уставших солдат.
Понятное дело, царь просто не мог отправиться в поход без своего личного врача, коим так и остался Кисир-Ашур. Тем более он не оставил в Дур-Шаррукине обласканного царскими милостями его помощника Эрибу. Но Кисир-Ашур наотрез отказался ехать в повозке царского фаворита, хотя тот и предлагал ему место. Как-то незаметно ученик оттеснил учителя на задний план, и это начало угнетать ашипу.
Однако лекарства, хирургические инструменты и запасы перевязочного материала Кисир-Ашур все же не стал оставлять в обозе, а пристроил в повозку Эрибу. Как бы там ни было, но вызывавший у него противоречивые чувства молодой лекарь не был ему неприятен, он всего лишь стал в какой-то мере
