Затворник - Сергей Волков

— Пошли с нами! — сказал усатый — Коясэр, пошли сюда!

Рыбаки мелкими шажками засеменили к реке, следом за ними двинулись охранники. Но до воды дойти не успели, как их окликнул старшина.

— Эй! Куда идете! Здесь рыбу не поймать!

— А куда надо? — крикнул в ответ Коясэр.

— Идите туда! — показал старшина рукой на лесок ниже по реке. — Там пройдете двести шагов, будет заводь. Пусть ловят рыбу там. И возьмите с собой рог. Если что-нибудь увидите, то сразу трубите в рог!

Пройдя по светлому сосняку ровно столько, сколько сказал старшина, рыболовная артель действительно вышла к заводи. Коясэр разжег костер из захваченных в лагере сухих веток, а усатый сел рядом, вытащил из-за пазухи фляжку и хлебнул вина. Потом он швырнул пленникам четыре удочки — накрученные на брусочки мотки толстой нити с крючками, поплавками и грузилами, и велел их разматывать. Сам он начал лепить из ржаного мякиша колобочки размером с горошину.

— Вот вам наживка! — сказал он рыбакам — Можете сами съесть этот хлеб, если хотите. Но за каждый комок я получу с вас по рыбе, и не меньше. Начинайте, и пусть рыба будет!

Хвостворту и бенах-невольник стали молча удить, слушая, как за спиной двое стражников болтают и посасывают по очереди вино из фляжки. Клевало слабо — изредка один или другой ловец вытягивали из воды рыбку размером с ладонь. Весь улов Коясэр сразу забирал, нанизывал на прутики и жарил над костром. Потянуло таким восхитительным запахом, что во рту у Хвоста мигом разлилось целое озеро жирных слюней.

«Вот же сволочи! — думал он, поеживаясь от холода — И тепло им у костра, и сыто, и пьяно, так хоть бы голодных людей зря не дразнили! Этот еще — покосился он на сидевшего рядом соучастника — олух, застыл тут как деревянный!»

Бенах сидел так неподвижно, что казалось, и не дышит совсем. Он пристально следил за дрожавшими на ряби поплавками.

У Хвоста клюнуло. Он вытащил очередную рыбешку, вырвал у нее глаз и насадил на крючок. Предназначенный для наживки хлебный катышек отправился в рот, но голода не утолил, а только пуще растравил душу…

Сторожа быстро хмелели. Хвоствоту слышал, как заплетаются их языки. Вино во фляжке кончилось, и бенахи спорили, кому идти в лагерь за добавкой.

— Там все выпьют, пока ты упираешься, как бык! — говорил Коясэр — Я пойду, принесу нам вина, и больше говорить не надо!

Напарник его ехидно щурился в ответ:

— Подожди! Я помню, как хозяин обещал наказать тебя, когда придем в Чолонбару! В Чолонбаре я расскажу, как ты ругал его всю дорогу. Тогда я угадаю твое будущее быстрее, чем искра погаснет в луже: хозяин отдаст тебя мне под начало, и Коясэр, ты вспомнишь, как здесь спорил со мной и запирался! Я пойду на стоянку и вернусь с вином, а ты сиди здесь, и смотри, чтобы наши рыбаки не жрали рыбу!

Сказав так, хитрый бенах пошел прочь, оставив беднягу Коясэра наедине с невольниками.

Коясэр, оставшись в одиночестве, сидел как на иголках, ерзал и озирался в сторону лагеря. Товарищ его все не показывался, и одинокий воин не на шутку тревожился — не останется ли напарник в лагере, доканчивать оставшуюся выпивку? А самого Коясэра не бросил ли одного, скучать да пялиться на спины пленников?

«Сейчас бы кинуться обоим на него! — подумал Хвостворту — Пьяного, да вдвоем — прикончили бы мигом, и пискнуть бы не успел! Ножом его веревки перерезали, и в лес! И на кой только этого удода лесного, овцу эту, со мной отправили, а не кого-то из наших! Тоже, видно, побоялись что мы вдвоем сговоримся бежть!»

Хвостворту покосился на соседа. Тот сидел как всегда неподвижно, и без отрыва глядел на поплавок.

«Застыл как околевший! — злился просебя Хвост — Чтоб правда околеть и тебе, и твоему купчине, и всем бенахам на свете, вместе с королем!»

Тем временем Коясэр дожевал последнюю рыбу, сплюнул остатки костей себе в бороду, вытер руки о кафтан, выругался, и на минуту затих. Эта минута, наверное, показалась истосковавшемуся витязю целым часом. Не выдержав такой маяты, он встал, и крикнул своим подопечным:

— Вы двое, будьте здесь! Я пойду в лагерь — узнаю, не было ли новых распоряжений! Сидите и ловите рыбу, и не вздумайте сами съесть хоть кусочек! — он говорил, и комок рыбьих косточек болтался в его бороде — Я вернусь скоро, и если увижу, что вы ели рыбу, то высеку обоих, и до самой Чолонбары будете ночевать в колодках! Я пошел.

И действительно, повернулся и чуть покачиваясь в стороны, зашагал к лагерю.

Удивленный Хвостворту посмотрел вслед бенаху, и едва тот скрылся из вида, тут же кинулся развязывать веревки на ногах. Но озябшие пальцы не могли толком ухватиться за твердые как дерево, намертво скрученные петли. Бенах-невольник глянул на него, и снова повернулся к своему поплавку.

— Ты убежать хочешь? — спросил он.

— Что тебе надо? — спросил Хвост.

— Этот узел не развязать. — сказал собрат по несчастью — Надо резать.

— Чем резать? Может быть, у тебя есть нож? — зло проворчал Хвостворту.

— Ножа нет. Можно сжечь веревку.

— А? — одернулся Хвост. Он поднялся кое-как на ноги, досеменил до кострища, выловил головешку побольше и принялся раздувать ее.

— Не убегай. В этих местах пропадают люди. Здесь нельзя убегать. — сказал бенах.

— Ты пойдешь рассказывать обо мне охранникам? — спросил Хвостворту. Заалевшую головню он подносил к веревке, и волокна одно за другим тлели, чернели и разрывались.

— Нет. Я не пойду о тебе рассказывать. — сказал бенах, который сам бежать, действительно, совсем не собирался, а следил себе за поплавком. — Я буду продолжать ловить рыбу. Думаю, до темноты охранник не вернется, тогда я сам вернусь с рыбой к нему. Но я никому не скажу что ты убежал, и не буду напоминать, что ловить рыбу посылали двоих. Они все будут пьяными. Может быть, никто сегодня не вспомнит о тебе, если ты сейчас убежишь. Но эта страна плохое место чтобы убегать. Здесь нет свободы, здесь вокруг только смерть, и еще здесь вокруг рабство.

— Я все равно буду убегать. Прощай. — сказал Хвост. Последние ниточки пут на его ногах перегорели. Он собрал в связку улов — и свой, и бенаха, всего шесть рыбешек, намотал удочку на кушак, и бросился в лес.

Хвост бежал весь остаток дня. Вечерело, лес погружался в полумрак, но никакой погони позади пока не было слышно. Ни человеческих голосов, ни ржания коней, ни собачьего лая. Наверное, думал беглец, напившаяся стража и не заметит его пропажи до утра. Хвост бежал, ломая кусты, натыкаясь в темноте на деревья, спотыкаясь и падая. Вставал, и не отряхнувшись, бежал все дальше и дальше. Ни звезды, ни луна на затянутом тучами небе не указывали ему пути, и он бежал, куда несли ноги. В темноте он переходил болота, и увяз бы где-нибудь с концами, но под болотным торфом, не глубже лодыжки, еще стоял твердый лед. А когда не стало сил бежать, то отдышался немного, приникнув к сосновому стволу, и дальше побрел шагом — так же, не ведая, в какую сторону идет. И рассвет в свое время стал заниматься где-то слева. Хвост понял, что взял к югу от кратчайшей до гор дороги, но продолжал идти прежним путем. Может быть — рассуждал он мимоходом — это хотя бы немного собьет с толку погоню. Может быть, они уже поджидают его где-то там, на какой-нибудь переправе… Он шел и шел. Продирался сквозь молодняки и ельники, обегал озера, брел через болота, в чащах увязал по колено в недотаявших снежных кучах.