Затворник - Сергей Волков

Теперь не было в помине ни сапога, ни единой рыбьей головки, ни мышиного хвостика, ни кусочка картофельной кожуры, ни искорки огня, ни сухой веточки во всем лесу. Сырая стужа пробрала Хвосту нутро до самой селезенки, каждую косточку до ее мозга. В животе гулял ветер, зубы стучали так, что чуть ли не эхо разносилось по лесу, будто это дятел долбил дерево носом.

Последние облака исчезли, небо отчистилось совсем, и лучи заходящего солнца обагрили вершины все еще далеких гор — сколько их было видно, убеленных снегом.

И наверное от вида Гор, Хвосту, словно снизошло на него некое озарение, вдруг стало очевидно: до них ведь еще многие поприща ходьбы по лесам и болотам. Будут ли силы их пройти? А если доберется — и то не легче! С горными веснами Хвостворту знаком не понаслышке! Как миновать занесенные снегом перевалы ему, одинокому, без крошки хлеба, в жалких лохмотьях драных, вместо одежды? Как переходить реки, что разольются, взъярятся и взбурлят, едва начнет таять снег? Чем отогреваться в бураны, сбивающие человека с ног, сдувающие в пропасть, заметающие снегом по голову! Долго ли там до первого стана или селения? И кто будет в этом селении? Может, в тех краях в горах одни бенахи и живут? Бенахи, которые его, едва завидев, свяжут и отошлют в Чолонбару!

Может и ну его? Добраться до людей, рассказать кто есть такой, хотя бы накормят, отогреют… до времени…

Только куда идти? Чужой лес кругом, пустынная страна, ни одного поселка он с самого побега не видел даже вдалеке. Хвост и сам не знал уже, в какой стороне дорога, сколько по ней пути до ближайшего очага… Даже выйдет к людям, и что? Что потом? Вернут господину Колаху, и господин уже не будет таким добрым! Исполосуют до темноты в очах, а останется жив, погонят дальше на полночь. А там — кайло, рудник, ноги в железе… тьма, смрад и подземная вода по колено… Найдут для него в Чолонбаре самую глубокую пещеру, как хозяин обещал найти для Ладони! Ну уж нет! Помирать — так лучше теперь, под Вечным Небом, чем там — где свежего воздуха напоследок ни глотка, где белого света не видно…

Волки снова выли, кажется, уже совсем рядом, но всякий страх перед ними пропал напрочь.

Хвостворту сел под дерево, вытащил руки из рукавов и закутался в свою дерюгу с головой, чтобы хоть немного подогреваться дыханием.

«Засну так засну, а сдохну — так сдохну!» — подумал он. И заснул…

4. МАТЬЯНТОРЦЫ, СЛУГИ КОРОЛЯ

Что было с ним дальше, Хвостворту своим умом не смог бы потом понять, а тогда — и не задумывался. Он брел куда-то, то напролом через кусты, то напрямик по болотным хлябям, не боясь увязнуть и потонуть. Куда брел — совсем не соображал. Сколь не был выбившийся из сил, голодный, продрогший и промокший до нитки, но все шагал дальше и дальше. Ни домика, ни души вокруг не было, ни из одного очага не поднимался дым. Только лес и болото, болото и лес, и Хвостворту шел по ним, не разбирая пути. Сколько сменилось так дней и ночей, он потом не мог сосчитать. Вспоминал, что шел и в темноте, и при дневном свете. И еще осталось в его памяти нечто другое — то ли сон, то ли смутное видение: Словно стоящий перед глазами неясный человеческий образ, белый контур, светящийся во мраке тусклым бледным свечением. Вспоминал Хвост, что шел на его свет, а призрак не двигал ни руками, ни ногами, и как будто бы не удалялся и не становился ближе, но звал за собой безмолвным, беззвучным манием. Виделись у фигуры и рот, и нос, и прочие черты на лице, но все оно вместе было так размыто, словно за туманом, что толком и не разглядишь. Только глаза Хвостворту видел и помнил отчетливо — совсем как человеческие, с темными бусинами зрачков, живые и моргающие белыми веками.

Очнувшись от морока, Хвост перепугался. Не то испугало, что он очутился неизвестно где, неизвестно как, и сам себя за эти дни не помнил. Его встревожили шум и крики неподалеку. Ничего за деревьями не было видно, хотя и стоял ясный день. Но явственно слышались бенахские слова.

«Погоня! — снова промелькнуло в голове Хвоста. — Теперь-то точно сцапают!» Всю прежнюю отрешенность и покорность судьбе как рукой сняло. Беглец снова захотел жить, и снова боялся нового плена. Мысль умереть под вечным небом и лучами солнца его больше не утешала.

Что делать? Бежать? Догонят! Догонят точно, если уж нашли и догнали здесь. Драться? Одному, без оружия и без сил, против целой своры: хорошо, если получится не даться живым, а ведь и того не получится. Псы натасканные на человеческую дичь, возьмут его живым, чтобы потом до смерти истязать перед остальными, для науки и для страха! Ни копьем, ни мечом его не тронут — есть у них на этот случай ухваты с шипами внутрь, которые легко набросить на шею, но трудно снять…

Осторожно пригибаясь, беглец пробирался кустами поглубже в заросли. Хвостворту весь обратился в слух. Внезапный шум стал ему яснее: бенахи не охотились за бежавшим пленником, они сражались. Раздавались боевые кличи, вопль раненных, звон и стук оружия. К бенахским крикам примешивались и другие — на непонятном и странном языке. Где-то совсем рядом шел бой. И Хвост сразу вспомнил всадников с черным зверем на знамени. «Те — подумал он — выискивали здесь кого-то. Вот, видимо, и выискали… или их этот кто-то выискал…»

Рассудив одно мгновение, Хвостворту решил, что все равно, кто на кого тут напоролся, бенахи на неведомых врагов или те на бенахов. Ему в любом случае следует быть от свалки подальше… По крайней мере, — тут же додумал он — пока эта свалка не закончится, и победители не уберутся. А на месте побоища найдется, чем закусить (может быть — целая битая лошадь!) и заодно — свежие угли (а то и кремень), одежда, даже оружие…

Желание поживиться пересилило в Хвосте страх, и он, сгибаясь в три погибели, пробирался кустами поближе к дерущимся посреди леса бойцам. Шум становился все громче и яснее. Хвосту уже легко было различить отдельное слово, и он ясно слышал, когда кричит бенах, а когда — незнакомец.

И сколь не был осторожен опытный дубравский разведчик, но слишком поздно услышал треск в кустах и не понял толком, откуда к нему ломятся. Сорвавшись с места в попытке убежать куда-нибудь, Хвост застрял в плотном колючем кустарнике, расцарапал в кровь лицо и руки. А через мгновение прямо на него налетел откуда-то человек, сбил с ног и вместе они покатились по земле.

Хвосту, вроде бы, уже стоило привыкнуть ко всякой всячине, и не от чего носа не воротить, но запах налетчика был такой, что у дубравца прямо перехватило дыхание! Густая смесь гнилых зубов, прокисшей мочи, дерьма, и всех остальных выделений человека, с одним вдохом проникла в нос, в горло, в нутро, и вывернула бы желудок наизнанку, не будь он давно пуст!