Затворник - Сергей Волков

У соседнего костра сидели бывшие рабы, уже переодетые в турьянские тряпки. Они тоже собирались обедать. Каждому по очереди бенах подавал ложку, показывал, как ею зачерпывать из котла, и как подносить ко рту. Те смотрели на него бестолково, ни слова не говорили, даже не кивали головой в ответ, будто вовсе ничего не понимали. Но взяв ложку в руки, тут же начинали ею есть, как едят люди.

— Голова все забыла, язык все забыл, только руки ничего не забывают! — сказал, качая головой, изрубленный бородач, от которого Хвост впервые услышал имя Кормахэ.

— Да что с ними? — спросил Хвостворту у Кувалды.

— Ты что, правда совсем ничего про турьянцев не знаешь?

— Маленько знаю. Слышал от одного тюти, что они — злой народ и колдуны, и что людей похищают. А толком не знаю ничего. Он мне еще сказал, что от турьянцев никто не возвращается. — сказал Хвост.

— Возвращаются, как видишь. — ответил Кормахэ — Но только те, кого мы отобьем у северян, и вернем к людям. И кто возвращается, то уже не прежними. Погляди на них! Вот такими турьянцы делают людей! Сначала шаманы их своим камланием приманивают — уходит человек из дома, сам не знает куда, и конец. А приходит к ним — еще хуже околдуют. Хозяева их, колдуны, память им отшибают — забывают и кто сами такие, и кто отец с матерью, и речь забывают, все напрочь! Звереют совсем. Живут турьянские рабы не то, что хуже скотины, а хуже вши в жопе! Работают за десятерых на их пустой земле, кормятся одними помоями. В сытый год — и то зерна из говна выбирают. А в голодный год из них турьянцы холодец варят, из костей, и кормят свиньям. Когда от работы изнемогут — то же самое, в котел — и свиньям. Им-то что, рабов у них достаток!

— Во зверота! — изумился Хвост — Мы ведь, когда сидели в яме у захребетников, то думали, что хуже нет, чем попасть в рудники, махать кайлом! А тут вот как!

— Кто в чолонбарские рудники попал, тем еще повезло, не то, что им вот! Ничего нет хуже, чем к болотникам в плен попасть! Им одно счастье, что кто спасется, тот ничего не помнит. Разум к ним возвращается иногда, если постараться. Говорить учатся. А помнить — все равно никто ничего не помнит. Ни кем у людей были, ни как жили в рабстве! Бывает еще, когда край приспичит, то хозяева дают им в руки палки или камни, и гонят на нас в бой. Так мы их тогда не оружием бьем, а вот — этим — чтоб не забить насмерть. — Кормахэ достал из-за пояса и показал небольшую дубинку, плотно обмотанную овчиной.

— И здесь тоже колдун был? — спросил Хвост.

— Был, в санках он при тебе сидел мертвый, возле Сотьера. Ты не видел, что ли?

— Ага, видал… Так значит, убили вы его?

— Не мы, жалко. Нам редко такое счастье выпадает! Его свои же закололи, едва мы их начали теснить. Гады, всегда так делают, чтобы своего шамана нам живым не сдавать… У нас бы он так легко не отмучался, покряхтел бы еще напоследок!

— Да уж, тебе, вижу, было за что разозлиться! — сказал Хвостворту.

— Ты про что?

— Когда я тебя впервой увидел. Ты на поляну влетаешь, а я там — с избитым рабом! — сказал дубравец и широко зевнул.

— А-а-а… Да, мне тогда показалось, что ты из этих… Я и говорю, счастье твое что ты мне попался, и откликнулся на ратайскую речь! А то бы вместе с турьянцами волков теперь кормил!

Кувалда говорил что-то еще, и кажется, Хвостворту даже отвечал, но уже ничего в дреме не чуя. Непреодолимый сон окутал его, и Хвост растворился во сне. Будто поплыл по тихому теплому течению…

Он проспал весь оставшийся день, весь вечер, а ночью его вдруг разбудил какой-то матьянторец. Растолкал довольно-таки грубо, чуть ли не тумаками.

— Вставай! Старшина приказал тебе идти!

— Куда идти?! — пробормотал Хвост спросонья.

— Пойдешь, куда я скажу! — рыкнул бенах — Кормахэ! Сотьер тебе тоже приказал идти к нему!

Хвоста недолго вели по лесному лагерю, среди костров и развалившихся по земле людей. Кувалда шел где-то позади и тихо переговаривался с товарищем. Сотьер сидел на том же месте, где он днем допрашивал Хвоста, на тех же санках. Только мертвеца из нарт уже убрали. Перед военачальником горел большой костер, и при свете этого костра Хвостворту увидел троих пленников.

Первый висел, вздернутый за руки, на толстом суку дерева, почти в локте над землей. Его голая спина была исполосована плеточными ударами и сочилась кровью. Второй стоял на коленях, прислоненный к тому же дереву лицом. Его руки обхватывали ствол и были связаны меж собой в запястьях. Рубаха с него была сорвана, но спины Хвост не разглядел. Третий сидел на земле чуть в сторонке, тоже связанный, но пока не раздетый, и не тронутый.

Бенах, что привел Хвоста, жестким подзатыльником вытолкнул его поближе к костру. К сидящему на земле пленнику, к тому, которого, кажется, пока не пытали, подошел рослый матьянторец с плетью в руке, и схватив за волосы, поднял его голову кверху.

«Этот за палача у них. — подумал Хвост — Этих троих, понятно, накануне стреножили… А от меня-то что им надо?»

Бенах повернул голову связанного к Хвосту, и указав на дубравца плеткой, прорычал что-то непонятное. Наверное, на языке турьянцев.

Пленник поднял глаза, и посмотрел на Хвостворту. Палач, наклонившись ниже, прокричал ему почти в ухо прежние слова.

Турьянец закивал в ответ головой, словно соглашаясь, и что-то ответил на словах. Бенах, не отпуская его волос, повернулся к Сотьеру, и спросил:

— Что делать?

— Пусть говорит второй — спокойно ответил начальник.

Палач подошел к тому, что стоял на коленях, и так же, за волосы, оборотил его голову на Хвоста.

— Встань ближе! — закричал он ратаю.

Хвостворту приблизился, и встал в трех шагах от турьянца. Поднесли огня, и Хвост отчетливо увидел лицо пленника — не живое не мертвое, покрытое холодным потом. Глаза закрыты, рот покраснел от запекшейся крови.

Палач снова заговорил по-турьянски, тряся за волосы голову связанного. Тот открыл глаза, миг посмотрел на Хвостворту, и веки его снова опустились, словно налитые тяжестью.

— Шьто… — едва донеслось из его высохших губ.

— «Шьто, шьто!» — зарычал палач, и с силой ударил голову турьянца о дерево.

— Что делать? — поднявшись, снова спросил он Сотьера.

Сотьер махнул рукой.

— Ратая убрать. Пусть будет связан. И ты, Кормахэ! Следи за ним хорошо, и слушай хорошо!

Матьянторец, который разбудил Хвоста и сопровождал к Сотьеру, подошел к ратаю и потряс у него палицей перед носом.

— У тебя большая удача! Два раза тебе грозила смерть, а ты получил только один распухший глаз! Я бы не допустил такого, если бы встретил тебя в лесу! Я убил бы тебя сразу, как только увидел! Я не такой добрый, как Кормахэ!