Выше времени - Евгений Гаркушев

— У нас важный вопрос, женщина, — сказал я, подумав почему-то, что она тоже просительница. — Не лезьте к директору первой, мы здесь уже три часа стоим!

— Да ты что, не узнал меня? — спросила дамочка.

— Не узнал, — ответил я. — А что? Должен?

— Я жена твоего директора! И нам домой пора. Посторонитесь.

— Ишь ты, царица Тамара, — фыркнул Пешков.

— Я бы попросил! — сразу окрысился в его сторону Кандыбин. — Мне с вами разговаривать не о чем! С Виктором Анатольевичем мы уже все решили!

— Нет, стой! — приказал я и схватил директора за рукав. — Ничего вы не решили!

Такая злость во мне вскипела на него — словами не передать. Да за кого он нас принимает? Зажравшийся негодяй, вор! Такие, как он, поставили простых шахтеров на колени. Сосут соки из страны, продают все, что можно. Набивают карманы, когда люди голодают.

— Ты что себе позволяешь, хам? — закричала женушка директора.

И огрела меня зонтиком по голове. Не больно, но обидно. Не знаю уж, зачем ей в такую погоду был зонтик. Дорогой, японский, цветастый… Дождь, вроде бы, не собирался.

Конечно, поднять руку на женщину я не мог. Но позволять лупить меня зонтиком по голове, да еще и обзывать хамом — тоже. Я всего лишь перехватил зонтик, когда она собиралась стукнуть меня еще раз, и отшвырнул его в сторону.

Ребята испуганно притихли. А жена директора заверещала:

— Милиция! Помогите! На мужа бандиты напали! Меня избивают!

Тут же двое стражей порядка рванулись ко мне. Один ударил дубинкой по руке, другой — по спине. Больше никуда достать не мог. Дубинкой было уже больно — не то, что зонтиком.

— Как вы смеете поднимать руку на офицера?

Вопрос вырвался у меня как-то сам собой. А Пешков прошептал:

— И надо же было Никите сейчас выпить! Теперь пятнадцатью сутками не отделается…

А я вспомнил, что и в самом деле вовсе не офицер, закончил срочную в звании ефрейтора, и больше повышений по службе с тех пор не имел. Тем временем мент ударил еще раз — по голове. Перед глазами поплыли круги.

— Что вы его бьете? — заорал Виктор Анатольевич. — Он порядок не нарушает! Не сопротивляется!

— Он на жену директора напал, — сказал лейтенант. Голос его я слышал, словно издалека. — Зонт испортил. Пусть руки не распускает!

— Хам! Он пытался меня убить! И мужа моего тоже! Если бы я не заслонила его собой, он бы его ударил заточкой!

С чего она взяла, что у меня заточка? Почему именно заточка?

Милиционеры не стали больше меня бить — еще успеют — скрутили руки за спиной и затолкали в «воронок». В обезьянник. Никого там больше не было, и я опустился на пол: дубинкой приложили крепко, на ногах не устоишь. Сесть на скамейку мне почему-то не пришло в голову.

Ребята что-то кричали, но «воронок» сорвался с места и покатился прочь. Директор, надо полагать, тоже успел сесть в машину — вряд ли менты оставили бы его без охраны.

Приехали в отделение, меня выволокли из машины, потащили в подвал, пнули напоследок, вталкивая в камеру. Хлопнула железная дверь, и я оказался в полутемном помещении. Окошко наверху маленькое, зарешеченное. Лавка у стены. На ней — какой-то обросший, неопрятно одетый мужик.

Похоже, он обрадовался нежданной компании. Как только дверь захлопнулась, подошел, посмотрел в лицо, хмыкнул.

— Работяга?

— Вроде того, — вяло ответил я.

— Ну и я тоже, — отозвался он. — Работаю, металлолом собираю… Ты садись, садись — в ногах правды нет…

Я присел, мужик тотчас пристроился рядом.

— За что взяли? — поинтересовался он.

— Да ни за что…

— Это ясно. А шьют чего?

— Вроде как я на жену директора напал.

— И зачем? Сумку отобрать хотел или цепочку сорвать? Или того хуже? Домогался?

— Цепочки у нее, конечно, завидные… Но мне чужого не надо. Я ей всего-то не дал себя зонтиком по голове лупить.

— Ну, энто ты зря, конечно, — крякнул мужичок. — Если директорская жена — она в своем праве. Хочет — зонтиком тебя бить будет, захочет — туфлю снимет и туфлей. Бабы — они такие. Особенно, директорские жены. И что ты ей воли не дал — за это с тебя строжайше взыщется…

Покопавшись в чалой бороденке, он извлек оттуда куриное перышко, внимательно осмотрел его и бросил на бетонный пол.

— Тебя за что взяли? За металлолом? С дачи, небось, у кого-то железки уворовал? — спросил я сокамерника, не желая показаться невежливым.

— На елку мочился. Прямо в центре города. Напротив мэрии, — объяснил мужик. — Меня Федей зовут, кстати.

— Никита, — машинально ответил я.

— А тут и менты появились, — продолжил тему Федя. — Дубинкой по башке, понятное дело, и не в вытрезвиловку повезли, а сюда. Хулиганство, значит, шить будут. Оскорбление власти, может быть. Елка та — прямо напротив кабинета мэра. План у ментов не выполняется — так я думаю. Вот и метут всех подряд.

— Разве тут есть план? — спросил я. — Мне всегда казалось, чем меньше, тем лучше…

— Э, план везде есть, — ответил Федя. — Это я тебе скажу, как бывший токарь-многостаночник. План — великая сила.

— А ты на елку как… В знак протеста?

— Отлить захотелось. Туалета нигде в городе нет — сам знаешь. Ну, в подъезде нехорошо нужду справлять — людей обижать. Морду набить, опять же, могут, если поймают. Я так подумал, что елке вреда не будет… А прохожим какое до меня дело?

— Прохожим до всего есть дело. Всегда найдется сволочь, которая тебя заложит.

— Ну, заложил-то меня охранник, который мэрию охраняет. Так я думаю. Здоровый лоб, заняться ему нечем. Но сам, видишь, не подошел — наряд вызвал.

— Может, и так. А может, и из простых какой-то доброжелатель. Мы с мужиками и «банку» нормально распить после смены не можем. Менты караулят возле кустов, старухи цепляются, что под их окнами пьяные орут, — сообщил я. — Хотя мы и не орем никогда…

— Ага, — кивнул Федя. — Закурить не найдется?

— Не курю, — ответил я.

— Больной?

— Да глупо это — курить.

— Ясно, — ответил бомж. — Здоровый образ жизни. И денег нет. Тогда поспи, конечно. Пока можно.

С этими словами он улегся на лавку и вытянул ноги. Борода Феди стала торчком, руки он сложил на животе.

— Что, потом спать нельзя будет?

— Ночью алкашей привозить начнут, шантрапу всякую. Буянить будут, бузить, орать. Проституток звать.

— Каких проституток? — опешил я.

— Из соседней камеры.

— И они что же — могут прийти?

— Прийти они не могут, но звать их будут. А те еще и кокетничать начнут. Тут по ночам такой гвалт стоит — только держись!

Поспать, однако, мне не удалось. Только я прилег, пришел хмурый сержант.