Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

Обратись к Бартеневу, Никита пояснил:

— Это и есть тот Степка-гренадер, что на абордаж неприятельскую пушку на галере взял и всех нас от неминуемой погибели спас!

— А что же меня в Москве искать?— рассудительно ответил сержант,— Знамо дело! Куда мне идти, как не в родной полк!

— Вот они у меня все такие! Одним словом, новгородцы!— с гордостью за свой полк заключил Бартенев. И многозначительно добавил: — И наверху знают, что в нашем полку ветераны один к одному. Да ты и сам, батюшка, чай, не случайно к нам в полк возвернулся. Хороший полк — он как родная семья!

«Наверху» и впрямь вспомнили о Новгородском полке, когда в ночь на двадцать пятое июня случилось по армии нечаянное происшествие: переметнулся к шведам сержант-семеновец Яков Немчин. Перебежчик тот имел фамилию выдуманную, одно было точно известно — что он немец, отсюда поверили и его фамилии, коей он сам нарекся: Немчин. Какие только иноземцы не шли в те годы служить в русскую армию! Картежники и дуэлянты, ландскнехты, а иной раз и просто беглые каторжные — все это отребье,. как грязная пена в прибой мотается между валами, моталось между воюющими странами и служило не отечеству, которого у них не было, а своему карману и интересу, с легким сердцем перебегая из одного лагеря в другой. Таким именно искателем фортуны был и волонтер Яков Немчин. И хотя записан он был в гвардейский полк и получил звание сержанта гвардии, равное первому армейскому офицерскому чину, тем не менее Яков почитал, что по службе его обошли. У себя в Швабии он был простым брадобреем, выучен был затем под палкой воинским артикулам в войсках герцога Баденского, откуда, после растраты ротной казны, бежал в далекую Московию. Здесь служило немало его земляков, многие из которых стали генералами и полковниками, а он, Яков Немчин, все еще пребывал в гвардейских сержантах. Поскольку ничем особым он себя не проявил, то не шли Немчину ни чины, ни награды. Он же спешил получить и то и другое. Здраво рассудив, что перебежчика шведы знатно наградят, он ушел в Яковецкий лес, якобы для прогулки, и закончил ту прогулку в шведском лагере.

Недосчитались Немчина при вечерней поверке, и Петр тут же вызвал на совет Шереметева и Меншикова. В царской палатке стоял удрученный командир семеновцев — Михайло Голицын, тяжко переживавший позор, что пал на второй полк гвардии.

— И о многом тот Немчин мог ведать?— насмешливо осведомился у Голицына Меншиков, недолюбливавший удачливого генерала.

Оказалось, что ведать Немчин мог о многом. Он слышал, к примеру, дошедшие до гвардии слухи, что Петр 1 решил дать баталию двадцать девятого июня, в день своего тезоименитства. Ведал Немчин и о скором подходе на подкрепление русским калмыков Аюк-хана, которых ожидали двадцать восьмого июня.

— Наверное, жди теперь, что швед атакует нас коль не сегодня, так завтра. Не будет король калмыцкую орду поджидать!—рассудительно заметил по сему случаю Шереметев.

— И еще...— Голицын заикался боле обыкновенного.— Ведает Немчин, что соседний с гвардией полк со-состоит из одних зеленых рекрут и выряжен тот полк, за нехваткой форменного платья, в мужицкие сермяги!

— Здесь швед и ударит, дабы разорвать линию! — сердито заметил Шереметев.

Тут-то вспомнил о ветеранах-новгородцах сам Петр.

— Немедля поменяться платьем новобраному полку с Новгородским!— распорядился царь,— Нам это будет еще и на руку. Ударят шведы по сермягам да и нарвутся вместо рекрут на ветеранов, прошедших через всю Европу. Чаю, немалая оттого выйдет у шведа конфузия.

— Вздумают поцеловать молодку, а нарвутся на Ваську Буслаева!— рассмеялся Меншиков, — Ну и удружишь ты шведу, мин херц!

Петр усмехнулся шутке Данилыча, но заключил озабоченно:

— А что шведы на нас ране теперь нападут, в том я согласен с тобой, Борис Петрович. И потому поспеши с постройкой редутов меж Яковецким и Будищенским лесом.

Тем малый совет в царской палатке кончился.

А новгородцы перед выходом на главную позицию получили нежданный приказ: поменяться верхним платьем с полком рекрутов и занять его место в общей линии. Многие офицеры и солдаты недоумевали при сих машкерадах.

— Не иначе как этих лапотников на царский смотр готовят, а нас в обоз пошлют! — сердито ворчали ветераны. Но, напяливая сермяги новобранцев, новгородцы чувствовали, что это неспроста, что ждет их полк в предстоящей грозной баталии особый удел.

Принесенное перебежчиком известие о приближении на подмогу русским калмыцкой конницы и казаков Скоропадского словно подстегнуло энергию шведского короля. На новом военном совете генералы увидели прежнего Карла: решительного и непререкаемого.

— Совет мне дает сам господь бог, и только!— еще в Саксонии заявил как-то король своим приближенным. И на этот раз он не слушал уже ничьих мнений — отдавал одни приказы.

Рёншильд был назначен по причине ранения короля командующим армией, Левенгаупт получил в команду пехоту, Крейц — кавалерию. К русскому лагерю было велено подойти скрытно, еще ночью, четырьмя колоннами пехоты и шестью колоннами конницы. Атаковать скоро и беспощадно.

— Русские ожидают нашей атаки двадцать девятого июня, мы же нападем завтра, двадцать седьмого, прежде чем Аюк-хан и Скоропадский приведут им подкрепления. Приглашаю вас, господа, завтра отобедать в шатрах московского царя!— закончил Карл военный совет.

После вечерней молитвы (утренняя и вечерняя молитвы в шведской армии были более регулярными, нежели завтраки, обеды и ужины) шведская армия была выведена в поле. Поле было дикое, заросшее разной дрянью. Некому было его засеять: все окрестные мужики еще в апреле были согнаны шведами копать шанцы и подкопы у полтавского вала.

Вечер стоял жаркий, душный, дул горячий пыльный ветер-крымчак с черноморских степей. Карлу ветер тот был приятен — он напоминал, что на Муравский шлях, шедший из Крыма, вышла уже бесчисленная, как степной ковыль, татарская конница. Когда будет сломлена армия Петра, он спустит на Москву толпы ордынцев, и запылают русские и украинские города и деревни, потащат на аркане ясырь на невольничьи рынки, вдвойне поплатятся московиты за свое упрямство. Нет, ветер-крымчак был для него ветром удачи!— Карл хищно раздувал ноздри большого носа.

Носилки короля подвесили меж двух лошадей, и, сидя в них, он обращался к солдатам: напоминал им о Нарве, викториях в Польше и Саксонии. Король обещал: еще одно усилие — и русские разбегутся, как бежали они под Нарвой... Придет окончательная победа, и далекой Швеции они принесут на своих штыках почетный мир.

Солдаты слушали своего короля, стоя в строю в обтрепанных кафтанах, в разбитой обуви. Но ряды их были по-прежнему сплоченны — железные ряды непобедимого воинства викингов. Каждый из этих ветеранов стоил десятка рекрутов! Не может быть, чтобы русские новобранцы устояли против его испытанных в боях воинов! Нет, Карл, осмотрев войско, в самом деле был уверен в неминуемой виктории.

— У нас мало хлеба, вина, нет запасов, одежда ваша поистрепалась. Русские обозы ломятся от всего этого. Пойдемте и заберемте все это у них! — обращался Карл к своим гренадерам. Оглушительные приветствия были ему ответом. Шведские солдаты по-прежнему верили в счастливую звезду своего короля.

К полуночи король велел дать войскам краткий отдых. Солдаты ложились прямо в ковыльную траву. Иные забывались кратким тревожным сном, иные собирались кучками у небольших костерков, вспоминали свою далекую родину. В Швеции сейчас долгие белые ночи, прохладой веет от заснувших недвижных озер, тихо колышут свои вершины высокие сосны. Солдаты с тоской смотрели на черное низкое южное небо, вслушивались в безудержный перезвон кузнечиков в сухой ковыльной траве.

Король тоже не спал. Карл велел сделать себе перевязку и кликнул сказителя Гутмана. Пока лекарь накладывал на раненую ногу свежую повязку, Гутман сказывал королю древнюю сагу о Рольфе Гетрегсоне, одолевшем русского волшебника на острове Ретузари и впоследствии покорившем русскую и датскую землю.

— Наш король явно примеряет к себе лавровый венок Рольфа Гетрегсона! — насмешливо шепнул Гилленкрок Левенгаупту. Тот лежал, укрывшись плащом, у костра, разведенного драбантами, и, казалось, не слышал. Гилленкрок уже и сам стал засыпать, когда генерал вдруг с горечью отозвался:

— Вечный фантазер! Боюсь одного: не стала бы Швеция завтра несчастной от больных фантазий своего короля!

— Чего это они там орут, господин капитан? — Молоденький прапорщик Сергей Белозеров, вызвавшийся идти в дальний дозор вместе с Романом, высунулся из канавки, где они укрывались под самым носом у шведа.

— Ложись, дура!— сердито прошипел Роман, и в самое время. Мимо как раз проезжал разъезд рейтар из команды принца Максимилиана Виртембергского.

— Король обещает в русском обозе вино и девок, Иоганн!— рейтар говорил хрипло по-немецки.