Жена мудреца (Новеллы и повести) - Артур Шницлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего тебе надобно? — спросил он. — Зачем ты звала и махала рукой?
— Умоляю тебя, — обратилась к нему Дионисия, — дай мне место в твоем экипаже и отвези меня в родные края. — Она назвала местность, где был дом ее супруга.
— Я с удовольствием выполню твою просьбу, прелестная незнакомка, — ответствовал путник, — но до твоей родины далеко, а я возвращаюсь из дальних странствий, и мне необходимо хоть на один день заехать домой, чтобы привести в порядок дела. Тем не менее я рад буду принять тебя как гостью, а сутки отдыха пред долгой дорогой пойдут тебе только на пользу.
Дионисия приняла предложение, и путешественник любезно распахнул перед ней дверцу, пропуская молодую женщину вперед; ни разу не оглянувшись, села она в карету и откинулась на подушки в углу, а ее спутник устроился подле. Лошади тронули. Миновав зеленые просторы полей и лесов, они въехали на улицу деревни, обрамленную небольшими, но опрятными домиками.
— Где мы сейчас? — спросила Дионисия.
— Все, что ты видишь вокруг, принадлежит мне, — послышалось в ответ. — Я произвожу машины для всей страны, и в селениях, которые мы проезжаем, живут мои рабочие.
Пока он говорил, Дионисия пристально рассматривала его лицо и нашла, что тонкие губы его свидетельствуют об энергии, взгляд голубых глаз выдает гордость и непреклонную волю.
К ночи карета остановилась перед зданием, напоминающим средневековый замок. Ворота открылись. В мраморных стенах вестибюля отражалось пламя множества свечей. На зов хозяина явилась горничная, она провела Дионисию в уютно обставленную комнату, помогла ей раздеться и распахнула перед ней дверь в сверкающую белизной умывальную, где уже была приготовлена ванна. Дионисия с наслаждением погрузилась в теплую воду. Потом горничная явилась снова, чтобы осведомиться, желает Дионисия кушать отдельно или в обществе хозяина дома. Дионисия объявила, что в этот вечер хочет побыть одна, ибо в глубине души уже была уверена в том, что задержится здесь, пока не удовлетворит вдруг вспыхнувшее в ней желание и не повергнет к своим ногам гостеприимного хозяина дома.
III
Когда Дионисия приехала в замок, на дворе стояла осень; близилась весна, а она все еще жила там, правда, уже давно не как гостья, а как подруга хозяина дома и госпожа. С ее балкона открывался вид на просторы холмистой равнины. В отдаленных лощинах высились фабричные трубы, порывы ветра доносили жужжанье колес и грохот молотов, а в зимние вечера было видно, как в черное небо взлетали и, медленно догорая, таяли ослепительные фонтаны искр. Вокруг замка плотными рядами стояли небольшие домики рабочих в скудной зелени крошечных палисадников; но из-за густого леса, со всех сторон окружавшего жилище хозяина, даже самые ближние из них не могли подобраться к замку вплотную. За последними фабричными зданиями протянулась гряда изборожденных плугом землепашца холмов, скрывавшая от глаз дальние равнины; но по смутно видневшимся вдали столбам дыма угадывалось, что и по ту сторону холмов простирается царство труда. Вокруг самого замка был разбит парк — такой огромный, что Дионисия, имевшая обыкновение ежедневно прогуливаться там, до самой весны все еще открывала незнакомые ей уголки. Иногда в полуденные или вечерние часы хозяин дома сопровождал ее во время этих прогулок, и однажды рассказал ей, что менее двух десятков лет тому назад на месте парка был девственный лес, на месте замка — маленький домик, а внизу, там, где ныне дымили сотни фабричных труб, среди крестьянских хижин ютилась одна-единственная жалкая кузница. Но все, что возникло вокруг с той поры, было лишь предвестником грядущих грандиозных свершений. На одетых свежей зеленью холмах уже суетились его люди, осушая болота, вырубая леса, преграждая запрудами и плотинами бег речной воды, чтобы использовать ее попусту растрачивавшуюся силу; через год будет готово огромное здание — вместилище образцов всех машин, которые когда-либо начинали или начнут здесь свой победный путь по земле.
Часто в замок наезжали гости — изобретатели, строители, приближенные владетельного князя, представители иностранных государств. Одни уезжали с довольными и просветленными лицами, другие — сумрачные и озабоченные. Но и для тех и для других мнение хозяина дома было одинаково веско и значимо, и Дионисия подметила, что никому из гостей не удавалось взять над ним верх, потому что он всегда оказывался умнее и сильнее своих собеседников.
Иногда он брал ее с собой туда, где мелькали раскаленные молоты и крутились бесчисленные колеса, шуршали, натягиваясь, толстенные канаты и шипели клокочущие паром котлы. Познакомилась она и с конторой завода, где громоздились кипы чертежей и проектов, получалась и отправлялась корреспонденция и велись бухгалтерские книги. Казалось, владелец всего этого готов советоваться с каждым писарем и с каждым рабочим, повсюду он был как бы и учителем и учеником одновременно. Но, побыв совсем немного в любом из цехов своего завода, он успевал составить себе более ясное представление обо всем, что там делалось, чем те, кто проводил в них целые дни. По вечерам замок зачастую превращался в храм искусств, и под его сводами звучали голоса певцов и раздавалась дивная музыка, а иногда даже целая труппа превосходных артистов давала здесь свои представления, на которые съезжались гости из окрестных имений, да и из дальних мест. Таким образом, весь досуг Дионисии был до отказа заполнен разнообразными занятиями, и ей просто некогда было тосковать или страдать от одиночества. В то же время она имела возможность уединяться, когда ей вздумается. Хозяин дома никогда не забывал спрашивать, угодно ли ей его общество, и если Дионисия предпочитала уединенную прогулку, достаточно было одного намека, чтобы исключить какие-либо его попытки навязаться ей в спутники.
Однажды в начале лета, когда она, прогуливаясь по окрестностям, забрела в отдаленную глухую деревеньку, входившую, однако, в состав земельных владений хозяина замка, к ней подбежала маленькая девочка и, умоляюще протянув ручонки, попросила кусочек хлеба. Несказанно удивившись, Дионисия покачала было головой, ибо приняла ребенка за развязную попрошайку, в каких, возможно, и здесь не было недостатка. Но грустно-испуганный взгляд девочки заставил ее задуматься, и она решила поближе познакомиться с семьей маленькой нищенки. В сенях ее встретила уже немолодая женщина, державшая на руках младенца; двое детей постарше играли на полу с деревянными чурками и фруктовыми косточками. На вопрос Дионисии женщина ответила, что девочка, просившая милостыню, за весь день не имела во рту ни крошки хлеба; ей досталось лишь полчашки молока. Не дожидаясь дальнейших расспросов, она принялась жаловаться, и Дионисия узнала, что в этой деревне горькая нужда — удел всех семей, обремененных детьми. Пораженная этим открытием, Дионисия отдала женщине все оказавшиеся при ней деньги и поспешила домой, чтобы поскорее сообщить своему другу о царящей здесь нищете, в которой, по ее глубокому убеждению, были повинны лишь нерадивость и злонамеренность его подчиненных. Но тот объяснил ей, что даже при внешне совершенно одинаковых условиях жизни судьбы отдельных людей обычно складываются по-разному, в зависимости от личных особенностей каждого и под влиянием всевозможных случайностей; он посоветовал ей впредь не ломать себе голову над подобными проблемами. Но она заявила, что не в силах последовать его совету и хотела бы, напротив, испросить у него разрешение попытаться в меру своих слабых сил уничтожить или хотя бы смягчить невыносимые условия, от которых страдают ведь не только те, кто в них повинен. Владелец имения предоставил ей право расходовать по своему усмотрению довольно значительные суммы, находившиеся в ее распоряжении, и не возражал против задуманных ею обследований, к которым она приступила уже на следующий день. Вскоре выяснилось, что нуждающихся в помощи на самом деле гораздо больше, чем она могла себе раньше представить, и что даже там, где сегодня царило кажущееся благополучие, жизнь людей была омрачена неуверенностью в завтрашнем дне. А там, где они едва сводили концы с концами, над их головами нависала такая безысходная, хоть и скрытая от их глаз нищета, что Дионисия содрогнулась от изумления и горя. Наконец, дело дошло до того, что окружающая ее роскошь стала казаться ей издевательством над теми, кто весь век свой бился в тисках неизбывной нужды. И хотя ей удавалось иногда помочь отдельным людям, она вскоре постигла ту печальную истину, что для полного и постоянного благополучия людей необходимо изменить самое устройство государства, более того — по-новому перестроить весь мир. Впав в отчаяние, она прекратила свою благотворительную деятельность, и ни изысканные светские развлечения, которыми окружил ее возлюбленный, ни его ласки не могли разогнать ее тоски.