Жена мудреца (Новеллы и повести) - Артур Шницлер

В это время поползли слухи о недовольстве, растущем среди рабочего люда, и хозяин имения, ни словом не упрекнув Дионисию, все-таки не счел возможным скрыть от нее тот факт, что она невольно способствовала вспышке волнений, доселе не слыханных в здешних местах. Он считал, что ее первоначально столь кипучая благотворительность, а также внезапное ее прекращение послужили тому причиной. В замок прибыли представители рабочих с требованием повысить заработную плату и сократить продолжительность рабочего дня; хозяин, доходы которого непрерывно росли, решил пойти им навстречу. Страсти улеглись, но ненадолго. Вскоре рабочие начали выдвигать новые, все более высокие требования, в удовлетворении которых пришлось отказать. Беспорядки усилились, рабочих охватило озлобление; в отдельных районах они побросали работу, а вскоре склонили к этому и тех своих собратьев, которые все еще продолжали трудиться; дело дошло до столкновений, владелец предприятия решил обратиться за помощью к правительству; прибыли войска, атмосфера накалилась, в воздухе запахло порохом, произошли настоящие бои, стоившие жертв обеим сторонам. Но вскоре стало ясно, что победа осталась за защитниками государственной власти; некоторых мятежных главарей бросили за решетку, других уволили, со всех сторон стекались потоки новых рабочих, завод поглотил их, и вскоре по всей округе вновь вертелись колеса, дымили трубы и пыхтели, как прежде, машины.

В то неспокойное время Дионисия притихла. Сердце ее сжималось от страха за возлюбленного, постоянно подвергавшегося опасности, но в то же время ее волновала и участь несчастных, чей взрыв отчаяния был ей понятнее, чем кому-либо другому. Дионисия предчувствовала, что каков бы ни был исход завязавшейся борьбы, он не принесет умиротворения, и в тот день, когда ее возлюбленный вернулся победителем, ее уже не было в замке. Нищей и свободной, как и пришла, отправилась она в далекий путь к родным местам, твердо веря, что устоит перед любыми искушениями.

IV

Волнения, подавленные в тех местах, которые покинула Дионисия, тем стремительнее перекинулись в другие, ближние и дальние, втягивая в свой водоворот все новые массы людей. Мощной волной они прокатились по всей стране, так что вскоре уже не только одни рабочие поднялись против своих хозяев, но и бедные против богатых, голодные против сытых, чернь против господ. Вот почему Дионисия уже на третий день своего странствия попала в какое-то подобие стана восставших, в самую гущу пестрой толпы женщин, подростков, детей и мужчин; иные из них были вооружены каким-то странным оружием. Богато одетую странницу задержали; она объяснила, что направляется в родные места, и без труда доказала, что денег у нее с собой ровно столько, сколько нужно для удовлетворения самых необходимых потребностей. Молодежь начала было глумиться над ней, но какой-то пожилой человек сразу же взял ее под свою защиту и дал ей понять, что на дорогах неспокойно и ей, можно сказать, еще повезло, что она попала именно в их лагерь. Здесь, несмотря на все перенесенные обиды, жажда мести еще не переросла во всесокрушающую и смертоносную слепую ненависть. Он пообещал и впредь оказывать Дионисии всяческую поддержку, советуя выждать время и не пускаться одной в дорогу, где молодую красивую женщину подстерегала не одна лишь угроза смерти. Дионисия последовала его совету тем охотнее, что сразу поняла, какое озлобление вызвала бы отказом. Вскоре она обнаружила, что находится среди людей хотя и решительных, но не безрассудных. Горняки, привыкшие к непроглядному мраку дышащих смертоносными испарениями рудников, лишь несколько дней назад вышли из-под земли. Словно опьянев от свободы и солнца, они преисполнились самых радужных надежд. Все они верили в победу над власть имущими, на которых доныне гнули спину, в поддержку и братскую помощь всех честных людей и в создание царства равенства и справедливости. И Дионисия, словно узрев перст божий, указующий ей занять свое место в их рядах, объявила себя их единомышленницей и заверила в своей готовности разделить со своими новыми друзьями все, что уготовано им судьбой, — будь то горечь поражения или радость победы.

Первую ночь она проспала спокойно в той части лагеря, которая была отведена для женщин и детей. На следующий день мужчины держали совет. Сразу все вокруг закипело и забурлило; одни считали, что разумнее всего вступить в переговоры с растерявшимися властями, другие же, более нетерпеливые, предлагали немедленно взять штурмом ближайший город. В конце концов решили разослать гонцов в соседние отряды восставших, чтобы узнать их планы и намерения. Посланцы отправились в путь, но никто из них не вернулся ни к вечеру, ни наутро. Оставшиеся почуяли недоброе. В полдень весь лагерь снялся с места. Вскоре на горизонте показались клубы дыма и отсветы багрового пламени. Люди пересекли бесконечную голую равнину, страдая от голода и жажды. Потом добрались до нищих, почти обезлюдевших деревень, ворвались во дворы и в погреба и вернулись с вином и провиантом, которых все равно не хватило на всех. Жаждущие набросились на опьяневших, голодные на насытившихся. Порядок исчез, ночью мужчины и женщины спали вперемешку, где попало. Один молодой худощавый парень, который еще во время похода старался держаться поближе к Дионисии, вдруг подошел к ней и увлек ее за собой, а потом в тени деревьев жадно и грубо овладел ею. Эту ночь она провела в его объятиях, а наутро он уже потерял к ней всякий интерес и смешался с безликой толпой; да и ей он был совершенно безразличен. Люди двинулись в путь мимо еще дымившихся крестьянских дворов и сгоревших дотла деревень, по вымершей и опустошенной земле. Наконец, пестрая толпа остановилась у неприветливых стен какого-то города, ворота которого были заперты. Никто из них не знал, что принесет им завтрашний день; все вокруг — и небо и земля — предвещало опасность; ни одного костра не решились разжечь измученные люди. Окутанный мраком лагерь погрузился в тягостное безмолвие. Вдруг раскаты дикого хохота прорезали тишину ночи, словно пытаясь развеять невыносимое зловещее напряжение, сковавшее всех. Хохот сменился гневными выкриками, потом раздались приглушенные стоны, сдержанные горестные рыдания и снова смех. Толпа сбилась в плотный темный клубок, все перепуталось, мужчины хватали первых попавшихся женщин, те не сопротивлялись, ибо все как-то сразу осознали, что завтра всему конец. Дрожащей от ужаса Дионисии удалось выбраться из толпы, на каждом шагу увертываясь от похотливо протянутых к ней рук и шарахаясь в сторону от жаркого дыхания обезумевших людей. Всю ночь она просидела, сжавшись в комок, под выступом стены и, кутаясь в лохмотья плаща, прислушивалась к стонам, крикам и раскатам исступленного хохота, глухо доносившимся до нее. Но с первыми проблесками рассвета ворота в городской стене внезапно распахнулись, из них хлынула лавина вооруженных людей. Они набросились на истощенных, измученных, сонных повстанцев, рубя направо и налево, не разбирая, где мужчины, где женщины. Тех, кому по воле случая удалось избежать кровавой расправы, погнали в город. Дионисия оказалась в их числе и восход солнца встретила уже в одном из наглухо запертых дворов крепости среди сотен других пленниц. Ее трясла лихорадка, мучили дикие, кошмарные видения; потом она впала в забытье.

V

Очнулась она в белой просторной комнате. У ее изголовья дежурила сиделка, от которой Дионисия узнала, что ее перенесли сюда из крепости и что она много дней пролежала без сознания. Услышала она также, что мятеж подавлен, некоторые зачинщики его казнены, многие брошены в темницы. А в заключение сиделка сообщила, что за Дионисию поручился один молодой офицер, граф, который по ее облику заподозрил, что она не причастна к мятежу и попала в число пленников лишь по какому-то странному недоразумению. Многозначительно улыбаясь, сиделка добавила, что граф ежедневно является сюда, дабы осведомиться о ее здоровье, и часто подолгу засиживается у ее постели, не в силах оторвать от нее восхищенного взгляда. В комнату больной вошел старый врач, который ничуть не удивился, застав Дионисию в полном сознании, ибо предвидел, что перелом наступит именно в этот день. Он осмотрел больную, намеренно избегая вопросов о ее прошлом, и выразил надежду на быстрое и полное выздоровление. Затем встал, откланялся с подчеркнутой любезностью и у дверей столкнулся с блестящим молодым офицером, которому вежливо, но строго запретил посещать больную; затем дверь закрылась. Однако Дионисия успела перехватить взволнованный взгляд небесно-голубых глаз офицера, и ей припомнилось, — смутно, как во сне, — что эти же глаза неотступно следили за ней, когда она в жару и беспамятстве брела по оживленным улицам города в толпе пленников, огражденной двумя рядами пик.

С каждым днем силы ее возвращались; постепенно она обрела и прежнюю ясность мысли. Но к ней все еще никого не допускали, и она видела лишь сиделку да доктора, который доверительно намекнул ей о некоторых тайных друзьях, принимающих живейшее участие в судьбе его пациентки, которым, однако, именно ради ее благополучного и скорейшего исцеления пришлось строго-настрого отказать в праве посещения больной.