Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов

- Шлушаюшь! - ответил Надеин. - Федор Вашильевич, кого бы мы отдали беж ущерба для дела? - обратился он к Степанову.

- Прапорщика Звонарева. Собирайтесь поживей, молодой человек, и отправляйтесь сопровождать генерал-адъютанта. Возьмите мою лошадь, а то она сильно застоялась.

Через десять минут прапорщик уже ехал в свите генерал-адъютанта, неторопливо следовавшего по улицам Старого города. Густой туман мешал японцам, и они ограничивались обстрелом наудачу города и порта.

- Мерзейшая погода, - ежился Стессель. - Хорошо только, что япошата молчат и наши артурцы смогут немного отдохнуть от обстрела Свернув влево, они выехали на Пушкинскую улицу.

Почти все дома в Старом городе были разрушены. Только почтовая контора еще уцелела. На Пушкинской улице виднелись развалины нескольких домов магазина и склада Чурина, городской читальни, типографии газеты "Новый край" и других. Возле разрушенного здания типографии уныло бродил редактор-издатель газеты полковник Артемьев. Вместе со своими сотрудниками он под обломками разыскивал уцелевшие части печатных машин.

Подозвав его к себе кивком головы, Стессель выразил ему свое соболезнование в постигшей беде, но тут же не преминул прибавить:

- Я думаю, что оборона Артура от этого не пострадает. Газета, да еще в условиях осажденной крепости, излишняя роскошь. Пусть читают мои приказы, в них написано все, что нужно и можно знать гарнизону и жителям города.

- Я все же собираюсь возобновить газету, но уже в Новом городе. Сейчас подыскиваю подходящее здание.

- Только без какого бы то ни было участия в ней этого мерзавца и японского шпиона Ножина, - сразу загорячился генерал, вспомнив сообщения "иностранных" корреспондентов.

- Воля вашего превосходительства будет строго выполнена, - поспешил заверить полковник.

Миновав Старый город, разрушенную железнодорожную станцию с разбитыми и исковерканными вагонами на путях, генерал-адъютант решил побывать на Зубчатой и Саперной батареях, благо сегодня там было совершенно тихо и безопасно.

Вениаминов встретил генерала далеко впереди позиции и почтительно шел у генеральского стремени, на ходу докладывая о положении дел. За убылью артиллерийских офицеров он командовал обеими батареями и переселился в прекрасно оборудованный блиндаж Страшникова на Зубчатой.

Спешившись, Стессель зычным голосом поздоровался с солдатами, затем даже рискнул забраться на бруствер и, став во весь рост, внимательно разглядывал в бинокль сквозь туман японские позиции. Поблагодарив за службу Вениаминова и солдат, генерал направился уже обратно. В это время где-то далеко чуть слышно прогремел выстрел и затем послышался свист приближавшегося снаряда.

- Сюда, кажется, - беспокойно проговорил генерал-адъютант, ускоряя шаги.

Впереди и несколько сбоку вырос фонтан дыма, раздался грохот, запели осколки. Забыв обо всем, Стессель ринулся к спасительным блиндажам, придерживая рукой шашку, и в этот момент небольшой осколок ударил его в правый висок. Генерал охнул и со всего размаху повалился на землю. Его фуражка отлетела далеко в сторону. Свита бросилась его поднимать. Несколько капель крови алели на седеющих волосах генерала.

- Генерал-адъютант убит или смертельно ранен! - не своим голосом закричал Вениаминов, падая на колени рядом с лежащим на земле Стесселем. - Скорей носилки, позвать врачей! - командовал он, прикладывая свой носовой платок к голове раненого.

Сопровождавшие генерала казаки и солдаты бросились исполнять эти приказания. Звонарев опустился на землю рядом с Вениаминовым и помогал ему привести в чувство Стесселя. Генерал был бледен и едва заметно дышал, но кровавое пятно на платке почти - не увеличивалось.

- Где я, что со мной? - чуть слышно спросил наконец генерал и попытался приподняться.

- Ради бога, ваше превосходительство, лежите спокойно и не двигайтесь, иначе у вас выпадут мозги из головы, - трагически проговорил Вениаминов.

"Если только они у него есть", - не смог не улыбнуться про себя Звонарев.

Слова капитана и особенно гон, каким они были произнесены, вновь повергли Стесселя в беспамятство.

- Пойдите за носилками сами, Сергей Владимирович, - все сильнее нервничал Вениаминов.

Но к месту происшествия уже со всех сторон бежали санитары с носилками в руках. Раненого генерал-адъютанта бережно перенесли в ближайший солдатский блиндаж, и здесь ротный фельдшер сделал первую перевязку. Стессель уже вполне оправился и теперь только морщился от боли. Вениаминов разослал целую роту стрелков и артиллеристов на поиски врача. Как на грех, воспользовавшись затишьем на фронте, все доктора уехали в тыл за медикаментами и перевязочным материалом. Наконец нашли молодого врача Красного Креста Миротворцева. Он осмотрел рану и поспешил успокоить генерала:

- Сущие пустяки, царапина, а не рана. Через неделю все заживет.

Все еще бледное лицо Стесселя сразу побагровело.

- Очевидно, вы, доктор, не хирург по специальности.

У меня страшно болит вся правая половина головы и пульсирует в мозгу.

Вероятно, треснули черепные кости и начинается кровоизлияние в мозг, сердито проговорил он.

- Да этого быть не может, ваше превосходительство, - простодушно уверял врач. - Случись это, ваше состояние было бы гораздо тяжелее. С такими ранами мы возвращаем стрелков в строй.

Последняя фраза окончательно вывела генерала из себя.

- Вы, очевидно, забываете, что я генерал, а не солдат, если позволяете себе разговаривать подобным тоном. Доложите обо всем егермейстеру Балашову.

Хотя вы и не военный врач, но чинопочитание обязательно и для вас. - И генерал, не прощаясь, вышел из блиндажа.

- Быть может, прикажете подать экипаж? - почтительно справился Вениаминов.

- Как-нибудь доберусь и верхом, - ответил Стессель.

С помощью двух ординарцев он водрузился на свою смирнейшую кобылу и шагом тронулся по дороге Раздавшиеся сзади разрывы шрапнелей сразу же придали бодрости его превосходительству, который не замедлил перевести свою лошадь на рысь, а затем в галоп. Постепенно прибавляя аллюр, вся кавалькада вскоре уже карьером неслась по узким улицам. Встречные повозки и экипажи при виде бешено мчавшегося генерал-адъютанта с перевязанной головой спешно сворачивали в сторону, люди мгновенно цепенели, отдавая честь или снимая фуражки перед грозным начальством. Проскакав добрых пять верст, Стессель около своего дома перешел в шаг.

Как ни быстро мчался генерал, но все же телефонограмма о его тяжелом ранении уже дошла до штаба. Немедленно же Рейс кинулся с нею к Вере Алексеевне. В доме поднялась невообразимая суматоха. Забыв обо всем, генеральша в одном капоте, с непокрытой головой выбежала навстречу своему супругу и тут же на улице, заключив его в свои объятия, истерически разрыдалась. Девочки-воспитанницы бросились на колени перед своим благодетелем и наперебой целовали ему руки. Рейс, Водяга, Гаптимуров и еще с полдюжины штабных офицеров кинулись поддерживать под руки свое начальство.

Успокаивая взволнованную жену, генерал-адъютант милостиво раскланивался по сторонам и благодарил окружающих за проявленное сочувствие.

Звонарева все наперебой расспрашивали, что и как произошло на злосчастной Зубчатой батарее. Он десять раз повторил несложный рассказ о происшедшем.

Едва Стессель вошел в свой кабинет, как появился Никитин, за ним - Фок, Церпицкий, Белый. За генералами пришли полковники и все желающие так или иначе выразить свое сочувствие генералу. Целый сонм врачей во главе с егермейстером Балашовым и артурским Пироговым - главным хирургом крепости доктором Гюббенетом, еще раз осмотрели и вновь забинтовали генеральскую голову.

Более опытный в житейских делах, чем простак Миротворцев, Гюббенет много и долго распространялся о необходимости соблюдать полный покой, не волноваться и вообще обратить самое серьезное внимание на здоровье генерала.

При этом условии он обещал полное и скорое исцеление.

- Скажите правду, Борис Викторович, - умоляла его Вера Алексеевна, - рана не смертельна?

- Все в руках божьих. Но будем надеяться, что это так, - дипломатично отвечал главный хирург.

- Я вас запишу в свой поминальный синодик о здравии, Борис Викторович, и попрошу протоиерея Глаголева вынимать частицу из просфоры за ваше долголетие.

Гюббенет поблагодарил и почтительно приложился к ручке генеральши.

Стессель счел нужным также особо отметить проявленную при его ранении распорядительность Звонарева.

- Да, да, конечно, Анатоль. Поведение мосье Звонарева заслуживает награды, - вторила ему супруга.

- Все это найдет отражение в приказе. Прапорщик, вы имеете уже клюкву? спросил генерал-адъютант.

- Никак нет, клюквенного морса у меня не имеется.

Дружный хохот окружающих был ответом на эти слова Звонарева.

- О господи, какой вы все еще штатский человек! - вздохнула Вера Алексеевна. - Я женщина, и то знаю, что "клюквой" называется красный анненский темляк на шашке - первая боевая офицерская награда.