Охота за слоновой костью - Уилбур Смит

В скудно обставленной комнате с грязными стенами, по которым расклеены пожелтевшие газетные вырезки, жена Патрика покормила Келли. Подавали тушеную курицу с чили и вареную маниоку с ростками банана. Келли была голодна, и еда показалась ей вкусной.

Пока она ела, с ней разговаривали разные люди. Они неслышно заходили и садились на корточки в пустой комнате. Рассказывали Келли, что происходило в Убомо за время ее отсутствия; она слушала хмурясь. Хороших новостей было мало.

Все знали, куда она направляется, и передавали с ней сообщения. Потом выходили так же неслышно и незаметно, как зашли.

Уже стемнело, когда Патрик встал и тихо сказал ей:

— Пора.

Теперь грузовик был нагружен сушеной рыбой в плетеных корзинах. Под грузом оставили небольшое убежище. Келли вползла в него, Патрик передал ей рюкзак и закрыл ведущий к ней лаз корзинами с рыбой.

Грузовик тронулся с места и с грохотом выехал со двора. Новая часть пути составляла всего триста миль. Келли устроилась и снова уснула.

Она просыпалась всякий раз, как грузовик останавливался. И когда слышала голоса, громкие высокомерные голоса хита, говорящие на суахили с отчетливым резким акцентом, понимала, что это военный блокпост.

Однажды Патрик остановил грузовик на пустынной полосе дороги, выпустил Келли из убежища, и она ненадолго отошла в вельд, чтобы облегчиться. Они все еще ехали по открытой саванне ниже края Великого Рифта. Келли услышала поблизости мычание скота и поняла, что где-то недалеко маньятта[35] хита.

Снова проснувшись, она почувствовала какое-то новое движение и услышала ритмичные голоса перевозчиков на пароме. Звуки вызывали ностальгию, и она поняла, что уже близка к дому.

Ночью она проделала в стене своего убежища под корзинами с сушеной рыбой небольшую дыру во внешний мир. В это отверстие она видела реку Убомо, окрашенную ярко-оранжевыми и фиолетовыми тонами рассвета.

Мимо отверстия мелькали силуэты паромщиков, которые тянули трос, передвигая паром от одного берега реки к другому. Паром через реку Убомо причаливал почти на самом краю великого леса. Келли так ярко представляла себе этот лес, словно действительно видела его.

Широкая полоса реки служила естественной границей между саванной и лесом. Когда Келли в первый раз стояла на ее берегу, ее поразила внезапность, с которой начинался лес. На восточном берегу к озеру уходили открытая трава и акации, а на дальнем берегу сплошной стеной, без просветов, стояли гигантские деревья высотой сто и больше футов, а некоторые исполины возвышались еще на пятьдесят футов. Тогда лес показался ей запретным и страшным. Дорога на противоположном берегу исчезала в лесу туннелем, словно кроличья нора.

За несколько коротких лет, минувших с тех пор, лес отступил от реки: в него врубались алчные до земли крестьяне. Они рубили деревья, которые росли сотни лет, и там же сжигали их, чтобы получить древесный уголь и удобрение. Лес отступал перед этим натиском. Теперь от парома до его края почти пять миль.

А в промежутке между рекой и лесом — многочисленные шамбы, окруженные полями маниоки и банана.

Выработанную землю бросали, и она быстро зарастала сорняками и вторичным подлеском. Хрупкая лесная почва выдерживала только два-три года обработки, затем истощалась, и крестьяне расчищали новые участки леса.

И даже достигнув края леса, дорога больше не походила на туннель между деревьями под сплошным высоким пологом растительности, как когда-то. По обе стороны от дороги лес был вырублен на полмили. Крестьяне использовали дорогу для доступа в глубину леса. Они строили вдоль дороги свои деревни и расчищали место под огороды и плантации в граничащем с дорогой живом лесу.

Они просто срубали деревья и жгли их на месте: это подсечноогневое земледелие. Тех лесных гигантов, которых невозможно свалить топором, убивали, разжигая вокруг ствола медленный костер. Этот костер поддерживали неделю за неделей, пока он не прожигал ствол насквозь, так что дерево высотой двести футов падало.

Сама дорога была подобна смертоносному лезвию, отравленному ядом цивилизации копью в чреве леса. Келли ненавидела дорогу, этот канал проникновения заразы и разложения в девственную утробу леса.

Глядя в отверстие, Келли видела, что дорога шире, чем она помнила. После свержения президента Омеру лесную концессию передали мощному зарубежному синдикату, и теперь поверхность дороги изрыли глубокие колеи, оставленные колесами мощных грузовиков, перевозящих древесину и шахтное оборудование.

Из своих исследований и скрупулезных записей Келли знала, что дорога уже изменила местный характер выпадения дождя. Просеку шириной в милю больше не защищал зонт древесной листвы. Тропическое солнце обрушивалось на открытую прогалину и нагревало незащищенную землю, создавая над дорогой мощный восходящий поток. Этот поток разгонял дождевые тучи, ежедневно собиравшиеся над лесом.

Теперь вдоль дороги шло мало дождей, хотя в нетронутом лесу всего в нескольких милях отсюда ежегодно выпадало свыше трехсот дюймов осадков.

По сторонам дороги сухо, пыльно и жарко. Деревья манго чахнут в полуденной жаре, а люди, живущие вдоль дороги, строят себе баразы — тростниковые крыши на столбах без стен, чтобы защититься от безоблачного неба. Без лесного полога весь бассейн Убомо вскоре превратится в маленькую Сахару.

Для Келли дорога была Содомом и Гоморрой, искушением для ее друзей бамбути. У водителей есть деньги, им нужны мясо, мед и женщины. Бамбути искусные охотники, они могут поставлять мясо и мед, а их юные девушки, миниатюрные и грациозные, большегрудые и веселые, особенно привлекают рослых мужчин банту.

Дорога соблазняет бамбути, выманивает из крепости в глубине леса. Уничтожает их традиционный образ жизни. Побуждает пигмеев истощать лесные просторы. Раньше они охотились ради своего пропитания и пропитания своего племени, теперь продают мясо на придорожных дьюкасах — маленьких базарах на краю новых селений.

С каждым днем в лесу становится все меньше дичи, и скоро, знала Келли, бамбути начнут охотиться в сердце леса, в той далекой и труднодоступной чаще, где согласно традициям и религиозным запретам бамбути никогда прежде не охотились.

У дороги бамбути открыли для себя пальмовое вино, пиво в бутылках и другие спиртные напитки. Как и у многих народов каменного века, от австралийских аборигенов до эскимосов Аляски, у пигмеев нет природной сопротивляемости алкоголю. Пьяный пигмей — жалкое зрелище.

В чаще леса не было племенных традиций, запрещавших девушкам бамбути сексуальные контакты до брака.