Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

— Не лично, отвѣтилъ я. — Дѣло въ томъ, что она не жалуетъ меня, какъ мота, который только сбиваетъ съ толку Герберта, и такъ холодно приняла предложеніе послѣдняго познакомить меня съ нею, что Гербертъ былъ принужденъ сообщить мнѣ объ этомъ, прося повременить немного. Когда я началъ тайкомъ помогать ему, то переносилъ эту маленькую непріятность съ твердостью, достойною философа. Влюбленные, съ своей стороны, не очень спѣшили ввести въ свое общество постороннее лицо и, такимъ-образомъ, хотя я уже нѣсколько времени былъ увѣренъ въ благорасположеніи ко мнѣ Клары и мѣнялся съ нею всякими любезностями и комплиментами, чрезъ посредство Герберта, но еще не видалъ ея.

Впрочемъ, я не докучалъ Уемику этими подробностями.

— Такъ-какъ этотъ домъ, съ полукруглыми окнами, продолжалъ Уемикъ:- выходитъ на рѣку, нѣсколько ниже бассейна, тамъ, между Лаймгаусонъ и Гриничемъ, и принадлежитъ одной почтенной вдовѣ, которая еще отдаетъ въ наемъ верхній этажъ, то мистеръ Гербертъ предложилъ мнѣ переселить туда Тома, Джака или Джемса. Я нашелъ это предложеніе очень-благоразумнымъ, и по тремъ причинамъ, о которыхъ я вамъ сейчасъ сообщу: вопервыхъ, мѣсто это будетъ внѣ выстрѣловъ и вообще вдали отъ всякихъ улицъ, большихъ и малыхъ; вовторыхъ, вы будете имѣть извѣстія о безопасности Тома, Джака или Джемса чрезъ Герберта, не подвергая себя опасности; а современенъ, когда вы захотите спустить Тома, Джава или Джемса на иностранный корабль, то онъ будетъ у васъ подъ-рукой.

Очень-успокоенный этимъ, я нѣсколько разъ принимался благо дарить его и просилъ продолжать.

— Ну-съ, сэръ! Мистеръ Гербертъ съ жаромъ принялся за дѣло, и вчера въ девяти часамъ вечера совершенно-благополучно переселилъ Тома, Джака или Джемса, или какъ бы его тамъ ни звали, намъ съ вами до того дѣла нѣтъ. На старой квартирѣ сказали, что онъ уѣхалъ въ Дувръ и, дѣйствительно, его повезли по дуврской дорогѣ, да потомъ своротили въ сторону. Ну-съ, еще одна хорошая сторона этого дѣла то, что все было сдѣлано безъ васъ, и такъ, что, если кто-нибудь и слѣдилъ за вашими движеніями, то всѣмъ должно быть извѣстно, что вы были въ то время далеко отсюда и заняты совершенно-инымъ дѣломъ. Это отвлекаетъ подозрѣнія и сбиваетъ съ-толку; по той же причинѣ я и совѣтовалъ вамъ не возвращаться на ночь домой. Это задаетъ еще болѣе паморку, а вамъ необходимо задавать паморку.

Уемикъ, между-тѣмъ, окончилъ завтракъ, взглянулъ на часы и приготовлялся надѣть сюртукъ.

— И теперь, мистеръ Пипъ, — сказалъ онъ, продолжая щипать рукава рубашки, — я, кажется, сдѣлалъ все, что-могъ; но если я когда-нибудь могу вамъ быть еще въ чемъ полезенъ — то-есть съ уольворфской точки зрѣнія и какъ частное лице, то буду очень радъ вамъ помочь. А вотъ между прочимъ адресъ. Вы можете совершенно безопасно отправиться сегодня вечеркомъ посмотрѣть, какъ устроился Томъ, Джакъ или Джемсъ, прежде чѣмъ воротитесь домой — и вотъ причина, почему вамъ лучше было не возвращаться свечера домой. Но разъ, что вы побывали дома, не ходите туда болѣе. Вы сами знаете, какъ а всегда радъ видѣть васъ, мистеръ Пипъ. — Теперь руки его были свободны и я дружески пожалъ ихъ. — И позвольте мнѣ, въ заключеніе, искренно посовѣтовать вамъ одну вещь. — Онъ положилъ обѣ руки мнѣ на плечи и добавилъ торжественнымъ шопотомъ: — воспользуйтесь этимъ вечеромъ, чтобы завладѣть его движимымъ имуществомъ. Кто знаетъ, что можетъ еще съ нимъ случиться. Смотрите, чтобъ не случилось чего съ движимымъ имуществомъ.

Потерявъ надежду, когда-нибудь объяснить Уемику мои убѣжденія, касательно этого предмета, я болѣе и не пытался вразумить его на этотъ счетъ.

— Мнѣ уже пора идти, сказалъ Уемикъ. — Если вы не имѣете ничего лучшаго въ виду, то я бы посовѣтовалъ вамъ остаться здѣсь до сумерекъ. Вы, кажется, очень утомлены и вамъ бы не мѣшало провѣсти спокойный день со старикомъ — онъ сейчасъ встанетъ — и сдѣлайте честь кусочку, помните, той свиньи?

— Конечно, отвѣтилъ я.

— Ну, значитъ не откажетесь отвѣдать кусочекъ. Та сосиска, что, вы жарили, была изъ нея сдѣлана и вполнѣ достойна похвалы. Пожалуйста, отвѣдайте этой свиньи, хотя бы только ради стараго знакомства. Прощай, престарѣлый родитель! весело крикнулъ онъ въ заключеніе.

— Такъ, такъ, Джонъ, мальчикъ мой — отозвался старикъ изъ своей комнаты.

Я вскорѣ задремалъ передъ огнемъ и, вообще, мы со старикомъ очень весело проводили день, проспавъ большую часть его. Къ обѣду намъ подали свинины и зелени, вырощенной на угодьяхъ замка; я, разумѣется, кивалъ старику сколько могъ. Когда совершенно стемнѣло, я вышелъ, оставивъ старика въ большихъ хлопотахъ передъ огнемъ; онъ сгребалъ уголья, приготовляясь жарить хлѣбъ. По числу чашекъ и по безпокойнымъ взглядамъ, которые старикъ бросалъ, отъ времени до времени, на маленькія дверки въ стѣнѣ, я заключилъ, что миссъ Скифинзъ будетъ у нихъ пить чай сегодня.

XLVI

Уже пробило восемь часовъ, когда я очутился въ атмосферѣ стружекъ и свѣжаго лѣса: весь берегъ былъ застроенъ доками и мастерскими, въ которыхъ строились лодки и изготовлялись мачты, весла и блоки. Эта часть города была мнѣ совершенно незнакома. Спустившись внизъ по рѣкѣ, я узналъ, что мѣсто, которое я отыскивалъ, находится совершенно не тамъ, гдѣ я полагалъ, и что мнѣ не легко будетъ его найдти. Адресъ, который мнѣ дали, былъ: по набережной Мельничнаго пруда, близъ Чинковскаго Бассейна. А о Чинковскомъ Бассейнѣ я зналъ только то, что онъ находится по сосѣдству стараго Грин-Копперова канатнаго завода.

Я не стану описывать, какъ я плуталъ по грязи и щебню, нанесенному приливомъ; между сухими доками, въ которыхъ чинились корабли и ломались старые, негодные ихъ остовы; по дворамъ разныхъ корабельныхъ мастеровъ; между заржавленными якорями, глубоко въѣвшимися въ землю; взбираясь на груды бочекъ и тесу и встрѣчая, чуть не на каждомъ шагу, канатные заводы, но все не тотъ, котораго мнѣ было нужно. Не разъ минуя мѣсто, когда былъ отъ него въ нѣсколькихъ шагахъ, я, наконецъ, неожиданно очутился на набережной Мельничнаго пруда. То былъ уголокъ, очень свѣжій во всѣхъ отношеніяхъ; прохладный вѣтеръ съ рѣки гулялъ тутъ на просторѣ; тамъ и сямъ, росло нѣсколько деревьевъ; по-отдаль возвышалось туловище развалившейся мельницы, а вотъ и онъ старый Грин-Копперовскій заводъ съ своею безконечною перспективою, освѣщенною луною.

Выбравъ изъ нѣсколькихъ опрятныхъ домиковъ, выходившихъ на набережную Мельничнаго пруда, тотъ, который былъ въ три этажа съ деревяннымъ фасадомъ и круглымъ окномъ, я взглянулъ на дверь и прочелъ на доскѣ мистрисъ Уимпель. Ее то мнѣ и было нужно; я позвонилъ; дверь отворила мнѣ женщина пожилая, дородная и довольно-пріятной наружности, но тотчасъ-же была смѣнена Гербертомъ, который ввелъ меня въ гостиную и заперъ за собою дверь. Какъ-то пріятно было видѣть это знакомое лицо совершенно какъ дома въ этомъ неизвѣстномъ, чуждомъ мнѣ мѣстѣ, и я смотрѣлъ на него совершенно иначе, чѣмъ на угловой шкафъ съ хрусталемъ и фарфоромъ, на раковины, лежавшія на каминѣ, раскрашенныя гравюры по стѣнамъ, изображавшія Смерть Кука, спускъ корабля и его величество короля Георга III, гуляющаго на Виндзорской террасѣ, въ парадномъ кучерскомъ нарядѣ, лосинахъ и ботфортахъ.

— Все устроилось, какъ нельзя лучше, любезный Гендель, сковалъ Гербертъ. — Онъ совершенно доволенъ, но очень желаетъ тебя видѣть. Моя милашка теперь у отца и, если ты подождешь, покуда она воротится, то я тебя представлю ей и тогда мы пойдемъ наверхъ… Это опять ея отецъ.

Я въ эту минуту слышалъ, какое-то грозное ворчаніе надъ нашими головами и лицо мое, вѣроятно, обнаружило мое удивленіе.

— Я воображаю себѣ, что это должно-быть за старая бестія! улыбаясь, сказалъ Гербертъ: — Я его никогда не видалъ. Слышишь, какъ несетъ ромомъ? Онъ съ нимъ неразлученъ.

— Съ ромомъ-то? спросилъ я.

— Да, отвѣчалъ Гербертъ и ты можешь себѣ представить, какъ онъ облегчаетъ его подагру. Онъ прячетъ всѣ провизіи у себя наверху и каждую бездѣлицу выдаетъ собственноручно. Все стоятъ на полкахъ у него въ головахъ, онъ всякую вещь самъ взвѣшиваетъ. Его комната должна походить на мелочную лавочку.

Покуда мы разсуждали такимъ-образомъ, ворчаніе перешло въ продолжительный ревъ, который черезъ нѣсколько времени совершенно замеръ.

— Да можетъ ли быть иначе, сказалъ Гербертъ въ объясненіе: — непремѣнно хочетъ самъ рѣзать сыръ? Человѣкъ съ хирагрой въ рукѣ и болью во всякомъ мѣстѣ не можетъ одолѣть цѣлый Дубль-Глостеръ, не повредивъ себѣ руки.

Онъ, должно-быть, очень ушибъ себя, потому-что заревѣлъ во второй разъ еще сильнѣе.

— Мистрисъ Уимпель рада-радехоньна имѣть Провиса жильцемъ, сказалъ Гербертъ. — Какой же человѣкъ станетъ выносить такой шумъ. Диковинное это мѣсто, Гендель, не правда ли?

Дѣйствительно, мѣсто было диковинное, но необыкновенно опрятно и чисто.