У порога - Юрий Витальевич Яньшин

как военный. Пару месяцев назад и я мыслил такими же категориями, как и ты, — протянул Афанасьев руку и мягко взялся за плечо товарища. — А вот, сняв мундир, я, вынужден теперь думать, как государственный деятель за спиной у которого, не только ракеты и танки с кораблями, но еще и гражданское общество с матерями и инвалидами, с производством и социальным обеспечением, с детьми и пенсионерами. Ну и еще с миллионом факторов сопутствующих всему этому. И если ты вправе пренебречь такими категориями обывательского бытия, то я — нет.

— Не разговаривай со мной, как с малолетним ребенком, Валера, — продолжал хмуриться Рудов. — Говори прямо и без уверток, куда клонишь?

— Ладно, давай тогда по-другому, — тоже постарался сделать строгое лицо Валерий Васильевич. — Скажи, Сергей Иваныч, каким ты видишь итог операции?

— То есть, как это каким? — вскинул брови Начальник ГОУ. — Таким, каким ему и положено быть в соответствие с принятым решением Высшего Военного Совета.

— А именно? — задал уточняющий вопрос диктатор.

— Приведение страны-противника в состояние, препятствующее ему осуществить реваншистские планы относительно России и республик Донбасса. В качестве составляющей этой задачи является обрушение её промышленного и энергетического, а значит, и военного потенциала на продолжительное количество лет, — рубил, как с плеча Сергей Иванович. — А что, разве не так?

— Так-так, — машинально кивал головой Афанасьев, словно китайский «болванчик». — Только двухсот ракет, даже таких хороших, как наш «Искандер» для осуществления этой задачи будет, откровенно говоря, маловато. Скажу сразу, чтобы опередить тебя. Даже, если ракет будет вдвое больше. Чтобы утихомирить зарвавшегося дебошира в лице украинских властей нужно будет приложить намного больше усилий. Скажу больше. Напротив. Мы, тем самым, сунем руку в гнездилище с разозленными до крайней степени осами. И желание осуществить реванш у них только усилится многократно.

— Как это ты себе представляешь, если у них не будет для этого физической возможности? — не понял Рудов.

— А вот, так! Ты и сам прекрасно знаешь, что поток западного оружия не перестает течь на Украину. И с уничтожением её собственной военной промышленности он еще более усилит своё течение. Это первый объективный факт, с которым никак не поспоришь. На складах стран Восточной Европы советского оружия, хоть задним местом ешь. Теперь второй факт. Где сосредоточен основной энергетический, а значит, и промышленный потенциал Украины? Вернее, на каких территориях?

— Преимущественно, по левую сторону Днепра, — ответил Рудов, все ещё не понимая, куда клонит Афанасьев.

— Верно. Одних только ГЭС и ТЭЦ на Днепре будет до трех десятков! — поднял указательный палец диктатор, в знак полного согласия. — На левом берегу, где проживает подавляющее количество русскоговорящих.

— А-а-а, понимаю-понимаю, — тут же перебил его Рудов, — ты переживаешь, что наша операция оттолкнет от нас недобратьев, говорящих с нами на суржике. Только ты не учел одной малюсенькой поправки. За тридцать лет, постоянного промывания мозгов, наши небратья превратились в откровенных врагов.

— Вот тут и проявляются наши с тобой расхождения, — тяжко вздохнул Глава Совета. — Ты, конечно, ещё тот хулиган, готовый перебить всю посуду у соседа по коммуналке. Я же, не боюсь этого слова, гораздо кровожаднее тебя оказываюсь на поверку. Меня никогда не прельщала мелкая, мещанская и от того жалкая, по сути, месть Маргариты, устроившей тарарам в квартире критика Латунского36. Я желаю не просто устроить погром у соседа, я хочу присвоить себе его квадратные метры со всем содержимым, выкинув самого хозяина голым на мороз. Поэтому, в уме, я уже считаю, как бы своей собственностью всю мебель и утварь, которая пока числится за ним. А это, значит, что и все предприятия, залежи полезных ископаемых, земля и проживающие на ней люди, мною сосчитаны и оприходованы. Да, они не просто небратья. Они, в значительной степени, откровенные недоброжелатели. В лучшем случае, тихие недоброжелатели уровня саботажников и мелких вредителей. Но не обозленные и не вооруженные. Пока не вооруженные. А теперь представь, куда пойдут сотни тысяч здоровых мужиков, лишившихся работы, вследствие энергетического коллапса, а потому и остановки предприятий на которых они трудились?

— Думаешь, в военкоматы? — дернул носом Рудов.

— А куда им еще идти? Семьи-то надо как-то кормить. А уж денег на их содержание, даже такая тороватая старуха, как Европа, непременно сыщет, потому, как лучше потратить деньги, чем собственные жизни.

— И что ты этим хочешь сказать? — оторопело спросил генерал, который никогда не рассматривал такой вопрос под таким углом зрения.

— Я хочу сказать, что я — дурак! Балбес непроходимый! — впервые за всё время разговора воскликнул Афанасьев, ударяя ладонью по столу. — Сам сморозил околесицу, и вас заставил в неё поверить. Прости, Иваныч!

— Но-но, Василич, не перебарщивай, — погрозил пальцем Рудов перед носом у диктатора. — В твоих устах самобичевание выглядит, как дурной спектакль провинциального театра. Лучше ответь: когда такие откровения посетили твою головушку?

— Недавно, — откровенно признался Афанасьев. — Во время поездки по регионам Северного Кавказа. Нагляделся там всякого. От дурного и нерадивого правления — деградация и разруха в экономике, а от этого всего и разруха в головах у людей. Некуда им применить ни навыки, ни способности, вот и ходят обозленные на весь белый свет, не зная на ком сорвать злость.

— Ну, с этими-то мы, как-нибудь, да управимся. Тем более, что их у нас всего пяток мильёнов, — потер лоб генерал. — Кого надо — пристрожим, кто нуждается — трудоустроим, управленческие кадры — укрепим. Авось и устаканится потихоньку. А хохлов, по последним данным, в семь раз больше наших кавказцев. С ними-то, что ты предлагаешь сделать, если вариант с полным коллапсом тебя перестал устраивать?

— Вот и я думал о том же самом, — протяжно вздохнул Афанасьев. — И по итогу раздумий пришел к выводу, что негоже нам злить и без того обозленное население Незалежной, рискуя выплескиванием всего этого адского варева на наши же головы. Нужно постараться максимально расположить его к себе. Не факт, что получится, но попробовать можно, — многозначительно подмигнул Афанасьев своему соратнику.

— Это, каким же образом ты решил умаслить население нашего противника? — скорчил на лице удивленную гримасу Рудов. — Ничем иным кроме возвращения Крыма назад его не ублажишь.

— А вот скажи, честно и как на духу, — хитренько подмигнул ему диктатор, — кого народ больше всего ненавидит? Не обязательно украинский народ, а вообще, абстрактный. Вот лично по твоим внутренним ощущениям.

— Нашёл чего спросить?! — хищно ухмыльнулся Сергей Иванович. — Известно, кого народ больше всего не любит. Собственную власть, естественно.

— Вот! — торжествующе поднял кверху указательный палец Афанасьев. — Что и требовалось доказать!

— Ты хочешь ликвидировать всю украинскую верхушку, в надежде, что тебя за это поблагодарят народные массы?! — опять удивился