Петербург - Алекс Кун

— Пооооолк! В штурмовой строй! Стааановись!!!

Первая линия медведей подняла щиты и сделала четыре полушага вперед, волна щитов качнулась и замерла. Лоси за щитами перестраивались в штурмовые шеренги, беря на плечо штуцера — многие из штуцеров зияли пустотой на месте снятых камор. Мдя, похоже, с боезапасом у нас дела даже хуже, чем мне думалось. Но свеям то об этом откуда знать? Если кто либо из морпехов полезет мне сейчас шептать на ухо мол, князь, зарядов нема — пристрелю саботажника. Но обошлось.

За нашими спинами зашевелился резерв. Медведи так же, как и в передовой линии, сделали четыре полушага вперед, но обученных лосей за ними не было, и собранная за щитами пехота просто качнулась следом.

Тем не менее — зрелище впечатляло. Добил свеев.

— Левое плечо! Вперед! Мааарш!!! Драгуны на фланги!

Первая линия начала плавный разворот щитами в сторону второго лагеря свеев. Конница двумя ручейками потекла по обе стороны от поворачивающего строя. Вот тут Мейдель сломался. Залопотал, еще и с повелительными интонациями.

Толмач сообщил, что, коли мы немедленно не прекратим, они, в смысле свеи, казнят четыре десятка военачальников русской армии, содержащихся в их лагере в виде заложников. Ну вот, а в мое время утверждали, что терроризм — новое изобретение. Отнюдь.

Поинтересовался у Мейделя, считает ли он равноценным размен этих заложников на всю армию свеев вместе с ее королем?

Мейдель занервничал, и начал скороговоркой переговариваться со вторым, так и не представленным переговорщиком. Они ничуть не усомнились, что на такой размен мы пойдем. Да и они бы пошли, окажись в аналогичной ситуации.

В итоге у меня попросили перерыв на час, и пригласили в ставку Карла, общаться непосредственно с королем. Они что, совсем идиоты? Особенно после их заявлений о заложниках.

Дал им пол часа и сказал, коли через указанное время, тут не будет всех русских, удерживаемых в лагере, в том числе пленных солдат — начинаю атаку, и никаких переговоров больше не будет. Кроме того, мы забираем все наши орудия и снаряжение, что захватили свеи — после чего уходим всей армией и разрушаем переправу.

А если мои требования хоть в чем-то выполнены не будут, заверяю, что все это мы возьмем сами еще до обеда. Решать королю. Мое решение изменению не подлежит, и отменить его может только Петр, которого тут нет. И демонстративно начал смотреть на часы.

Мейдель начал опять толкать речь в повелительном ключе, но отослал жестом толмача, ставя точку в нашем разговоре. Единственно, что еще сказал, когда переговорщики уже разворачивали лошадей.

— Иван Иваныч, а вы то куда? Неча вам у супротивника делать!

Но Батурлин отговорился, что ему надо все передать нашим, в ставке свеев. Ну, высшие силы ему в помощь.

Смотрел, как завороженный, за минутной стрелкой. Периодически ко мне подъезжали вестовые и докладывали про остатки боеприпасов в капральствах. Скорее об отсутствии оных. Мрак. Намечалась чисто психическая атака. На волоске же все висит! А значит, буду строго исполнять угрозы.

Лагерь свеев бурлил как разворошенный муравейник. Напротив нас строилась пехота противника, а конница явно собиралась идти в обход за холмом. Нервничал. Прикидывал эффективность выхода за щитами на близкую дистанцию и штыковой удар. Но это от безысходности. Нельзя бежать от хищника, у него однозначные инстинкты.

Ровно через полчаса, с тяжелым сердцем скомандовал выступление.

Тонкий слой передовой линии качнулся, и начал неумолимое движение на встречу стоящим рядам пехоты свеев. На скорости 2 километра в час, мы сойдемся в штыковую через 15–20 минут. И, скорее всего, для Двинского полка все будет кончено. Обидно. Надеюсь, хоть вторая линия, более многочисленная, качнувшаяся вслед за первой, вырвет у свеев победу.

Неторопливым шагом ехал на лошади сразу за правым флангом первой линии. Вокруг молча ехали морпехи. Говорить особо нечего, жизнь перед глазами не мелькала, сожаление было только в том, что мразь Яков, сорвавший не дооснащенный полк, остался в обозе и сохранит жизнь. То, что он потом преподнесет Петру свою версию событий — меня уже не волновало, никогда особо не заботился о репутации.

Холодное солнце, косыми лучами высвечивало последний марш полка. Гордился за ребят, ведь понимают все, но идут, печатая шаг и держа строй. Наградил бы всех. Но, видно не судьба.

Все же, судьба оказалось не той злобной тварью, о которой думал последние пять минут марша. Из-за строя свейской пехоты выметнулись несколько всадников — подумал даже было, что конная атака. Но попустило. Карл отпускал пленных. Выдохнул, и скомандовал полку занять оборону. Щиты гулко стукнули в мерзлую землю, и передовая линия замерла. Послал вестовых ко второй линии, чтоб они разворачивались поперек нашего строя и прикрывали нам фланги от бокового удара — все же, встали мы крайне неудачно.

Ко мне подъезжали отпущенные Карлом русские военачальники, представлялись, гомонили. Сколько исторических фамилий, с ума сойти. Даже царевич Имеретинский нашелся, дитя гор и Тифлиса — поручил этому Александру Арчиловичу, заведовавшему при осаде Нарвы всеми пушками, заняться эвакуацией всего добра, порученного его заботам. Остальным рекомендовал приводить в порядок остатки разбежавшихся полков и переправляться на наш берег Наровы. Впрочем, и без моих рекомендаций обошлись.

Правда, князь Долгорукий предлагал — «…вдарить всеми силами по свеям…», на что только пожимал плечами и предлагал ему собирать брошенные им войска и вдарить — а мой полк слово данное держать будет. Поспорили. Нашел он, конечно, время для философских диспутов — имеем ли мы право нарушить слово, коли до нас слово свеи нарушили. Оратор. Остался непреклонным столпом чести — не буду же им говорить, что зарядов у меня нет, мало ли, какой казачек засланный среди них затесался …

Обед застал полк на прежнем месте и в прежнем строю. Голодными. По полю бродило масса народа, собирали раненных и убитых, тащили пушки на поврежденных лафетах. По мне — так бросить тут всю эту рухлядь, но просто так уходить было нельзя, Карл не поймет и посчитает за слабость. А у меня все что осталось — это надутые щеки. Продолжал строить из себя несгибаемого полковника и кость в королевском горле.

Холодно. И самое обидное, что из лагеря Карла, ветерок приносил вкусные запахи, на которые живот отвечал бурчанием. Да когда же эти сонные мухи соберут наше барахло!

К четырем часам пополудни последние русские части втянулись на переправу. Последними были мои безрогие, в смысле безоружные, лоси, набравшие тьму разбежавшегося народа — теперь у меня всем курсантам хватит минимум на треть капральств, а то и на половину. Но начало новым полкам в любом случае положим.

Отдал команду на отступление. Тонкий момент — нас тут могут ведь и рискнуть не выпустить — толпы вооруженных людей за нами больше нет.

Отступали в шахматном порядке. Нечетные капральства снимались со строя и отходили на сотню метров назад, где вновь вставали в оборону. В промежутки между ними отходили четные капральства и, в свою очередь вставали в оборону на сотню метров позади нечетных. Так и шли к переправе.

За нашим отступлением высыпало смотреть масса народа, наверняка и Карл где-то там. Ну да пусть смотрят. В Россию они теперь однозначно не полезут. Хотя, гарнизон Нарвы усилят наверняка. А вот пойти разбираться с Августом у Карла запала еще должно хватить. Флаг ему в руки. Мне бы еще годик у Петра выторговать. Надеюсь, теперь он станет более покладистый.

Переправились без пришествий, и на правом берегу реки полк присоединился к медленно разворачивающемуся хвосту гигантской, по моим меркам, армии, уходящей в Новгород. За спиной два капральства рубили лопатками веревочные связи переправы — пригодились и лопатки.

Шли медленно, можно сказать — ползли. Перегруженный обоз, недостаток телег, недостаток припасов. Страшное это зрелище, армия после, хоть и почетного, но поражения.

Истратил все полковые аптечки на раненных. С ними вообще было сложно — с телег их выкидывали офицеры, так как неначем было везти пушки и воинскую справу. Среди офицеров вообще началась грызня, как у тараканов в банке. Устранился от дележа ответственности — все одно на меня все неудачи спихнут, к чему заранее нервы портить?

Рассылал далеко всех свободных драгун. Запасать провизию. Армейскую казну в 350 тысяч рублей хоть и вывезли — но тратили на припасы ее неохотно, приходилось докармливать своих солдат на личные сбережения, заодно подкармливая раненных и недужных, которых с каждым днем и с каждым падающим на градус морозом становилось все больше. Не удивляюсь, что в нашей армии были такие большие не боевые потери — просто плевать офицерам на мужиков. Бабы еще нарожают.

Но была и положительная сторона у этой медали — капральства курсантов росли как на дрожжах, в них стекались мужики со всей армии — ко мне даже приезжали ругаться некоторые офицеры, требуя выдать дезертиров. Делал круглые глаза и заявлял, что дезертир это когда из армии сбегают — у меня таких нет. Есть несколько человек перешедших из одних полков в другие, но то по велению государя нашего делается, ибо он указывал мне, подготовить капралов да потом собрать им капральства. Вот к Петру с претензиями и обращаться надоть.