Петербург - Алекс Кун

А вот далее почувствовал себя неуютно. Зашла речь о нашем морском походе. И настроение Петра вновь качнулось в обратную сторону. Нет, недовольство свое он не высказывал, тем более, поведал ему — все как было, как на духу можно сказать. И как на морскую прогулку вышли, и что юнг в поход взял, так как им морской практики набираться надо и как на Сальтхольме юнг высадил, ноги размять. А тут флот свеев, про который мы и знать не знали — ну пальба, мои морпехи царевича грудью закрывали, кстати, буду просить у твоего величества об их награждении, а тут и наши корабли на шум подоспели. Многие корабли свеев огнем побили, несколько призами взяли — но побитые сильно и к бою не очень годные. Одним словом, виктория, в которой покрыло себя славой имя адмирала фон Памбурга, а потом еще и празднование победы в Копенгагене, когда рядом с королевским троном на площади стоял малый трон для царевича, и парад победы царевич Алексей принимал вместе с королем Дании Фредериком. Дружба навек, народ восхваляет … и так далее.

Ну а потом заскочил по торговым делам к ганзейцам, заодно и царевичу те дела показать, чтоб он на ус будущий, науку мотал. А там оказия случилась, что ганзейцы давно хотели себе Готланд вернуть, как землю их исконную, вот мы с ними договор и заключили, что они нам базу для флота Балтийского предоставляют, а мы им чуток подсобим с захватом Готланда. Ну и подсобили, по мере сил. А теперь там твои корабли, государь ремонтируют, и на тот год надо на них команды русские послать, а то сам видишь, как с иностранцами выходит. А еще через год, заверяю тебя, государь — возьмешь ты земли ижорские легко, да дале пойдешь, коль восхочешь.

… Отчего на сейчас? Да видишь государь, как с толпой то необученной вышло … да и припаса огнебойного накопить нужно… Коли торопить начало не будем, быстрее до конца дойдем. Это как со всадником — пока он лошадь седлает — пеший путник далеко убежать успеет, но от конного пеший все одно не уйдет. Так и нам, пару лет надо армию да флот заседлать, опосля чего, ты вскачь по землям пойдешь, никто не уйдет, коль ты того не пожелаешь.

Уфффф. Когда мне будут вручать Оскара за сценарий?

Оказалось, рано расслабился.

— Крутишь ты что-то князь. Недоговариваешь.

Петр заходил по комнате. Ну, недоговариваю, и что? Крамолу же в душе не ращу … Хотя, это с какой точки зрения посмотреть.

— Но брат мой, Фредерик, о тебе добро отзывался в письме. Да и полк твой зело вовремя под Нарву пришел, хош и не смог ты Карла одолеть …

Петр сделал паузу и посмотрел на меня испытующе

— Али не захотел?

Мне ли тренировать честный взгляд и тяжелый вздох?

— Не смог Петр, совсем с припасом худо было, а полки мои только в огневом бое пока сильны, мало их, на штыки обученных свеев брать.

— Ну, сочту, что так.

Петр отвернулся к мутному окну. Вот ведь странность, уже четыре года как заводы мои в полную силу работают, а изменений в стране не видно — стекла слюдяные или из толстого заморского стекла, инструмент у большинства ручной ковки … одним словом, как в прорву все уходит.

— Головин из Константинополя письма мне шлет, мол, поманил князь Азовский прожектами великими, а ему теперь отдуваться, да послам уши наговаривать. Вот и велю тебе — завершай до года нового все дела свои с полками, что ты мне тут сказывал, да отправляйся в Константинополь, за слова свои ответ держать. А то османы там зашевелились. Вот и замиривай, как собирался то делать… Ступай.

Даже чарку не налил. Ну и ладно, послали — не сослали, хотя, это как посмотреть.

Скоро смогу не хуже гадалки выдавать — «А предстоит тебе, касатик, через месяц другой, дорога дальняя, да дом казенный». Ну, или нечто в этом же роде.

Вышел на мороз, под начавший падать легкий снежок. Ответил на немой вопрос в глазах своих верных абордажников.

— Будем жить, морпехи!

Подумал и добавил правду жизни

— Не долго и счастливо, зато ярко и быстро.

Хлопнул по плечу ближайшего и пошел к лошадям, переступающих ногами по утоптанному пяточку у коновязи. Дальняя дорога начиналась.

Еще неделя прошла в беготне, между бредущими полками и Новгородом. Показалось даже, что моя филейная часть приняла форму седла, и это навсегда.

Полки медленно, но упорно шли через мороз и метели. И помочь им почти ничем не мог. Хотя, к чести Долгорукова, армия довольно быстро набрала по окрестным деревням недостающих саней, уже саней, обоза — положение больных и раненных несколько облегчилось. Хотя, крестьяне окрестных деревень, через которые прошла армия — были явно иного мнения.

Да и на своей земле — даже морозы не такими трескучими показались.

Сам князь Долгорукий мрачнел все больше, но это уже моими стараниями. Для начала, прибыв в армию, после аудиенции Петра — устроил грандиозное кровопускание армейской казне. Положено по 6 рубликов на солдата — вынь да положь! И это еще без учета жалованья! Надоело мне из своего кармана все доставать, в нем и так пусто, за исключением странно знакомой скульптурной композиции из переплетенных пальцев.

А споры разразились вокруг суммы. Дело в том, что мы спелись с Адамом Вейде. Он, наверное, страдая от ранения, временно потерял ясность мысли, и согласился на мое предложение — возглавить новое генеральство. К его разлохмаченным 9 пехотным полкам добавляем мой зародыш 10 пехотных полков и получаем десяток полноценных полков, плюс еще один драгунский полк в нагрузку — от него отвертеться не получилось.

27 с мелочью тысяч человек, по 6 рубликов — 165 тысяч. Вот об этих деньгах и была речь с армейскими казначеями и князем Долгоруким. Даже не речь, а крики и ругань — так как к этому делу еще надо было денег на обмундирование и обустройство. Полки то, по бумагам, числились как новые — и денег требовали много. Настаивал на большой сумме сразу, на обустройство — и даже знал, кто ее зажимает.

Торговались. Забрать 250 тысяч, как собирался, не вышло. У меня даже возникло ощущение, что таких денег в казне уже и не было. Куда, интересно, делись? Ведь еще под Нарвой больше 300 тысяч было!

Предложил этим жадинам кнут и пряник — они мне дают денег, и мы не едем к Ромодановскому решать споры … и не надо так хмыкать. Ну а коль денег даете, то переодену свои полки да вам эти камзолы, чистенькими и почти новыми отдам … нет, оружие сдам в Приказ, государю. Ну, так как, православные, по рукам? Угу, это было только начало …

Волю государя о руководителях — Вейде вынужден был чтить, и капральства в полках взяли на себя мои курсанты-капралы, немедленно начавшие вводить наши порядки. А на руководящие должности встали десять свежеиспеченных полковников и 40 лейтенантов. Остальные мои штурмовики привычно взяли на себя роль инструкторов и учителей. У них даже важность некая во взгляде светиться начала. Эдакие барчуки. Собрал свежеиспеченных полковников — довел до них две основные задачи — дойти, не теряя людей и обучить солдат, пока по программе капралов, только капрала не менять … хотя, если будет плохо своих людей учить — менять не задумываясь. И кстати, коли морпехи, начнут носы задирать — отправлю их сортиры в Вавчуге сторожить, так им и передайте!

Все остальные должности в полках предложили уже имеющимся офицерам, не вызвав у них этим бурю восторга. Хотя, многие согласились. В основном те, у кого наметилось повышение, на освободившиеся от гордецов места. Гордецы взяли расчет, и послал их, глумливо ухмыляясь, к Долгорукому — пускай там остатки казны подчищают.

С руководством драгунского полка получилось несколько тяжелее — многие начальники ушли вслед за гордецами. В итоге временно раздробили драгунский полк на 10 эскадронов, разбавленных четырьмя десятками наших драгун каждый, и придали по эскадрону пехотному полку. Осталось только полковую артиллерию добавить.

И тут встал резонный вопрос — а куда идем? Прикидывал разные варианты, но самый красивый выходил один единственный, и он требовал переименования генеральства.

Глава 17

Зимой сумерки опускаются быстро, особенно, когда небо набухло серыми тучами, так и подкарауливающими когда полки встанут лагерем. Наш штабной шатер ставили одним из первых, так что, когда вернулся с объезда лагеря, шатер уже приятно мерцал сквозь брезент масляным светильником и парил верхушкой конуса — значит и жаровню уже раскочегарили. Окликнул вестовых, что-то жарко обсуждающих рядом с шатром, и велел не драть горло на морозе, а позвать ко мне Вейде и полковников.

Сам вручил поводья подбежавшему солдату и нырнул в иллюзорное тепло шатра, оставляя за спиной спешивающихся морпехов и начинающийся снегопад. Погрел руки над жаровней, уши разогрелись сами — осталось дождаться моих отцов командиров и решить, как будем жить дальше. Надеюсь, они не удивятся, застав меня сидя на табурете с задранными над жаровней ногами. Впрочем, их уже сложно удивить.