Тайпан - Джеймс Клавелл

Лонгстафф удалился, негодуя на адмирала с его невозможными представлениями, на постоянные раздоры между армией и флотом: кто, мол, кем командует, и чье мнение имеет больший вес, и кто должен первым выбирать место для килевания кораблей и для своих палаток на Гонконге, и какая это война – морская или сухопутная, и кто перед кем должен иметь предпочтение. К тому же в глубине души он был все еще зол на этого хитрого дьяволенка Кулума за то, что тот обманом выудил у него подпись, лишившую тайпана его вожделенного круглого холма, заставил его поверить, что тайпан одобрил решение построить там церковь, и тем самым поставил под угрозу дружеские отношения, которые Лонгстафф так тщательно и на протяжении стольких лет выстраивал с этим опасным человеком, используя его в своих целях.

И Лонгстафф был уже сыт по горло строительством колонии, его мутило от льстивых просьб и настойчивых требований, всех этих гнусных дрязг между торговцами. И он был просто взбешен тем, что китайцы отвергли этот чудесный договор, который он, и только он столь великодушно предложил им. Черт возьми, думал он, вот я тащу всю Азию на своих плечах, принимаю все решения, не даю им всем перегрызть друг другу глотки, веду войну во славу Англии, охраняю ее торговлю, клянусь Господом, а где благодарность? Да я уже несколько лет как должен быть пэром! Затем гнев его поулегся, ибо он знал, что совсем скоро Азия вновь станет покорной, колонии Гонконг уже не будет грозить опасность и отсюда во все стороны потянутся нити британского могущества. По непререкаемому повелению губернатора. Вместе с должностью губернаторы обычно получают и титул. Сэр Уильям Лонгстафф – черт возьми, это звучит неплохо! А поскольку губернаторы колоний являются одновременно главнокомандующими всеми колониальными силами и их слово как прямых представителей королевы имеет силу закона, он сможет поступать с этими напыщенными адмиралами и генералами, как ему заблагорассудится. Чума на них всех! – подумал он и почувствовал себя лучше.

Итак, Лонгстафф разместился на борту «Немезиды».

Струан отправился туда вместе с ним. Пароход или не пароход, он будет в Кантоне первым.

Через пять дней флот бросил якорь у Вампоа, река позади них была усмирена. Тут же прибыла депутация купцов кохонга для ведения переговоров, их прислал новый наместник Кантона Цзинсо. Но по совету Струана депутацию отослали обратно, так и не выслушав, а на следующий день англичане заняли кантонское поселение.

Когда торговцы появились на причале, все старые слуги ждали их у парадных дверей факторий. Поселение выглядело так, словно европейцы оставили его только вчера. Китайцы ни к чему не притронулись в отсутствие хозяев. Все вещи находились на месте.

Площадь была отдана под палатки морских пехотинцев, а Лонгстафф разместился в фактории Благородного Дома. Вновь прибыла депутация кохонга, и вновь ее отослали назад. Англичане начали открыто и с большой тщательностью готовиться к захвату Кантона.

И днем и ночью над Хог-стрит и улицей Тринадцати Факторий не умолкал людской гомон, здесь покупали, продавали, крали, дрались. Бордели и винные лавки не знали отбоя от посетителей. Многие упивались до смерти, некоторые кончали жизнь с перерезанным горлом, другие просто исчезали. Владельцы лавок бились за место, цены поднимались и падали, но всегда оставались самыми высокими, какие только мог переварить рынок.

В третий раз депутация наместника попросила аудиенции у Лонгстаффа, и опять Струан убедил капитан-суперинтенданта отказать им в приеме. Линейные корабли расположились на траверзе Жемчужной реки, а «Немезида», спокойно попыхивая, курсировала вверх и вниз по течению, наводя ужас на китайцев. Но джонки и сампаны продолжали заниматься своим делом, поднимаясь и спускаясь по реке, как обычно. Из глубины страны поступали чай и шелка этого года. Склады кохонга по обоим берегам реки ломились от товаров.

Затем, ночью, прибыл Жэнь-гуа. Тайно.

– Здластвуй, тайпан, – сказал он, входя в небольшую столовую в личных апартаментах Струана. Старик опирался на руки двух своих рабов. – Халасо, что ты моя видеть есть. Почему ты моя ходить видеть нет, хейа?

Рабы помогли ему сесть, поклонились и вышли. Старик казался старше, чем всегда, морщин на лице прибавилось. Однако глаза смотрели молодо и светились умом. Он был одет в длинный шелковый бледно-голубой халат и штаны того же цвета, на крохотных ногах были мягкие тапочки. Легкая куртка из зеленого шелка на пуховой подкладке защищала его от сырости и холода весенней ночи. На голове красовалась многоцветная шапочка.

– Здравствуй, Жэнь-гуа. Мандарин Лонгстафф сильно сердитый стал. Нет хотеть, чтобы этот тайпан повидал друга. Ай-йа! Чай?

Струан нарочно принял Жэнь-гуа без сюртука, в одной рубашке, желая сразу показать, что очень зол на него из-за монеты У Фан Чоя. Чай разлили в чашки, и появились слуги с подносами всевозможных деликатесов, специально заказанных Струаном.

Струан положил немного дим сум на тарелку Жэнь-гуа, потом на свою.

– Чоу оч-чень сильно халосый, – похвалил угощение Жэнь-гуа, с прямой спиной сидя на своем стуле.

– Чоу сильно плохой, – извиняющимся тоном произнес Струан, прекрасно зная, что лучшего в Кантоне не найти.

Слуга принес уголь для камина и положил в огонь несколько палочек благовоний. Тонкий аромат наполнил маленькую комнату.

Жэнь-гуа аккуратно и с большим изяществом поглощал крошечные дим сум и потягивал китайское вино, которое предварительно нагрели – все китайские вина подавали теплыми – как раз до нужной температуры. Он был согрет вином и еще больше тем, что его подопечный вел себя безукоризненно, как вел бы себя тонкий, дальновидный противник-китаец. Подав дим сум среди ночи, когда обычай предписывал есть это блюдо только в первой половине дня, Струан не только подчеркивал свое неудовольствие, но и проверял, как много известно старику о его встрече с У Квоком.

И хотя Жэнь-гуа был в восторге оттого, что его наставничество – вернее, наставничество его внучки Чжун Мэй-мэй – приносило столь изысканные плоды, его не оставляли смутные опасения. Риск, на который ты решился, когда начал обучать варвара манерам цивилизованного человека, бесконечно велик, говорил он себе. Ученик может слишком хорошо усвоить урок; глазом не успеешь моргнуть, как он сам станет управлять своим учителем. Будь осторожен.

Поэтому Жэнь-гуа не сделал того, что поначалу намеревался сделать: выбрать самый маленький дим сум с креветками и предложить его собеседнику на весу, повторяя жест Струана на корабле У Квока. Это явилось бы изящным и тонким намеком на то, что Жэнь-гуа во всех деталях известно о разговоре Струана с У Квоком. Вместо этого он взял палочками один из обжаренных в масле пельмешков, положил его себе на тарелку и не торопясь съел. Он чувствовал, что на данный момент разумнее скрыть свою осведомленность. Позже, если у него будет желание, он может помочь тайпану избежать нависшей опасности и показать, как спастись от надвигающейся катастрофы.

И, пережевывая дим сум, он в который раз подумал о невероятной тупости мандаринов и маньчжуров. Черепашье дерьмо! Презренные, питающиеся навозом, не знающие своей матери идиоты! Пусть отсохнут у них члены и пусть внутренности их источат черви!

Все было подготовлено и осуществлено так хитроумно, думал он. Мы заставили варваров воевать там, где удобно нам, и в нужное для нас время. Война решила их экономические проблемы, но мы, проиграв ее, не уступили им ничего значительного. Торговля, как и раньше, продолжалась только через Кантон. Таким образом, Серединное царство по-прежнему оставалось недоступным для настырных европейских дикарей. И получили они лишь крохотный вонючий островок, который, едва только на него ступила нога первого кули, мы уже начали отвоевывать обратно.

И Жэнь-гуа принялся смаковать нюансы изумительного по тонкости плана, который строился на жадности императора и его страхе, что Тисэнь может стать угрозой трону, и заставил императора своими руками уничтожить собственного брата. Божественный замысел! Тисэню расставили такую красивую ловушку, с такой проницательностью наметили его в жертву еще задолго до последних событий. Он явился идеальным инструментом для сохранения лица императора и всего Китая. Но после стольких лет терпения и интриг, после полной победы над врагами Серединного царства этот алчный, грязный, шелудивый пес – император – совершил чудовищную, невероятную глупость, отвергнув столь выгодный договор!

Теперь британские варвары по-настоящему разозлились, и это понятно: они потеряли лицо перед своей дьяволицей-королевой и ее бестолковыми приспешниками. А нам сейчас придется начинать все сначала, и выполнение древнего предназначения Серединного царства – облагородить варварский мир, вывести его из Тьмы к Свету: одна земля с одним правительством и одним императором – опять отсрочено.