Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, Черчилль дал срочные указания Комитету начальников штабов организовать сопротивление и оборону базы. Он предлагал задействовать все мужское население на строительстве оборонительных сооружений, привлечь всех, кто может работать кирками и лопатами, используя самые строгие меры принуждения. Он приказал «сражаться до последней капли крови». «Ни о какой капитуляции не может быть и речи», – заявил премьер-министр. Он призвал всех командиров и старших офицеров пойти в бой и, если потребуется, умереть вместе со своими солдатами. Он взывал к патетике, утверждая, что «на кону честь Британской империи и британской армии», а также пытался подбодрить защитников, обещая, что у них «появился шанс войти в историю». Несмотря на страстный призыв Черчилля, настал момент, когда его слова не смогли сподвигнуть адресатов на решительные действия. 15 февраля 80-тысячный гарнизон Сингапура капитулировал перед японскими войсками, уступавшими им в численности более чем вдвое. «Раз наша армия неспособна сражаться лучше, чем она это делает сейчас, мы заслужили потерю империи!» – записал в дневнике Алан Брук. Черчилль назовет потерю Сингапура, «самой ужасной катастрофой и самой крупной капитуляцией в британской истории»{331}.
Японцы не собирались почивать на лаврах. В последний день февраля они высадились на острове Ява. Оборонявшие его голландцы капитулировали 8 марта. В тот же день пала столица Бирмы Рангун. Сама Бирма, которую в 1886 году отец нашего героя лорд Рандольф Черчилль присоединил к Британской империи, была захвачена в начале мая. В конце марта прекратилось сопротивление на Андаманских островах, в начале мая японцы взяли под контроль Филлипинский архипелаг. На одном только Батаанском полуострове в плен сдались 78 тыс. человек, включая почти 12 тыс. американцев, что превратило этот эпизод в самую многочисленную одновременную капитуляцию американских войск в истории. Но Черчиллю было не до исторических аномалий. Первая половина 1942 года выдалась на редкость тяжелой в его премьерстве. В британском истеблишменте нарастало недовольство. «У многих начинает возникать вопрос: так ли хорош Черчилль в военных делах, как хороши его речи», – писал в The Tribune лейборист Эньюрин Бивен (1897–1960). Британцы не знали побед, а из обещаний Черчилля сбывались только те, которые указывали, что дальше будет только хуже. «У нас нет ничего, кроме поражений и неумения», – записал в дневнике 12 февраля заместитель министра иностранных дел Александр Кадоган. Сам Черчилль пребывал в мрачном настроении. «Папа находится в крайне затруднительном положении, – делилась с дневником Мэри в конце февраля. – Он плохо себя чувствует и измучен, испытывая на себе постоянное сокрушительное давление событий»{332}.
В качестве контрмер Черчилль в очередной раз принял кадровые решения. В Комитете начальников штабов появилась новая должность – начальник общевойсковых операций, которую занял сын принца Луиса Баттенберга – Луис Маунтбэттен. Председателем комитета Черчилль предложил стать Алану Бруку. Помимо военных изменения коснулись политической ветви власти. 22 февраля свой пост оставил военный министр Дэвид Маргессон (1890–1964)[30], узнав о своей отставке от постоянного заместителя Джеймса Григга (1890–1964). Черчилль хорошо знал Григга, который служил при нем в Казначействе, и предложил ему занять место Маргессона. Это было необычное предложение с переводом гражданского служащего в ранг министра. Но Черчилля мало беспокоили нарушения правил. Ему нужны были жертва и управляемый руководитель ключевого ведомства. Он получил и то и другое. Сам Черчилль не стал отказываться от поста министра обороны, на чем настаивали его критики. Вместо этого он разгрузил себя, назначив Клемента Эттли заместителем премьер-министра. Оппоненты Черчилля хотели видеть на месте премьер-министра Стаффорда Криппса (1889–1952), который в конце января вернулся на Туманный Альбион из СССР, где до этого представлял правительство Его Величества. Другими кандидатами на кресло премьера были Иден и Бевин, но они были преданы Черчиллю, и с их стороны он не видел угрозы. Другое дело Криппс, который сам уверовал в то, что может стать лидером. Черчилль ловко обвел конкурента вокруг пальца. Он дал ему возможность почувствовать власть, ввел его в состав Военного кабинета и даже согласился обсудить с ним структуру военного управления, а потом отправил его с ответственной миссией в Индию, которая на самом деле была обречена на провал и привела к уходу Криппса с политической сцены. Эмиссару Военного кабинета поручалось убедить Ганди, который призвал индийцев сложить оружие и сдаться на милость японцам, начать сражаться на стороне британцев в обмен на гарантию получения Индией после войны статуса доминиона. Криппс вернулся в Лондон ни с чем, а Ганди был взят под домашний арест.
Все эти кадровые изменения позволяли Черчиллю удерживать штурвал в своих руках, но для восстановления положения нужны были победы. А учитывая, что для британского премьера приоритетным оставался Средиземноморский театр, то в первую очередь он ждал военных успехов в Северной Африке. В начале 1942 года для реализации планов британских стратегов важное значение начала приобретать Мальта, позволявшая контролировать транспортные потоки в Средиземноморье. Мальта нужна была также и немцам для организации быстрого и безопасного канала снабжения армии Роммеля. Но остров сам испытывал острый дефицит ресурсов, и для его снабжения британцам необходимо было овладеть авиационными базами в Западной Киренаике, причем сделать это нужно было, по оценкам начальников штабов, не позднее марта или апреля. Вновь встал вопрос о скорейшем начале очередного наступления. Но Окинлек снова не торопился. В своем ответе в конце февраля на запрос Черчилля относительно даты нового наступления он сообщил, что оно возможно не ранее 1 июня. «Предпринять общее наступление раньше этого срока – значит рисковать оказаться разбитым по частям и, вероятно, создать еще большую угрозу безопасности Египта», – заявил главком. Раздраженный высказанной позицией, Черчилль подготовил язвительный ответ. В итоге Окинлеку направили более сдержанное послание от имени Комитета начальников штабов, в котором еще раз подчеркивалась важность сохранения Мальты и серьезные стратегические последствия ее потери. В Лондоне также напоминали о «невозможности бездействовать в то время, как русские напрягают все силы, чтобы не дать противнику передышку». Это послание задело генерала, и в своем ответе на имя начальника Имперского генерального штаба он заявил, что в центре проявляют «вопиющую неспособность к правильному восприятию сообщаемых с театра фактов и к пониманию того, что мы здесь, как никто, знаем реальную обстановку на Мальте и Среднем Востоке».
В очередной раз столкнувшись с недопониманием и сопротивлением, Черчилль вызвал Окинлека в столицу для консультаций. Но генерал отказался ехать, сославшись на необходимость своего личного присутствия в Каире, где стремительное развитие событий не позволяет ему покинуть пункт управления. Ответ главкома вызвал ожидаемое возмущение у премьер-министра, и лишь благодаря советникам, уговорившим Черчилля не принимать скоропалительных решений, Окинлек сохранил за собой высокий пост. В Каир для переговоров были направлены Стаффорд Криппс и заместитель начальника
