Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

Как ни странно, один из взводных командиров, Гарри Вилье-гас, отрицал, что это могла быть любовь с первого взгляда: «Эта любовная интрига возникла не так легко, как считают некоторые: они увидели друг друга и сразу влюбились. Это чувство не зародилось платонически или как любовь с первого взгляда; оно развивалось вместе с развитием борьбы».

Когда имеешь дело с мужчиной столь сдержанным, как Че, в проявлении привязанностей или внешнем выражении эмоций, и женщиной, столь же скромной в отношении своих жизненных перипетий, как Алейда, очень трудно отличить факты от вымысла. Посылал ли Че Алейде дикие цветы с партизанскими посыльными? Он записал в дневнике: «Сегодня вечером я собираюсь добиваться Алейды». Исполнил ли он свое намерение? Случалось им проводить ночь, озаренную ярким светом луны, в амбаре, где сушатся кофейные зерна? Или нет? Но так или иначе, к началу декабря Эрнесто Гевара и Алейда Марч стали любовниками.

* * *

В течение первой недели ноября приток добровольцев усилился. Среди вновь прибывших были два человека, которым предстояло сыграть существенную роль в жизни Че: Альберто Фернандес Монтес де Ока по прозвищу Пачо (Лентяй), двадцатипятилетний парень с востока, и двадцатидвухлетний Хесус Су-арес Гайоль из Пинар-дель-Рио, носивший кличку Эль Рубио (Блондин).

Пачо можно было назвать невезучим человеком. Он успел побывать в эмиграции в Мексике; там заблудился в джунглях при неумелой попытке попасть на Кубу, во время которой его брат Орландо был убит. Вернувшись на остров, он ушел в подполье в Санта-Кларе, но конспиративная квартира провалилась, и он получил приказ уйти в Эскамбрей.

Суарес Гайоль, активист Д26 из числа студентов, тоже вынужден был покинуть Пинар-дель-Рио после провала явки. Перед прибытием в Эскамбрей он принял участие в поджоге радиостанции и получил тяжелые ожоги ног. Вентура, один из наиболее печально известных палачей батистовской полиции, приняв за Суареса другого юношу, сразу приказал его казнить. Че, увидев ожоги Суареса, не пожелал принять его в отряд: «Не забудь — я доктор, и знаю, что ты не сможешь ходить в таком состоянии». Но студент все же добился, чтобы его отправили в Каба-льете-де-Каса вместе с Монтесом де Окой, которого прикрепили ко взводу новобранцев.

7 ноября Че наконец написал в Директорат:

«Трудности, возникшие между нами и организацией, именуемой Второй фронт Эскамбрея, все усиливались... до тех пор, пока эти люди не дошли до прямой агрессии, совершенной против одного из моих капитанов, располагавшегося с подразделением в зоне Сан-Биас. Эта тонкая ситуация делает невозможным достижение соглашения с вышеупомянутой организацией».

Че также сообщил руководству Директората, что он добился взаимопонимания с Первым фронтом: НСП передала партизан из Ягухая и организаций Равнины под его командование. Письмо заканчивалось просьбой о встрече с руководством Директората. Ответ пришел тринадцатого: «Вы находитесь в нашей повстанческой зоне всего месяц и уже стали объектом самой злостной клеветы и оскорблений. Все это делает те сомнения относительно Второго фронта, которые мы высказывали на наших первых переговорах, весьма убедительными».

Во встрече, состоявшейся спустя несколько дней в городе Ла-Глория, участвовало высшее руководство Директората и командиры колонны № 8. В ходе дискуссии ее участники несколько раз возвращались к одному и тому же вопросу: что делать со Вторым фронтом. На сей раз Че был настроен самым радикальным образом и без конца проклинал Элоя Гутьерреса. Кто-то из Второго фронта разослал в дома кампесинос прокламации, в которых говорилось, что бойцы, отказывающиеся подчиняться этой организации, будут изгнаны из района или расстреляны. «Я понятия не имел о том, что происходит в Эскамбрее, и прошу простить мое предубеждение против ваших людей. Вот дерьмовая история, мы действительно информированы из рук вон плохо».

Фауре Чомон вспоминал: «Он думал о том, возможно ли было бы предпринять до начала наступления совместную силовую акцию, чтобы наказать их за предательство и присвоение чу жого вооружения, обмундирования и продуктов». Но наступле-'ние повстанцев нельзя было откладывать слишком надолго, и поэтому было решено проблему Второго фронта оставить на потом, заключить соглашение между Директоратом и партизанами, немедленно создать объединенное командование и начать совместные действия. Похоже, что Че постарался выяснить у руководителей Директората, есть ли у них какие-нибудь возражения против участия в действиях Народно-социалистической партии, но возражений не выявилось.

Непосредственным результатом переговоров в Ла-Глории были две сравнительно незначительные акции, осуществленные в середине и в конце ноября. Отряды Директората, возглавляемые майором Роландо Кубелой, напали на город Каракусей, а подразделения колонны Че предприняли неожиданный удар по городу Кабайгуан, где пробыли несколько часов, демонтировали и вывезли оборудование радиостанции Кубакан, телефонной станции и топливо с нефтеперерабатывающего завода РЕКА. (Благодаря этим трофеям Че получил возможность создать в недалеком будущем радиостанцию колонны №8.)

При этом отношения Че со Вторым фронтом были далеко не столь напряженными, как у Директората; возможно, Че прилагал значительные усилия для того, чтобы хоть как-то избежать междоусобицы революционных сил в провинции Лас-Вильяс. В том самом джипе, из которого Че руководил операциями, вместе с заместителем Гевары Рамиро Вальдесом и доктором Оскаром Фернандесом Мелем разъезжал руководитель Второго фронта Элой Гутьеррес.

Примерно в это же время Ольтуски и Марсело Фернандес, один из национальных лидеров Д26, еще раз посетили Че в горах. Целью встречи, несомненно, было сглаживание напряжения между городским подпольем и лидерами партизанского движения. Вспоминает Ольтуски:

«Че приехал к полуночи. Мы дремали в школе на полу. Последовали приветствия, а затем Че сказал:

— Теперь, после того, как состоялись первые столкновения, самое время попробовать какую-нибудь крупную операцию в этой зоне.

Во время разговора он хватал грязными пальцами куски мяса и поедал их с огромным аппетитом — они, вероятно, были восхитительными на вкус. Когда он закончил есть, мы с Че и Марсело вышли наружу и присели на обочине дороги. Че дал нам по сигаре. Они были по-настоящему крепкими; скорее всего их скрутили какие-нибудь кампесинос на партизанской территории. Я вдыхал горький дым и чувствовал, что внутри у меня теплеет, а голова слегка кружится. Сидевший рядом со мной Че курил и кашлял, кашель был влажным, словно все легкие у него были полны мокроты. От него плохо пахло — протухшим потом. Это был прилипчивый запах, и я отгораживался от него табачным дымом.