Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Именно поэтому есть все основания полагать, что все национальные генетические коды истории есть коды истории, а не нечто иного, а потому все они, без какого-либо исключения, принципиально открыты для формационного прогресса, каждый по-своему, с большим или меньшим масштабом цивилизационных изменений и потрясений, но открыты. Все дело лишь во времени, в собственной исторической зрелости, в характере внутренней мотивации и факторах внешнего давления, в условиях и последовательности формационных изменений. При этом история не терпит не только застоя, но и резких формационных скачков и жестоко мстит как за ничем не оправданную задержку, так и за ничем не обеспеченное историческое ускорение в развитии.

Правда, при всем при этом не все локальные цивилизации выживают в истории. В борьбе за историческое существование не все успевают вписаться в последовательность формационного развития. Не хватает либо времени, либо условий, либо собственной зрелости, а, как правило, и того, и другого, и третьего, в частности, и для того, чтобы цивилизационно адаптировать свой генетический код, реализовать его потенциал развития для освоения новых формационных свойств и качеств общества. А в ряде случаев не хватает и нечто субъективного - воли к жизни и борьбе, способности умереть за свои святыни, за свои архетипы социальности, культуры, духовности, за сам способ их проживания в истории. Нельзя развиваться в истории, не сохраняя основ своей цивилизационной идентичности в ней. Правда, бывает и этого недостаточно для того, чтобы выжить в истории.

Что же касается цивилизационной модернизации, то здесь есть одна и весьма радикальная особенность. Для того чтобы сохраниться в качестве модернизации, она должна быть осуществлена на базе господствующего генетического кода истории, быть его модернизацией, соответствовать ему, как генетическому коду истории данной локальной цивилизации, а не быть средством его преодоления в истории. В противном случае цивилизационная модернизация превращается в цивилизационный переворот, в исторический акт слома основ локальной цивилизации, ее гибели в истории. Именно с такой аномалией в своем историческом развитии столкнулась Россия в Октябре 1917-го, совместив поиск новых формационных качеств общества не с цивилизационной модернизацией, а с попыткой самого радикального в истории человечества цивилизационного переворота, преодоления генетического кода своей истории, себя как России.

Но, быть может, эта аномалия есть следствие общей исторической аномалии, цивилизационной ущербности России, генетического кода ее истории, которые и порождают кризис идентичности в России, цивилизационный раскол субъектной базы российской цивилизации, сам феномен вненациональной России? Быть может, все значительно проще: Россия сама виновата в том, что она Россия? Если это не так, то откуда тогда кризис идентичности в России XX века, особенно в его начале и конце, где истоки цивилизационного раскола России на национальную и вненациональную Россию? Конечно же, в особенностях России и в этом смысле в самой России, но не в принципиальной неполноценности ее как России, генетического кода ее истории. Ответственность России за свою собственную историю, поиск истоков кризиса идентичности в России XX века не должен доводиться до абсурда - до признания исторической неполноценности самой России, самих основ ее бытия в истории.

Россия виновата не в том, что она Россия, в этом как раз ее непреходящее достоинство и ценность, а в том, что она позволила и позволяет превращать себя в НЕ-Россию, уничтожать и издеваться над генетическим кодом собственной истории. Не он источник трагедии России в XX веке, как раз он, генетический код истории России до сих пор позволял ей выживать в истории и только потому, что она - Россия. Три революции; две мировые войны; одна гражданская; масса локальных войн; за одно столетие - в начале и конце дважды пережить изменение общественно-экономического строя - два формационных перехода; непрерывное экспериментирование над страной; навязывание ей системных кризисов; наконец, дважды за одно столетие втянуть нацию в изменение типа своей цивилизации, после чего в принципе не выживают. И все это сопровождалось колоссальными демографическими потерями. XX век стоил России не менее 60-70 млн. безвременно потерянных жизней абсолютно невосполнимых потерь в генофонде нации, которые еще долго будут сказываться на исторических судьбах России, дестабилизируя ее историю, начиная с самых чувствительных, субъектных основ. В истории ничто так незаменимо, как человек. Какой генетический код истории может вынести все это? Мы не говорим, что российский,- это очевидно, и история эту очевидность уже доказала.

А раз так, то она доказала нечто и другое и не менее очевидное: поразительную выживаемость в истории всего, что связано с Россией, а значит, полноценность исторических основ России, так как в истории выживает только то, что выживает. Ибо вынести все выпавшее на долю России в XX столетии, может только исторически полноценный генетический код истории, та система архетипов социальности, культуры, духовности, тот способ их проживания в истории, которые позволяют выживать и побеждать в истории. Россия сохранилась в XX веке не благодаря, а вопреки истории, которая для нее складывалась крайне разрушительно и, следовательно, благодаря себе как России, генетическому коду своей истории. А потому не он источник исторической трагедии России в XX веке, а та часть России, которая навязывает ей кризис идентичности, бегство от России: русским от своей русскости, России - от основ своей русско-российской цивилизации. Россию губит не Россия, а как раз то, что ею не является - вненациональная Россия, которая, однако, ею и порождается. И в этом суть еще одного из исторических парадоксов России. Наличие в ней массового вненационального субъекта многое объясняет в истоках кризиса исторической идентичности России, ее особой восприимчивости к идеям вненационального исторического развития и связанного с ним цивилизационного переворота, в частности, к идеям коммунистического исторического проекта и как формационного, и как цивилизационного.

В связи с этим весьма показательно, несмотря на то, что все-таки не Россия была автором коммунистического исторического проекта, это продукт европейского интеллектуального творчества, но именно в России была предпринята отчаянная попытка реализовать его, и реализовать в самых радикальных формах. Хотя при всем при этом он находил почву для своего произрастания по всему свету, с разным успехом, с разным влиянием на реальную историю, но по всему свету. Это говорит в пользу наличия в нем не узко национальных, а именно общечеловеческих мотивов, коль скоро к ним оказалось восприимчиво все человечество на определенном этапе своего исторического развития. Все передовое человечество своего времени было беременно коммунизмом, прошло через искушение его идеями, идеями марксизма. Само по себе такое могло стать реальностью только при условии, если марксизм стоял на уровне основных проблем и противоречий своего времени, был объясняющей их основой.

И вместе с тем именно Россия заняла в попытках реализовать идеи марксизма совершенно особое место, которое становилось таковым как раз по мере того, как особое место в ее истории захватывал вненациональный субъект - вненациональная Россия. Есть прямая зависимость между вползанием России в цивилизационную катастрофу и конституированием в ее историческом пространстве вненационального исторического субъекта, между логикой вненационального исторического развития и логикой исторической активности вненациональной России. И это не должно удивлять, ибо это одна и та же логика - логика разрушения исторической и национальной России. Поэтому понять феномен вненациональной России, его сущность и происхождение значит многое понять в самом феномене России, в истоках его исторической парадоксальности, в данном случае такой, с которой связаны причины слома основ исторической и национальной идентичности России в ХХ веке. Часть из них определяется особенностями развития национальных отношений в России и национального начала самой России.

Россия позже и иначе, чем Европа, вошла в эпоху буржуазного развития, которая, как никакая иная, является эпохой развития именно национального начала истории. Но позже войти в эпоху буржуазного исторического развития значит позже начать развивать национальное начало своей истории, тем более что этот процесс вообще был прерван в Октябре 1917-го. В итоге Россия просто не успела в полном объеме и с должной глубиной пройти период буржуазного развития, составной частью которого является развитие национального сознания и подлинных национальных ценностей, самого понимания значимости целей и смыслов национального бытия в истории. И как следствие всего этого, в самый критический для себя XX век Россия вошла национально не вызревшей, без развитого национального самосознания, без объединяющей национальной идеи и выраженной национальной воли.