Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспоминая все это, я подумал о том, что Войо участвовал в нашей борьбе с самого ее начала. В пламени этой борьбы каждый человек вел себя по-своему. Одни быстро уставали и начинали ворчать, словно их кто-то насильно заставил воевать. Другие, и среди них Войо, оставались верными себе до конца.
Чем больше я вспоминал его, улыбавшегося, раскрасневшегося в атаках, измученного бессонными ночами и голодными днями, тем меньше у меня оставалось уверенности, что я смогу о нем написать. Все, что с такими муками появлялось на бумаге, было лишь частицей Войо, чисто биографическими данными или общей фразой о нашем мужестве, и ничем больше. Когда я показал написанное Оскару, он мастерски подработал мои сухие фразы, они зазвучали по-новому. С удивлением я наблюдал, что делает Оскар с моими корявыми, как сухая ветка, фразами, как он смягчает их, придавая им ритмическое звучание и композиционную стройность. После вмешательства Оскара статья выглядела значительно лучше, но от образа Войо Масловарича не осталось и следа.
Вскоре основные материалы были перенесены на матрицы, и вот наконец появился полный номер журнала «Первая дивизия». Журнал получился скромный, как и тот сборник в Мирковичах, а я был страшно огорчен тем, что статья о Войо не удалась.
Вокруг нас сновали четнические группы. Их необычное миролюбие показалось нам подозрительным. И вдруг мы получили сообщение, что при входе в долину, недалеко от штаба, убили нашего посыльного. Это было дело рук четников. Они устроили засаду и выстрелами в спину сбили нашего посыльного с лошади, забрали у него сумку с почтой и автомат, а сами исчезли. Когда мы прибыли туда, посыльный, истекая кровью, умирал на снегу.
В один из этих дней во время бомбежки чуть не пострадал штаб дивизии, располагавшийся в двухэтажном здании. Спасла его чистая случайность. Это произошло вечером, когда налета вражеской авиации ждали меньше всего. Наблюдатель, находившийся на вершине горы, доложил о появлении самолета. Работники штаба немедленно прервали совещание и направились к выходу, спеша укрыться в лесу. Но было поздно — самолет устремился прямо на здание штаба. Все надеялись, что самолет, прежде чем сбросит бомбы, сделает один-два круга над селом, и поэтому решили переждать, пока он пролетит, и только потом пойти в лес и укрыться где-нибудь у ручья. Но самолет, не облетев села, сбросил одну-единственную пятисоткилограммовую бомбу и улетел. Бомба врезалась в землю под самыми окнами комнаты, в которой только что проходило совещание штаба, но, к счастью, не взорвалась. Стабилизатор ее несколько дней торчал из травы, и некоторые опасались, что бомба замедленного действия и в любой момент может взорваться.
После этого случая «визиты» немецких самолетов участились, и рота обслуживания вынуждена была уходить на километр от расположения штаба: там, в пастушьих хижинах, занималась учебой, высылала дозорных, получала пищу в термосах, а вечером возвращалась в Мирковичи, чтобы переночевать.
Через несколько дней фашистский самолет появился над долиной на рассвете. И снова только один. Рота уже отправилась к хижинам. Я почему-то задержался у штаба и теперь спешил догнать своих. Вдруг в районе расположения роты раздался оглушительный взрыв. Прибежав туда, я увидел ужасную картину. Оказалось, что бомба упала точно на хижину, в которой находился один из взводов роты. Очевидно, бойцы этого взвода, как и тогда работники штаба, думали, что если самолет не заходит на круг, значит, ему определен маршрут, опасности нет, а поэтому никто из них не стал прятаться в лесу.
Останки погибших бойцов были захоронены их товарищами. Для роты и штаба дивизии это был печальный день, потому что погибли испытанные, закаленные в боях люди. К сожалению, их имен я не знал.
По-видимому, кто-то из самого нашего окружения с большой точностью наводил вражеские самолеты. Подозрение пало на хозяина дома. Он был арестован, но на допросе категорически отрицал свою вину. При обыске в подвале дома был найден радиопередатчик, по которому хозяин поддерживал прямую связь с гитлеровцами из Баня-Луки. Узнав о том, что он раскрыт, хозяин ночью повесился в сарае, где его содержали под следствием.
ПРИКАЗАНО ВЫСТОЯТЬ
Я уже начал втягиваться в тихую, размеренную жизнь этого оторванного от остального мира поселка, и поэтому у меня сделалось неспокойно на душе, когда на шоссе вдоль ущелья вытянулась штабная колонна, готовая к маршу. Васо Йованович, сидя в седле, разговаривал с Владо Щекичем, громко восторгаясь красотами гор и ущелий возле Угра, которые уже неоднократно заставляли нас выбиваться из сил. Недалеко от них Крсто Баич о чем-то оживленно спорил с Оскаром и, покатываясь со смеху, то и дело разводил руками.
Из-под мокрых листьев, а кое-где из-под снега, уже показывались первые цветы. В воздухе пахло дождем и распускающимися почками. Кто-то из бойцов вслух пообещал себе вернуться в этот край после войны, чтобы вдоволь налюбоваться красотой здешних гор.
На ночной привал мы остановились в недавно освобожденном Мркониче.
Проснувшись утром, я увидел, что вокруг меня лежат складские мешки и ящики. Склад помещался на окраине города в сарае с проломленной крышей. В ожидании завтрака, который давно уже стал для нас и обедом, я вытащил из багажа наш ротный патефон и поставил пластинку, чтобы поднять настроение товарищам. Пластинка не успела докрутиться и до половины, как на соседнем пустыре глухо застучал станковый пулемет. Он находился примерно в двухстах шагах от меня. Стрельба оглушила меня. Тыловые подразделения в панике складывали на повозки имущество, а взводы ринулись вправо, надеясь укрыться за ближайшими холмами. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы батальон «Раде Кончар» не ударил гитлеровцам во фланг и не остановил их.
Теперь немцы
