Ужасный век. Том I - Андрей Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клас ван Вейт очень осторожно подбирал слова.
— Я немногое помню о Великой войне, ведь был ещё ребёнком. И моей семье тогда повезло. Я не испытываю ненависти ни к Балеарии, ни к Стирлингу, если вы об этом.
— Не об этом. И вы не смогли исполнить мою просьбу. Но ничего, я не виню вас. О некоторых вещах очень нелегко говорить откровенно.
Как бы то ни было, Великая война кончилась давно. И мастер ван Вейт ясно видел: у Балеарии раны зажили куда быстрее, чем у прочих. Более того! Вместо уродливых рубцов страна получила то, что теперь её лишь украшало.
Прежде Балеария была империей, управляемой одной крепкой рукой — и тем походила на Старую Империю в последние её годы. Теперь — напротив: воля монарха в Балеарии значила едва ли не меньше, чем где-либо ещё. Ворох новых законов разделил власть не только между троном и его крупнейшими вассалами. Многие права получили те, кто был не слишком-то благороден, но зато очень богат.
Клас ван Вейт помнил из детства всеобщие рассуждения: слишком смелые идеи! Недолго, мол, протянет королевство, которое отдало торговые порты, цеха и гильдии в руки магнатов. Где это видано — чтобы монарх не советовался с вассалами по доброй воле, а был обязан выслушивать их требования? Иронично, что всё это давно можно было сказать о Лимланде: вроде бы удачном примере перемен.
Однако Лимланд легко замечали лишь в бухгалтерских книгах, а не на карте. Балеария же была огромна. Дескать, это совсем другое! А уж сравнивать с норштатскими государствами… сколько их, сотня? Мало кто мог сходу ответить точно. Быть может, сами норштатцы давно утратили счёт.
Крамольными многие сочли и изменения, коснувшиеся Церкви: особенно учитывая, что ещё при Старой Империи главой верующих в Творца Небесного был марисолемский понтифик. Он и теперь формально оставался во главе — на бумаге даже стирлингское духовенство подчинялось Небесному престолу. Хоть на деле, конечно, отношения между понтификом и архиепископом из Кортланка разорвались давным-давно.
Вера ослабла в Балеарии вполне естественным образом. Ведь законы, написанные людьми, тут поставили выше многих прав, данных Творцом Небесным. Ослабла и сама Церковь, у которой отобрали львиную долю прежних богатств. В этом соседи также видели предвестие скорого краха Балеарии.
Но двадцать лет спустя любому человеку, имеющему глаза и уши, оставалось только признать: вышло наоборот. Иначе человек этот — либо глупец, либо лжец.
Без сомнений, проигравшая Балеария жила теперь лучше победившего Стирлинга — который от войны до сих пор не оправился. Находились мыслители, высказывающиеся даже более смело: дескать, теперь Балеарское королевство сильнее, чем было до Великой войны. Иногда, мол, нужно проиграть ради того, чтобы в итоге победить.
Клас ван Вейт ещё в детстве твёрдо решил, что посвятит жизнь искусству — и всякой политики сторонился, включая споры об особом пути Балеарии. Увы: политика плевать хотела, сторонишься ты её или нет. Особенно — когда живёшь в землях, что от войны… «порядком пострадали»? Ха… Великая война Лимланд просто изнасиловала. Вот это — нужное слово.
Канцлер будто прочитал мысли художника.
— Знайте, сеньор ван Вейт: я искренне желаю вашему королевству скорее оправиться от ран и, подобно Балеарии, засиять пуще прежнего. Что бы ни говорили о нас северяне, балеарцы давно не хотят никакой войны. Я сам не желаю видеть марширующих на смерть полков. Более того!.. — канцлер поднял указательный палец. — Уверяю: Её Величество Анхелика, добрая королева наша, ни в коем случае не допускает такого инструмента ведения политики, как война!
Акцент на мнение королевы прозвучал для художника саркастически. Да кажется, канцлер не постеснялся специально придать ему гротескный пафос. Её Величество любила балы, представления, шумные праздники. Если верить слухам — выбор фаворитов интересовал её куда больше, чем выбор государственных мужей на должности. Блистательная Анхелика никогда не сводила взгляда с самой себя.
По крайней мере — если судить со стороны. Но в одном сомневаться уж никак не приходилось: представление балеарской королевы о войне ограничено потешными инсценировками и театральной сценой. В королевской опере нынче любили военные сюжеты. Ван Вейту таковая мода казалась немного странной — однако он не тешил себя иллюзией, будто в полной мере познал Балеарию.
— Лимланд никогда не славился воинственностью. Мир у нас получается строить лучше, чем сражаться.
Художник сам удивился тому, с какой горечью это прозвучало. Когда меряются силой мускулов — даже самые мудрые слова не имеют веса, к сожалению.
— И это правильно! – воскликнул канцлер, всплеснув руками. — Сеньор ван Вейт, давайте прервёмся. Вынужден признать: наша совместная работа за утро успела немного утомить. Да и вы наверняка устали? Я знаю верное средство для восстановления сил. Освальдо!..
Благодаря расторопности слуги «верное средство» немедленно появилось на низком столике. Оно весьма заманчиво поблескивало в хрустале графина: не то серебром, не то лунным светом. А может быть, и солнечным. Освальдо наполнил бокал Сантьяго, а едва поднёс сосуд ко второму — канцлер остановил его.
— Не нужно: я сам налью мастеру ван Вейту. Оставь нас.
Двери — обитые атласом, в два человеческих роста, затворились за слугой. Освальдо на Класа ван Вейта произвёл неожиданно сильное впечатление. Известное дело: к слугам многие относятся с презрением. Нередко они того заслуживают. Но Освальдо, уже почти старик, служил с каким-то удивительным достоинством. С очевидно читаемой гордостью за свою скромную роль.
— Вы, сеньор ван Вейт, удивлены выбором напитка? Наверняка удивлены. Все знают балеарские красные вина — и все любят их, конечно же. Даже стирлингская знать до сих пор пьёт балеарское — и чему удивляться! У них, в землях Бомонтов и Скофелов, делают такую кислятину… Я пробовал дважды: в первый и последний раз. Однако вернусь к важной мысли! Белые балеарские вина трагически недооценивают, поверьте мне. Разумеется, их изготавливают у нас много меньше красных, а лучшие сорта бывают слишком дороги даже для обеспеченных людей. К тому же…
Канцлер ожидал, пока художник соберёт рабочие принадлежности и поднимет со столика бокал.
— …к тому же мы коснулись вопросов войны и мира. Это очень к месту. О наших красных винах так и говорят: «кровь Балеарии». Пусть не в мрачном смысле, но зачем такие ассоциации? Мы с вами выпьем за мир, а к миру белое вино подходит
